внимала сейчас каждому её слову.
– Смотри, в нашем доме живут такие же люди, как и везде. Живут своей жизнью. Но те, кого видим мы с тобой -это не они.
– А кто?
– Иные. Те, кто уже давно умерли, но умерли такой смертью, ушли раньше срока, что продолжают думать, будто они живы. Они живут параллельно с настоящими, живыми жильцами в их квартирах. Не заметила разве до сих пор, что в каждой квартире по одному жильцу, а? Ну, кроме вот Янки с мужем. Квартиры эти вроде как могилы…
– А настоящие жильцы, ну, нормальные живые люди, они где? – изумлённо спросила Саша.
– Настоящих ты просто не видишь, – ответила старуха, – Потому что ты особенная. И переехав в этот дом, твой дар обострился, ты сейчас вроде как живёшь не в своём мире. Понимаешь? И чем дольше ты будешь тут находиться, тем сложнее тебе будет выбраться, тебя постепенно засосёт на ту сторону. А после, в настоящем мире, тебя найдут мёртвой. Понимаешь? Если хочешь остаться живой и прожить долгую и счастливую жизнь, уезжай отсюда. Продай квартиру и уезжай.
– А как же новые жильцы? – всё ещё не веря, спросила Саша, – Я же не могу подложить людям такую свинью.
– А ты и не подложишь, – ответила Никитична, – Те, кто тебе продали жильё и те, кто купят у тебя, обычные люди. Они не будут видеть ни Яну, ни Марковну, ни прочих. Они будут видеть настоящих. Живых соседей.
– И много их, таких домов?
– Очень много. Души живут рядом с нами, ты можешь их заметить иногда краем глаза, боковым зрением, но если повернёшься, ты никого не увидишь.
Саша молчала.
– Уезжай отсюда, – снова сказала Никитична.
– А как же вы тогда здесь живёте? Почему не уедете? – вдруг сообразила Саша.
– А я уже и сама не знаю, на какой я стороне, – улыбнулась старуха, – Да мне и без надобности. Лет мне уже много. Всё одно. А ты уезжай поскорее, девонька. И прости меня, коль чего не так сказала.
Саша отвернулась буквально на миг, а когда посмотрела на старуху, на тропинке уже никого не было. Она в панике закрутила головой во все стороны, ища Никитичну, но та, словно сквозь землю провалилась. Парк был пуст, лишь ветер носил снежинки в сером небе. Солнце скрылось за тяжёлыми свинцовыми тучами, начиналась метель. Саша наклонилась, что-то смутило её на снегу. И когда она рассмотрела, то не поверила своим глазам, то, что она увидела, не поддавалось никакому логическому объяснению. По дорожке, где они только что шли вдвоём с Никитичной, тянулись две цепочки следов – Сашины и птичьи. Саша застыла в изумлении, и тут ветер взметнул снег, бросил пригоршню в лицо Саше. Она зажмурилась, заморгала, закрыла глаза. А когда открыла, то увидела, что на её плечо прилипло перо. Девушка взяла его в руки, оно было жгуче-чёрным, переходящим в кроваво-красный наверху. Саша повернулась и быстрым шагом зашагала прочь.
Тёплое июльское солнце заливало широкий подоконник, на котором сидел семилетний Витька и, высунув язык, старательно выводил на бумаге какие-то каракули. Распахнутое окно второго этажа выходило во двор. Со всех сторон огороженный пятиэтажками из красного кирпича, он утопал в зелени листвы и пестрел разноцветьем цветочных клумб, заботливо и зорко охраняемых от хулиганов дворовыми бабушками. На скрипучих качелях у второго подъезда качались сёстры Каргачёвы – Варька и Катька. Они были старше Витьки на два года, уже закончили второй класс, и поэтому всё время воображали из себя невесть что и задирали нос перед малышнёй, вроде него. Витёк должен был пойти в школу нынешней осенью, а пока что он выпустился из сада и сидел дома с бабушкой Зинаидой Михайловной и мамой, пока отец был на работе.
