облокачивается о стол, упираясь в меня жестким взглядом, будто гипнотизирует.
– О чем? – под этим пристальным взглядом я теряюсь и начинаю юлить. И вдруг понимаю, что мне страшно. Я ведь не знаю, ни черта не знаю, что здесь происходит. И что со мной сделают за мои вновь обретенные мысли, даже представить себе не могу. В мире полно страшных вещей, но ничто не пугает больше неизвестности, висящей над тобой, как гребаный дамоклов меч.
– Да расслабься ты, – с досадой говорит Макс и тоже прикуривает. – Никто тебе ничего не сделает. Просто надо понять, ждать ли новых сюрпризов от остального персонала или есть еще время.
– Значит, я такой не один? – невольно вырывается наболевший вопрос.
– Какой «такой»?
Я молчу, подбирая слова. И правда, какой? Неживой? Немертвый? Несуществующий в принципе? Какой?
– Беспамятный, – говорю тихо, впечатывая окурок в стеклянную пепельницу.
– Не один, – просто отвечает Макс и скрывается под столом.
Я сижу, чувствуя, что напряжен до предела. И что, появись из-под стола вместо Макса неведомый монстр, даже не удивлюсь и приму его появление как должное. Но нет, возвращается все тот же Макс, с бутылкой виски и двумя стаканами, будто бы там, под столом, у него целый бар.
– Тебе надо немного расслабиться, – говорит, разливая напиток.
– А работа? – спрашиваю, а сам с жадностью прожженного алкоголика разглядываю бутылку. Думая, что мне нужно не просто расслабиться, а ужраться в хлам. Может, тогда и полегчает. Или хотя бы придет понимание, пусть даже из тех, что обычно появляются вместе с последней стадией опьянения.
«Ага, – говорю себе мысленно, – значит, напиваться нам с тобой, приятель, таки приходилось. И то хлеб».
– Да какая уж тут работа, – вздыхает Макс. – Ты в таком состоянии, что скоро покер от блек-джека отличать перестанешь.
Резонно.
Беру стакан в руки, смотрю на темную жидкость внутри. И пью одним длинным глотком.
– О как! – хмыкает Макс. – Прямо не чокаясь.
Я киваю, зажмурившись и не дыша. Чувствуя, как где-то внутри начинает потихоньку раскручиваться невидимая пружина.
– Понятия не имею, живой я или мертвый, – хриплю, кое-как справившись с дыханием. – Так что на всякий случай…
– Да живой ты, живой, – он улыбается краешком рта и опустошает свой стакан.
В отличие от меня, даже не поморщившись.
В голове становится шумливо и расслабленно, и для закрепления эффекта я снова закуриваю.
– Ладно, – говорю, пуская дым к потолку, – рассказывай.
– Сначала ты, – Макса не так просто сбить. – Откуда узнал?
– Игрок сказал. Ну как «сказал», намекнул. А потом я уж сам…
– Что за игрок? – выпытывает, ловя через дым мой взгляд. – Покажешь?
– Не-а, – мне хорошо, все мышцы расслабились, и губы вдруг расползаются в ухмылку. – После того случая я его больше не видел. Хотя хотелось, да… Задать пару вопросов этому гаду.
– О’кей. Ладно, – Макс откидывается на спинку стула и предлагает: – Задавай мне.
Пытаюсь собраться с мыслями, но в этом деле алкоголь – паршивый помощник. Потому просто говорю, что первое приходит в голову:
– Где я? Чем я тут занимаюсь? И кто я вообще такой?
– Рука Мироздания.
– Чего?! – от неожиданности давлюсь дымом и кашляю, одновременно хохоча, до тех пор, пока не натыкаюсь на взгляд Макса. До ужаса серьезный взгляд.
– Ты что?.. Ты не шутишь, что ли?
– Нет, – машет головой и пожимает плечами. – Именно так называется здесь твоя должность.
Пару секунд сижу переваривая. Потом говорю неуверенно:
– Чёт как-то пафосно.
– Зато верно передает суть.
Он снова пожимает плечами и вздыхает.
– Ну хорошо, слушай… В общих чертах: с тобой все в порядке. Ты жив и здоров, а то, что не помнишь, куда идешь после смены, так таковы условия договора. Ты сам их читал и подписывал.
– Зачем?!
– Затем, что последний шанс дается всем абсолютно. Дилер же должен быть полностью беспристрастен, и, если вдруг в казино забредет кто-то из его знакомых или родных, у дилера не должно быть искушения попытаться ему подыграть. Вот, в общем, и всё.
– Как это? – возмущаюсь я, почти протрезвев. – Что значит «всё»? Да мы только начали!
Макс смотрит вопросительно, но молчит, и я понимаю, что теперь продолжать явно мне.
– Хорошо, – говорю, чтобы заполнить паузу. – А игроки, значит, все помнят?
