3
…молвил отец… — Отец Генриха предвосхищает своей судьбой жизнь сына. Подробнее см. статью «Миф Новалиса».
Старик встретил меня… — Это врач Сильвестр из второй части, где он вспоминает: «Твой отец был не старше тебя, когда посетил меня…» (с. 99 — здесь и далее указаны страницы наст. изд.).
…обстоятельный разговор… — Об этом разговоре Сильвестр вспоминает во второй части: «Он расположил меня к себе, и я был не прочь показать ему бесценные древние клады, что завещал нам безвременно почивший мир» (с. 99).
…к высокой горе. — Это Кифхейзерберг в Золотой долине в Тюрингии. Новалис описывает местность, хорошо ему знакомую.
…восседал старец… — Таков, по преданию, Фридрих I Барбаросса (1122–1190), император Священной Римской империи. Предок Новалиса Дидерикус де Харденберг впервые упоминается при Фридрихе I. Согласно легенде, Фридрих Барбаросса (Рыжая Борода, ит.) вернется перед Страшным судом, создаст всемирную христианскую империю и установит мир на земле. Во второй части романа Фридрих I (старец) отождествляется с Арктуром, королем из сказки Клингсора, которой заканчивается первая часть романа. В набросках к сказке сказано: София — супруга Арктура. С Фридрихом, вероятно, связано и определение «кесарь мистический» (из набросков). Во второй части романа Генрих должен быть представлен императору Фридриху II (1194–1250), внуку Фридриха Барбароссы. «Дом Гогенштауфенов — будущий царствующий дом» (из набросков). Всемирная сакральная христианская монархия — главная тема романа. Об этом же говорится во фрагменте «Христианство, или Европа», писавшемся одновременно с романом. 20 октября 1798 г. друг Новалиса Фридрих Шлегель говорит, что он ничего так не жаждет, как христианской монархии. В этих словах явно выражается чаянье самого Новалиса. Сакральная христианская монархия связывается в романе с наступлением, вернее с возвращением, Золотого века. «Замкнут круг тысячелетий в мире вечной старины», — как сказано в «Песни мертвых», приводимой Людвигом Тиком (с. 107). Размышления об этой вечной старине, представленной голубым цветом (о нем впервые поведал Генриху странник), предшествуют вещему сну Генриха. См. начало первой главы: «Рассказывают, будто в старину звери, деревья и скалы говорили с людьми. Они, сдается мне, вот-вот опять начнут, и по ним я угадываю, что я услышал бы от них» (с. 8). См. также Astralis: «Весь мир стал сном, сон миром стал». Все это приметы Золотого века.
…родному городу… — Родной город Генриха далее упомянут: это Эйзенах у подножия Вартбурга на северо-западной окраине Тюрингского леса. Вартбургская резиденция ландграфа построена в конце XI в. В этой резиденции в 1521–1522 гг. Мартин Лютер переводил Библию на немецкий язык. С Вартбургом связано легендарное упоминание Генриха фон Офтердингена, будто бы участвовавшего там вместе с Вольфрамом фон Эшенбахом и Вальтером фон дер Фогельвейде в состязании поэтов. «Состязание певцов — первый акт на земле», — говорится в набросках, где «состязание поэтов» упоминается неоднократно.
…благословенные реликвии… — Явная перекличка с фрагментом «Христианство, или Европа», где речь идет о настоящих реликвиях: «Принято было собирать повсюду с проникновенной тщательностью всё, что принадлежало этим возлюбленным душам, и каждый почитал себя счастливым, если обретал подобную реликвию…» (с. 135).
Отрадная бедность… — Райнер Мария Рильке подхватывает этот мотив в своей «Книге о бедности и смерти» (1903): «Ты только бедность бедному верни!» (Пер. мой. — В. М.)
Генрих был крестником ландграфини… — Вартбургское состязание поэтов, по преданию, проходило при ландграфе Германе Тюрингском (1190–1216). Имя ландграфини — София. Известно, какое значение имело это имя для Новалиса. Его юную умершую невесту звали Софи. «София — священное, Неведомое», — писал Новалис в набросках. Первая часть романа заканчивается стихом: «Святыня сердца вверена Софии». См. также стихотворное посвящение, предшествующее роману.
