советскими истребителями. Приземлился прямо здесь. Такова судьба, понимаете ли… Человек, по-моему, во всех отношениях добрый, но слегка сдвинут на фашистской идеологии. До сих пор боготворит Гитлера. Впрочем, совершенно не агрессивен.
— И еще вопрос. Едят здесь людей или нет?
Профессор заразительно рассмеялся:
— Ах, вы о том могильнике? Его выкопали еще первые поселенцы. Земли было мало. Чтобы весь остров, в конце концов, не превратился в кладбище, покойников решили хоронить в яме. Кости животных кидали туда же, так что Пелагия с Николаем, вовсе не людоеды, как вы изволили подумать. И ели они не рыбака, а козленка, которого недавно забили.
— А рука в чугунке?
— А паутина? В доме Прокофия нет паутины. Там чисто. Я у него бывал и ничего подобного не видел. Думаю, что он не хотел вас пугать специально.
— Ух ты! Не хотел?
— Вы же сами говорили: дверь удерживали, не пускали внутрь. Он знал, что ваше воображение нарисует что-нибудь ужасное. Такое здесь часто случается.
— Действительно. Багульник… болотные газы…
— Но вы проявили упрямство. Требовали впустить. Вот и получили свое. Тем более вы действительно вряд ли симпатичны Прокофию. Не хотите жить по местным правилам.
— И он делает так, чтобы еще больше утвердить меня в желании драпать отсюда? Не логично. Вот если бы я вошел к нему, а там не рука в котелке, а стол с коньячком, икоркой, севрюжиной, ананасами. Может, я и сомлел бы от счастья. Сказал бы: «Чтоб мне так жить!» — А Прокофий: «Да ради Бога…».
— Вряд ли этому человеку памятны такие продукты. Это раз. Кроме того, видения, которые возникают вокруг него, как правило, не результат его воли. Это, я полагаю, наши материализовавшиеся страхи. Он сам говорил о чем-то подобном. С другой стороны… он же ничего не знает о ваших кулинарных пристрастиях. Вдруг он решил, что вам именно человечинки хочется попробовать? Ха-ха…
— Да уж. Ха-ха!
— Извините. Так редко пошутить удается. Хм-м… Я вам скажу главное… Все эти видения никакого реального зла не несут. Но говорят, если их не прекратить с помощью морса, то человек может сойти с ума.
— Ничего себе — не несут. Я чуть не утонул в болоте. И именно Прокофий меня туда загнал. Добрячок этот гостеприимный.
— Так он же вас и спас.
В эту ночь Валерию приснился сон. Христос, Ленин, Сталин и Гитлер играют в карты. На судьбу человечества. Христос очень умен. Он играет честно и мог бы легко обыграть всех. Но… товарищ Ленин без конца блефует, у Сталина время от времени появляются вышедшие козыри, а Гитлер давит морально, сокрушаясь, что Понтий Пилат не довел дело до конца, и уж он, фюрер Великого Рейха, такой шанс не упустил бы.
Они не могут остановиться, поскольку все время ничья, и Валерий начинает замечать, что Христос очень похож на Василия, Ленин на деда Сома, Сталин, если судить по глазам — на Прокофия, а Гитлер — то на Николая, то на Мисоса, то на Герасима.
Утром он долго пытался привести в порядок мысли. Как-то не складывалось пережитое в осмысленную картину. Он понимал, что все творящееся здесь — не бред, не морок, а реально происходящие события, и не мог в них поверить безоговорочно.
Валерий подошел к божнице и стал глядеть на странного Бога.
«Василий… Василий — единственный здесь, кто верит во Христа. И чуть ли не тайно. Надо сходить к нему».
Однако дорога до гати не запомнилась. Могла помочь Лида. Она всегда согласна составить ему компанию в качестве проводника по местным лабиринтам.
Но ни Сома, ни Лиды дома не оказалось. Не было их и нигде поблизости.
«Наверно в лесу или болотах промышляют», — решил Валерий. Оставалось сходить к профессору. Тот, хоть и со странностями, но все-таки не лешак вроде Прокофия.
На вишневой аллее Валерий, к своему удивлению и удовольствию, столкнулся с самим Василием. Тот бережно нес саженцы, по-видимому, подаренные ему Аркадием Аркадьевичем. Увидев Валерия, старик обрадовался и, подмигнув, напомнил:
— Хорошо пели. До сих пор переживаю.
— Как там Герасим?
— Воюет.
— С кем?
— С природой. Пруд копает. Сказал — карасей разведем.
— Так это же хорошо. Своя рыба будет под боком.
— Ясно, что хорошо. Да я просто так — шуткую.
— Один копает?
— Как же… Я помогаю.
— Я тоже мог бы. Хожу вот без дела…
— Ну и хорошо, втроем мы быстро заладим. Прямо сейчас и пойдем…
В доме Василия пообедали. Пригласили и Герасима.
— Сколько вам лет? — спросил Валерий немца.
Тот растерялся.
— Бестактный вопрос, что ли? — Валерий тоже смешался. Попробуй пойми, что тут можно говорить, а что не следует.
— Да нет, почему же, — немец как будто начал вспоминать. — Просто не считаем мы эти годы. Сначала, помнится, я их метил. Зарубки на крыльце делал. Штук двадцать нарезал. А потом бросил. Много мне уже годов — так полагаю.
— Выглядите молодо, — сказал Валерий.
— Мне-то все равно. У меня и зеркала нет. Хотя живут в этой местности все долго. А возраст — это когда вам другие о нем говорят. Сам я его не замечаю. Как будто и сейчас двадцать.
Василий кивнул. Валерий согласился.
После обеда Герасим ушел.
— Надо торопиться, — сказал он. — Глядишь, к зиме и рыбку пустим.
— Мы тоже придем, вот только груши посадим, — пообещал Василий. Он убрал посуду, поставил остатки картошки в печь.
— Не растолкуете вы мне одну вещь? — спросил Валерий.
— Коль разумлю, так растолкую.
— Во всех домах я тут побывал, и везде иконы разные. Ленин, Сталин в углах стоят. Это же не боги. Это люди. Причем далеко не святые, скорее наоборот.
— Не знаю я, кто они такие, — вздохнул Василий. — Одно скажу. Христос на земле не был Богом. Он жил как все. Страдал от голода, боли, холода и жары, он мог бы делать все, что делают другие — ненавидеть, обманывать, злоречить и убивать, но он выбрал иной путь. И за веру свою, радение о других и за великое свое терпение, приблизился к Всевышнему и стал Богом, и именно он — наш Спаситель. А люди? Люди нетерпеливы. Они бажат счастье побыстрей заполучить. Не заработать — захапать. Вот и тянутся к богам лукавым. А лукавые боги — лукавые люди. Во что веришь, та сила и берет над тобой власть. В Господа Иисуса — он тебе подмога. В асмодея какого — он завсе через тебя дуровать будет.
— Вы имеете в виду Прокофия?
— И его, и других прочих. Я так думаю: душа