– В основном, нет. Но у некоторых случаются… ммм… проблески. Поэтому важно вовремя их… отделить. И поэтому я так настойчиво расспрашивал тебя о твоем просветителе.
– И что с ними потом происходит?
– Да ничего, господи, – Макс досадливо морщится. – Мы вносим их в черный список, и казино закрывает им вход. Ты ищешь подвох там, где его нет, и спрашиваешь в итоге совсем не о том.
– А о чем мне спрашивать? – взвиваюсь я. – У меня в голове полный раздрай. Я не понимаю, кто я и что я здесь делаю. Где и чем я живу, откуда приходят все эти люди и зачем они вообще сюда ходят, если все равно потом не помнят о выигрышах. Да и вообще: что они, собственно, пытаются выиграть?!
– Ну наконец-то! – Макс широко и с гордостью улыбается, как бестолковому, ни к чему не способному, но все равно любимому ученику, решившему примитивную задачку по арифметике. – Наконец ты приближаешься к главному.
Я и чувствую себя тем учеником. Тупым, ни на что не годным двоечником, назвавшим правильный ответ исключительно благодаря удаче. Или?..
– Ну-ну, – торопит Макс. И нетерпеливо подсказывает: – Вспомни, как выглядят наши жетоны.
Я вспоминаю. Ничего особенного, жетоны как жетоны: красные, синие, белые и зеленые. И тут вдруг меня осеняет:
– Э-э-э… На них же нет номинала!
– Точно, – говорит Макс. – Слушай, Рука Мироздания – не просто название должности. Ты и есть она. Или он?.. Да не важно. А важно то, что люди играют здесь не с тобой, а с ним. У каждого собственные проблемы, которые они пытаются вот так вот решить. Обыграть судьбу, понимаешь?
– А это возможно?
– Им хочется верить, что да. Потому и приходят сюда раз за разом. Играют на удачу, здоровье, благополучие близких, даже на жизнь.
– Довольно высокие ставки, – замечаю я.
– Так и есть. Но, по сути, они так же азартны, как и все игроки. Только проигрыш часто гораздо серьезнее. Но и выигрыш ведь тоже. Мироздание играет по-честному.
Я умолкаю, пытаясь переварить информацию. Потом делаю новую попытку:
– И как… Как мы все сюда попадаем? Неужто просто заходим в обычную дверь? Я почему-то помню… казино снаружи… Такое маленькое здание из белого кирпича и с синей неоновой вывеской. Это и есть оно? Когда я пришел? Сколько я здесь работаю?
– Опять не о том, не о том!!! – орет Макс гневно. – Ну! Спроси главное!
Я застываю под его взглядом, как кролик, лихорадочно, словно от этого зависит моя жизнь, пытаясь сообразить: что такое главное я упускаю? Что?
Мысли мечутся, как стекляшки в калейдоскопе, но никак не складываются в нужный узор.
А может… Может, и правда зависит?.. Ну, жизнь?
Я поднимаю голову и, еле ворочая отчего-то онемевшими губами, шепчу:
– Чем вы мне платите?
Теперь на каждого игрока я смотрю совсем другими глазами. На ярких, словно диковинных птичек, красавиц в вечерних платьях, на мужчин в смокингах, на юнцов, с видом завзятых шулеров перекатывающих жетоны между пальцами, на все того же громогласного Капоню и на новенькую девушку с короткими ногтями, нервно кусающую губы. Я смотрю на них и думаю: «Что ты пытаешься отыграть?»
И подглядываю украдкой, какой они делают размен, когда уходят.
Это Макс меня научил в ту нашу Ночь Откровений, пока мы планомерно надирались вискарем без закуски. Расстались, как водится, лучшими друзьями и, как водится, при следующей встрече только издали кивнули друг другу, криво усмехнувшись и разведя руками: дескать, ну что тут добавишь?
Но, несмотря на градус нашей беседы, я помню ее от первого до последнего слова.
Что на вопрос об оплате мне было сказано:
«Мы все тут наемные работники, Илья, и валюта для всех одинакова…»
И о том, что:
«Я сам не многим больше тебя знаю, я всего-то на ступень выше дилера…»
А через час, когда обоих уже порядком развезло, вдруг шепотом:
«На самом деле отследить, у кого какие заботы, можно легко. Они, когда приходят, Илюх, меняют жетоны, как им удобно, на то не смотри. Смотри, чем они выигрыш берут. Они это делают бессознательно, выбирают, что им сейчас важнее».
И:
«Знаешь, какой номинал? Красные, самые дешевые, – деньги. Ими редко кто берет, но бывает и так. Синие – здоровье, зеленые – удача. Самые дорогие – белые, ты понимаешь. Жизнь. Редко кому отыграть удается. Считается, если Жизнь отыграл, все остальное в комплекте. Кто хоть раз взял куш в виде Жизни, больше сюда не приходит. Я за все время только троих таких видел. Везучие, черти!»
А потом, приложив палец к губам:
«Только тссссс! Никому
