Мы миновали сувенирные ларьки с мини-моделями Эмпайр Стейт Билдинг и открытками Нью-Йорка. Ариэль начала на ходу снимать цепочки с шеи и запястий. Она аккуратно укладывала их на прилавки. Когда мы поравнялись с главным выходом, Оберон бросил мне:
— Кажется, ключ у тебя.
— О… — Я виновато вытащила из кармана бумажку с надписью «Сезам, откройся» и прикрепила ее к двери, которая незамедлительно распахнулась. — Прости, что забрала его и присвоила себе.
— Не стоит извинений, — отозвался Оберон. — Я рад, что ты предусмотрительна. Сохрани ключ. Он тебе еще пригодится.
Я вовремя спрятала стикер — иначе вихрь вырвал бы его у меня из рук. Когда я приходила сюда вместе с Бекки, здесь тоже было ветрено, но не настолько. У меня закружилась голова. Огни, раскинувшиеся внизу, казались вторым ночным небом — отдельной галактикой, которая вращалась во внутреннем космосе.
— Хм… а может, стоило подождать, когда погода утихомирится! — прокричала я.
— Чепуха. — Ариэль даже не пришлось повышать голос. Похоже, порыв ветра подхватил ее слова и поднес их к моим ушам. — Поскольку он дует с юга, предлагаю начать с северной стороны.
— Что начать? — заорала я.
— Скоро узнаешь.
Мы пошли по кругу и наконец достигли северной стороны смотровой площадки. Небоскребы Нью-Йорка тянулись вверх, как скалы, высеченные из света. Ариэль застыла у края площадки и схватилась за стальной поручень. Ветер разделил ее волосы на затылке, и я увидела татуировку в виде двух расправленных крыльев. Оберон встал рядом с Ариэль. Его дреды извивались около лица, будто змеи.
— Слышишь? — спросила Ариэль.
— Что?
— Закрой глаза и сосредоточься, — произнесла она и взяла меня за руку.
Я последовала ее совету. Шквал набрал силу, налетел… и ослабел. Спустя секунду все повторилось. Мало-помалу я начала различать голос — не мужской и не женский, не молодой и не старый, не громкий и не тихий. Он баюкал и пробуждал, кричал и шептал. Он пел свою древнюю песню, но постоянно стремился к чему-то новому. Он касался волосков на моих руках, наполнял легкие, барабанил по сердцу и шелестел в венах. Он продувал меня насквозь, будто я являлась музыкальным инструментом. Я открыла глаза и увидела ночной Нью-Йорк. Он превратился в гигантский орган. Небоскребы уподобились клавишам, а длинные авеню — трубам, на которых играл ветер. Вихрь пролетал, задевая каждого, кто обитал здесь, и соединял между собой все молекулы. Меня переполняли эмоции — то ли страх, то ли восторг… А затем эти чувства словно приподняли меня и усадили верхом на поющую громадину. Но я в самом деле поднялась! Над поручнями стального парапета, над городом. Я успела уцепиться за поручень, но Ариэль укоризненно поцокала языком.
«Теперь ты в его власти, — раздался ее голос в моем сознании. — Ветер внутри тебя. Не бойся. Пусть он несет тебя, а ты продолжай слушать, тогда ты не упадешь… а если что случится, помни, я — рядом и поддержу тебя».
Я рискнула искоса взглянуть на Ариэль, но она уже исчезла. От страха у меня зазвенело в ушах, и песня утихла. Я потеряла равновесие, но кто-то потянул меня вверх.
«Лучше стать невидимкой, — пояснила Ариэль мысленно. — А не то астрономы с ума сойдут».
Я поднесла к лицу ладонь, но увидела сквозь нее фары автомобилей, мчащихся по Пятой авеню. Мы с Ариэль мчались на север, оседлав ветер. Оберон остался на площадке Эмпайр Стейт Билдинг. В песню начали вплетаться другие голоса — бормотание супругов, возвращающихся домой на такси, пьяные прощания приятелей перед дверями баров, вздохи спящих горожан. Мы пронеслись над шпилями собора Святого Патрика и миновали зеленые мансарды отеля «Плаза». Потом под нами распростерся Центральный парк. Но с ним творилось нечто странное. Хотя ночь была сухой и ясной, но у самой земли стелился туман.
«Держись», — скомандовал голос моей наставницы.
Мне казалось, что я только этим и занимаюсь, но внезапно я ощутила рывок за руку, и мы начали снижаться к верхушкам деревьев. Я узнала безлюдный каток Вольман и главную лужайку. Все покрывала плотная серая мгла, напоминающая прокисшее молоко на остывшем кофе. Однако вскоре я различила тусклые разноцветные искры среди деревьев.
— Световые сильфы?
— Да, — подтвердила Ариэль вслух, и ее голос звучал печально. — Они летают гораздо медленнее, чем должны. Надо их проверить.