Купцы вторили ей… — Купцам отводится в романе существенная роль. Именно купцы угадывают поэтическое призвание Генриха: «И чудесное влечет вас, а где же стихия поэта, если не в чудесном!» (с. 17). В набросках к роману сказано: «Поэзия никогда не должна быть главной темой, она всегда лишь чудесное». В письме к Людвигу Тику от 23 февраля 1800 г. Новалис пишет о романе: «Всё в целом должно быть апофеозом Поэзии». Таким образом, высказывание купцов явно затрагивает художественно-философскую концепцию всего романа, задуманного Новалисом как противовес к «Вильгельму Мейстеру» Гёте. Герой Гёте отказывается от своего театрального (поэтического) призвания ради практической деятельности. У Новалиса к поэзии склоняют Генриха именно купцы, люди сугубо мирские и практические. В самом конце романа купцы должны были появиться снова. При этом о них всегда говорится во множественном числе, и никто из них не выступает отдельно от других. Комментатор немецкого издания Рихард Самуэль уподобляет купцов античному хору.
…духовное звание… — Спор купцов с Генрихом о духовном звании, в особенности слова Генриха о науке горнего, перекликается с началом фрагмента «Христианство, или Европа»: «Как отрадны были для каждого его земные труды, когда надежное будущее было ему уготовано этими святыми людьми…» (с. 134). Напротив, аргументы купцов соотносятся с критикой священства в том же фрагменте: «Священники забыли свой истинный долг — быть первыми по уму, проницательности и образованности…» (с. 136).
…один из этих диковинных поэтов… — Певцы пересказывают в прозе миф о древнегреческом певце Арионе. Известны поэтические версии этого мифа, созданные А.-В. Шлегелем и Людвигом Тиком. Ариону впоследствии посвятил свое знаменитое стихотворение А. С. Пушкин.
…признательное морское страшилище… — в греческом мифе дельфин.
В другом предании… — Поэтический дар отождествляется с благородным, даже царственным происхождением, что в дальнейшем обнаруживается на примере самого Генриха. В «набросках» говорится о праимператорском роде. Новалис также пишет: «Повествование о поэте может стать судьбой Генриха». Так впоследствии Р.-М. Рильке настаивал на своем аристократическом происхождении, не подтвержденном ничем, кроме его поэзии, но признаваемом такими исконными аристократами, как принц Эмиль фон Шенех Каролат и княгиня Мария фон Турн-унд-Таксис Гогенлоэ (см.: Витковский Евгений. Райнер. Мария. Орфей // Рильке Райнер Мария. Стихотворения (1895–1905). Харьков; М., 1999. С. 29). Отождествление поэтического дара со знатным происхождением, таким образом, идет от Новалиса, исконного родового аристократа, напротив, своим знатным происхождением подтверждающего свой поэтический дар.
…чудесного… — В устах купцов чудесное своего рода лейтмотив, сопутствующий поэтическому искусству.
Рустам — герой иранского эпоса, воспетый Фирдоусй в его поэме «Шахнаме» («Книга царей»). Рустам происходит от царя Джамшида, семисотлетнее царство которого описывается в «Шахнаме» как Золотой век. Земным раем названо и королевство, о котором идет речь. Включение Рустама в родословную истинного государя свидетельствует о пристальном интересе Новалиса к Востоку (мистическое единение Востока и Запада).
…сверхчеловеческой природой… — Понятие «сверхчеловеческий» («сверхчеловек») задолго до Ницше связывается у Новалиса с родословной царя-поэта. Впрочем, слово «сверхчеловек» встречается уже у Гёте в «Прафаусге» (1773–1774).
…распознал драгоценный карбункул… — Карбункул появляется уже в первой прозаической повести Новалиса «Ученики в Саисе» (1798) (см. с. 132). В набросках к роману упоминается древнее сокровище, талисман императорского дома, карбункул, для которого оставлено место в короне. Поэт находит его в чашечке цветка на груди своей утраченной возлюбленной, а показывает ему карбункул неземная маленькая девочка, сидящая на ее гробе. Во второй части камня не хватает в короне Гогенштауфенов (будущий императорский дом). В XX в. мотив карбункула в короне подхватывает Густав Майринк в своем романе «Ангел западного окна» (см.: Meyrink Gustav. Der Engel vom westlichen Fenster. Leipzig, 1927. S. 18).