Мама раньше тоже работала, но прошлой осенью она сильно заболела, всё время пила какие-то лекарства и ходила к врачам, а в марте и вовсе слегла, и теперь почти всегда находилась в постели, вставая лишь изредка, да и то с трудом. За Витькой смотрела в основном бабушка, а папа приходил уже поздно, ведь ему теперь нужно было работать за двоих. Чем мама болела, Витька не знал, но видел, как из цветущей молодой женщины она превращалась на его глазах в немощную, бледную тень человека. Ему очень хотелось помочь мамочке, чтобы она поскорее поправилась, и поэтому он старался вести себя, как хороший и примерный мальчик – не баловаться дома, не хулиганить во дворе, как этот шебутной Костик Прокопченко из третьего подъезда, которого боялись даже ребята постарше, слушался бабушку и всё съедал за обедом, чтобы не расстраивать маму. Он часто сидел возле её постели, и читал по слогам сказку про его любимых гномов, что жили под землёй и лишь раз в году выходили на поверхность земли, чтобы просушить под лунным светом своё золото. Мама слушала, кивала, улыбалась и тихо засыпала под его монотонную речь. Тогда он неслышно закрывал книгу, убирал её на тумбочку, где стояли многочисленные мамины пузырьки с таблетками, и на цыпочках выходил из комнаты.
Гулять во дворе бабушка выпускала Витьку одного. Во-первых, двор был закрытый с трёх сторон домами, а с четвёртой была довольно широкая берёзовая посадка, за которой проходила проезжая часть, а за нею – городское кладбище, во-вторых, все во дворе были знакомы между собою, жили тут уже давно, и посторонних тут практически не бывало, их пятиэтажки стояли обособленно, в-третьих, на скамейках в любое время дня сидели сердобольные бабушки, гуляющие с внуками или же просто вышедшие погреться на солнышке и обсудить пенсии, ситуацию в мире, рассаду, котиков, цены в магазине, и жизнь детей, и потому вся дворовая малышня находилась под их неусыпным надзором, ну а в-четвёртых, Витька просто был спокойным и разумным ребёнком и бабушка ему доверяла, зная, что он никуда не убежит и не совершит чего-то дурного.
Витька дружил со многими ребятами, но лучшими его друзьями были Руслан и Санёк, с которыми он должен был в сентябре пойти в один класс. Руслан жил с ним в одном подъезде, двумя этажами выше, а Санёк в пятиэтажке напротив. Они вместе обследовали потаённые уголки двора, зарывали под зарослями лопухов свои сокровища, катались зимой на санках, и гоняли летом на самокатах по тротуару, окружающему детскую площадку в центре двора. Но недавно у дворового молодняка появилось новое тайное увлечение, которое держалось в строгой тайне от взрослых и недружественных компаний.
Ребятня собиралась стайками и шепталась по углам, обсуждая свои секретики, не забывая периодически оглядываться по сторонам – не подслушивает ли откуда-то из-за угла вражеский лазутчик. Однако, то ли ветер, гуляющий во дворе был слишком силён и доносил обрывки фраз до неприятеля, то ли в каждой стайке имелись свои доносчики, но вскоре о тайне знала вся дворовая ребятня в возрасте от семи до двенадцати лет. Те, кто были помладше, мирно копались в песочнице и ещё не вникали в витиеватые хитросплетения старших, подросткам же было уже не до малышни, их интересовал лишь свой собственный мир, полный попыток заявить окружающим о себе, сложностями первой любви и становления личности. Итак, средняя прослойка дворового молодняка была поглощена новой тайной. А состояла она вот в чём.
Кто-то из ребят поведал остальным о том, что есть такая весьма занятная игра, называется она «Письма» и суть её в том, что ты должен написать письмо от своего имени, в котором можно попросить что-то самое заветное, затем следовало проколоть булавкой палец, выдавить каплю крови и поставить «печать» в конце листа с собственноручной подписью. Затем, листок складывался, ложился в конверт, который тоже непременно нужно было склеить самому, и вечером, перед самым сном, письмо надобно было опустить в свой почтовый ящик. Самое же интересное ждало тебя на следующий день, точнее утро. Встать нужно было рано, пока никто ещё не успел опередить, и заглянуть в ящик раньше тебя. В ящике будет лежать твой конверт, оставленный накануне, но это только
