ногой дверь и вошел внутрь. Но
в тот же миг выскочил обратно во двор, прижимая к носу платок. Из помещения ударил ужасный смрад. Один из чиновников отважился переступить порог и заглянул внутрь.
За столом под окном сидел смотритель с опущенной на грудь головой, пальцы правой руки лежали на кнопке сигнального аппарата.
Чиновник приблизился к столу и, побледнев, шагнул назад к выходу. Короткий взгляд, брошенный на руку обходчика, подтверждал, что телеграфный ключ сжимали не пальцы, а три голые, лишенные мяса фаланги.
В тот же момент сидящий за столом зашатался и свалился на землю как колода. В нем опознали труп Язьвы в состоянии полного разложения. Присутствовавший врач подтвердил смерть, которая наступила по крайней мере десять дней назад.
- 124 -
Составили протокол и похоронили останки на месте, отказавшись от вскрытия по причине сильного, далеко зашедшего разложения.
Причину смерти не выявили. Крестьяне из соседних сел, когда их спрашивали об этом, не могли дать никаких объяснений, кроме того, что уже долгое время не видели Язьву. Через два часа комиссия вернулась в Остою.
Начальник Домбровы в эту и последующие ночи спал спокойно, не потревоженный сигналами. Но через неделю на линии Домброва — Глашув произошла ужасающая катастрофа. В результате несчастного случая отцепившиеся вагоны налетели на скорый поезд, который шел навстречу, и разнесли его вдребезги. Погиб весь служебный персонал и более восьмидесяти пассажиров.
Экспресс «Continental» несся во весь опор по дороге из Парижа в Мадрид. Время было позднее, близилась полночь, слякотная, дождливая. Мокрые плети дождя хлестали по ярко освещенным окнам и разбрызгивались по стеклу слезными вереницами капель. Выкупанные в ливне корпуса вагонов поблескивали в свете придорожных фонарей, словно влажные панцири. От их черных тел в окружающем пространстве разносился глухой перестук, многоголосый говор колес, сталкивающихся буферов, безжалостно вдавливаемых в дорожное полотно рельсов. Проворно бегущая цепь вагонов пробуждала в тишине ночи спящее эхо, выманивала замершие в лесах голоса, воскрешала дремлющие озерца. Поднимались чьи-то тяжелые, сонные веки, раскрывались в ужасе какие-то большие глаза и цепенели в мгновенном испуге. А поезд мчался дальше, в буре ветра, в танце осенней листвы, волоча за собой длиннющий шлейф вихрей потревоженного воздуха, лениво повисавшего позади дыма, копоти и сажи, мчался дальше, без передышки, разбрасывая за собой кровавые сувениры искр и угольный шлак.
В одном из отделений первого класса, втиснувшись в угол между стенкой вагона и подушкой спинки дивана, дремал мужчина лет сорока, крепкого геркулесового телосложения. Тусклый свет лампы, с трудом сочившийся сквозь затянутый абажур, освещал старательно выбритое, вытянутое лицо с гримасой упрямства вокруг узких губ.
- 126 -
Он был один; никто не мешал сонным раздумьям. Тишину закрытого купе нарушал разве что стук колес под полом да бормотание газа в горелке. Красный колер плюшевых подушек рассеивал вокруг душный, знойный оттенок, навевал сонливость, словно наркоз. Мягкие, податливые под пальцами тканевые чехлы приглушали отзвуки, смягчали грохот рельсов, прогибались послушной волной под весом тела. Купе казалось погруженным в глубокий сон; дремали задернутые на колечках занавески, сонными движениями покачивались зеленые багажные сетки, растянутые под потолком. Убаюканный равномерным движением вагона, путешественник склонил уставшую голову на изголовье и уснул. Выпущенная из рук книжка соскользнула с колен и упала на пол; на обложке из нежного, темно-шафранового сафьяна виднелся заголовок «Свилеватые линии»*, рядом — изящно вытисненное имя владельца: Тадеуш Шигонь...
В какой-то момент спящий беспокойно пошевелился, открыл глаза и повел взглядом вокруг; на мгновение его лицо отразило изумление в попытке сориентироваться; путешественник словно не мог понять, где он и почему здесь оказался. Но в тот же миг на губах появилась улыбка снисходительного смирения, крепкая нервная рука поднялась в небрежном повелительном жесте, спазматическая гримаса на губах сменилась печатью разочарования и презрительного отвращения. Он снова впал в полусонное состояние...
В коридоре вагона послышались чьи-то шаги; дверь рванули, сдвинули, и в купе вошел кондуктор:
— Попрошу билет.
Шигонь не дрогнул, не подал признака жизни. Кондуктор, подумав, что тот спит, подошел и тронул его за плечо:
— Простите — попрошу билет.
Путешественник озадаченно взглянул на пришельца.
— Билет? — зевнул небрежно. — У меня его еще нет.
— Почему вы не купили на станции?
— Не знаю.
____________
* «Свилеватые линии» (Wichrowate linie) — название авторского сборника Грабинского, не вышедшего при жизни автора. Впервые полностью опубликован в 2012 году.
- 127 -
— Вы заплатите за это штраф.
— Штра-а-аф? Да, — добавил сонно, — заплачу.
— Откуда вы едете? Из Парижа?
— Не знаю.
Кондуктор возмутился:
— Как это вы не знаете? Любезный господин насмехается надо мной? Кто же должен знать?
— Неважно. Допустим, я сел в Париже.
— Куда же мне тогда выписать билет?
— Как можно дальше.
Кондуктор внимательно посмотрел на пассажира:
— Я могу дать вам билет только до Мадрида; там вы можете пересесть в любом направлении.
— Все равно, — безразлично взмахнул он рукой. — Лишь бы ехать.
— Билет я выдам вам чуть позже. Сначала я должен выписать его и рассчитать стоимость вместе со штрафом.
— Хорошо, хорошо.
Внимание Шигоня уже некоторое время было приковано к лацканам с железнодорожными значками: пара обрезанных крыльев, вплетенных в колесо. Когда кондуктор с ироничной улыбкой двинулся к выходу, Шигоню вдруг показалось, что это лицо, кривящееся в знакомой гримасе, он видел уже не первый раз. Какой-то черт внезапно дернул его с места, и на прощание он предостерег кондуктора:
— Остерегайтесь сквозняка, крылатый господин!
— Будьте спокойны, я закрываю дверь.
— Остерегайтесь сквозняка, господин, — упорно повторил, — порой можно и шею свернуть.
Кондуктор уже был в коридоре.
— Псих или пьяный, — заметил он вполголоса и прошел в соседний вагон.
Шигонь остался один.
Он пребывал в стадии одного из своих знаменитых «побегов». Однажды, ни с того ни с сего, этот странный человек находил себя в нескольких сотнях миль от родной Варшавы, где-нибудь на другом краю Европы, в Париже, Лондоне или в каком-то захолустном городке в Италии — к собственному
- 128 -
удивлению просыпаясь в каком-то неведомом отеле, который видел впервые в жизни. Каким образом он, неожиданно для себя, оказывался в чужой среде, никогда не удавалось выяснить. Когда он расспрашивал служащих гостиниц, те обычно мерили этого высокого мужчину в желтом плаще любопытным, иногда ироничным взглядом и информировали его об очевидном состоянии вещей; что он прибыл вчера вечерним или