Мы спикировали вниз с такой скоростью, что у меня заложило уши, и начали лавировать среди голых ветвей. «Тут же нет никаких красок для сильфов», — подумала я. Я заметила лишь несколько бурых листьев на вязах, стоящих вдоль главной аллеи.
— По идее, им пора залечь в спячку, — пояснила Ариэль в ответ на мой невысказанный вопрос. — Здешняя стайка обычно зимует внутри оранжереи в зоопарке, а иногда в павильоне музея естествознания, где устраивают выставку бабочек.
Мы зависли над облетевшей веткой. Что-то было переброшено через сук — вероятно, мусор… Приблизившись, и я увидела, что на коре лежит световой сильф. Бесцветный, серый и неподвижный. Его крылышки слегка шевелились и шуршали, как целлофан.
— Что с ним? — ахнула я.
— Не знаю… А вот еще один.
Теперь мы находили погибших сильфов везде. Хуже того: некоторые падали на землю, и ветер швырял их из стороны в сторону вместе с пластиковыми пакетами, обертками от еды и окурками. Эти бедняги уже распадались, превращаясь в пыль, которая смешивалась с густым туманом.
— Что их убило? — спросила я.
Ариэль вновь ответила мне мысленно: «Они напились тумана и умерли». А вслух она добавила:
— Нам лучше вернуться и сообщить все Оберону.
Мы набрали высоту. Лететь против ветра было труднее. И у нас совсем не осталось сил для разговоров. Восторг, испытанный мной в самом начале, испарился. Прислушиваясь к песне, я различала только чей-то далекий плач.
Мы приземлились на смотровой площадке, и Ариэль сразу ввела Оберона в курс дела.
— Да, Отчаяние и Раздор в Нью-Йорке, — медленно произнес Оберон. — Мы с Гарет уже видели мглу. Но сегодня ночью ни на реках, ни на заливе тумана не было. Полагаю, демоны трансформировались во что-то другое.
Оберон широким жестом указал на ярко сияющие огни города, расстилавшегося внизу. Мы находились на южной стороне Эмпайр Стейт Билдинг и могли любоваться Ист-Ривер, Нью-Йоркским заливом и мостом Верразано Нэрроуз.
— Ди ухитрился отправить туман в парк, — подытожил Оберон. — Но как он его перемещает?
— Может, он что-то прячет на Манхэттене? — предположила Ариэль.
Оберон покачал головой.
— Не факт. Однако он явно поднаторел в магии. Нужно выяснить, как именно он действует, и тогда мы выследим его самого.
— А если кто-нибудь в Центральном парке заметил, откуда пришел туман? — подкинула идею Ариэль.
— Но марево уничтожило всех сильфов, — проговорила я и содрогнулась, вспоминая крошечные вылинявшие тельца. — Кто может нам помочь?
Оберон и Ариэль переглянулись.
— Отложим до завтра, — заявил Оберон. — Не таким должен стать твой следующий урок, но медлить нельзя.
— Значит, умения летать и сверхострого слуха недостаточно? — спросила я.
Я, вообще-то, хотела пошутить, но мои наставники были очень встревожены. И без слов стало понятно, что ситуация ухудшилась.
На Пятой авеню Оберон остановил для меня такси. Прежде чем я села в машину, он вручил мне стикер с адресом в Мидтауне. И предупредил, что завтра в полдень у нас назначена новая встреча.
— Постарайся выспаться, — посоветовал он мне, захлопывая дверцу машины. — Завтра будет долгий день.
Я с трудом могла вообразить себе такое. А способна ли я овладеть другими магическими способностями помимо тех, которыми меня уже наделили? Такси помчалось по пустынной авеню, и на меня обрушился настоящий галдеж из чужих мыслей. Водитель переживал, как скопить денег, чтобы их хватило на дорогу его жене и трем детям из Мумбай. Мужчина за рулем «Форда», затормозившего на светофоре, гадал, успеет ли вернуться домой, в Инглвуд, до того, как проснется жена. Вдруг она заподозрит, что в городе он задержался вовсе не из-за работы? Его уволили три недели назад, но сообщить новость супруге у него не хватило духу… и любовнице тоже.
Мы стояли меньше минуты, ожидая, когда переключится свет. Этого мне хватило сполна. Я узнала почти все подробности жизни незнакомца. Когда я парила в вышине, голоса звучали расплывчато, а на уровне улицы — намного громче. Мы проехали мимо парочки, бредущей в обнимку по Четырнадцатой улице. Девушка боялась, что бойфренд ее не любит, а парень еще сильнее страшился того, что он ее любит. Толпы припозднившихся гуляк в Мясоразделочном квартале[55] атаковали меня волнением, похотью и незащищенностью. «Неужели люди всегда настолько напуганы, — удивилась я, — или это мерзавец Ди постарался? И как мне найти его, когда меня оглушают сотни голосов в три часа ночи? А каково будет пройтись по Мидтауну в полдень?»
