брови сошлись в линию мрачного подозрения.
— Ты сказал: "золотые монеты", — напомнил я ему.
Картер медленно кивнул.
— Да, это верно. Четыреста монет!
— Золото, о котором тебе рассказывал твой отец? — предположил я.
Снова его кивок.
— Полагаю, что да.
— Э… Значит, ты на самом деле не видел золота?
Картер сунул руку в карман и бросил на стол тусклую золотую монету. Я взял её в руки.
Монета была… холодной. Холоднее, чем должна была быть, поскольку Картер только что достал её из кармана, а погода стояла тогда тёплая, что-то вроде бабьего лета. Но… я определённо ощущал мягкое, тяжёлое золото, и в этой монете было что-то такое, что делало её… привлекательным, да. И в этот момент я почувствовал, как во мне поднимается та страсть, ради которой люди убивали — любовь, жадность, жажда золота.
Я осмотрел… монету? Ну, я не мог быть в этом уверен. Её обод не был фрезерован; на ней было мало орнаментов; слишком затёртая, чтобы различить что-либо, кроме мягкого контура того, что могло быть рельефным рисунком или узором, с центральной выпуклостью и восемью расходящимися спицами. Может быть, что-то вроде рельефа восходящего солнца, или колеса, или, может быть, осьминога? Что-то, напоминающие рисунки, которые я видел в Средиземноморье. Это могло быть золото крестоносцев: возможно, медальон, а вовсе не монета.
Но она, конечно, была холодной, неестественно холодной, так что, несмотря на всю привлекательность этой монеты, я вернул её Картеру уже через пару минут.
— Четыреста таких штук, как эта? — поинтересовался я.
Он кивнул, отвечая:
— Но я нашёл только три из них.
Теперь в моём воображении появилась общая картина. Кусочки головоломки начали вставать на свои места. Во-первых, ногти Картера.
Ныне я стал более внимателен к ногтям: у мужчин мне нравятся чистые, розовые и достаточно длинные ногти, чтобы они доходили до кончика пальца, но не скрывали его изгиб. Поэтому ногти Эндрю Картера, на мой взгляд, были довольно отвратительными. Поломанные и очень грязные, а некоторые кутикулы были отодвинуты назад, обнажая грубую красноту, которая местами кровоточила, как раны. Его ладони были мозолистыми и шершавыми, как от тяжёлой работы, и за те три или четыре года, что я его знал, никакого улучшения я не наблюдал. Действительно, в тот вечер, о котором идёт речь, его руки были в ужасном состоянии! И это руки человека, который, казалось, вряд ли был из тех, кто даже помышляет о тяжёлом рабочем дне…
Ещё один кусочек головоломки: Картер ни разу не сказал о своём дяде в настоящем времени. Наконец-то Картер стал или собирался стать владельцем другой собственности, кроме своей маленькой квартирки. Всё это — в сочетании с его заявлением о монетах или чем бы они ни были: что он нашёл только три из них — заставило меня сделать поспешный вывод. И так уж получилось, что я оказался абсолютно прав.
— Твой дядя Артур умер некоторое время назад, оставив тебе дом в Масвелл-Хилле. И с тех пор ты искал в саду, подвале и т. д., его сокровища, но без особого успеха!
Картер выпрямился и впервые в жизни посмотрел мне прямо в глаза, посмотрел на меня действительно очень испытующе.
— Чёртов Шерлок Холмс, я полагаю?
— Скорее доктор Ватсон, — смутился я, отводя взгляд. — Извини, если я лезу не в своё дело.
Пристально посмотрев на меня ещё несколько мгновений, Картер медленно покачал головой.
— Нет, не совсем. Я всё равно собирался тебе рассказать. Нет, ты абсолютно прав, по крайней мере, по большей части.
Картер увидел, что я снова смотрю на его руки, и хитро, понимающе усмехнулся.
— Так вот что меня выдало, да?
Я пожал плечами.
— Я сложил два и два, и…
— Да, я понимаю. Что ж, тогда давай сократим длинную историю и расскажем её.
Картер отставил тарелку и взялся за пиво.
— Когда я гостил тогда у дяди, мне удалось выбраться из дома один или два раза, и однажды я вернулся с бутылкой пятизвёздочного бренди. Когда дядя Артур поймал меня на том, что я втайне выпиваю, он сначала казался немного раздражённым, вроде как взволнованным, но после того, как я предложил ему немного выпить со мной, он почему-то согласился и расслабился. И мой старик был совершенно прав: было ясно, что выпивка могла бы очень легко подействовать на моего дядю Артура. Он просто не мог справиться с этой дрянью, даже в самых маленьких дозах.
Как бы то ни было, именно тогда он как бы потеплел ко мне, из-за бренди, конечно, и он дал мне монету, которую я только что тебе показал. А ещё дядя сказал мне, что там спрятано ещё четыреста таких же. Но не сказал, где именно. Более того, после хорошей порции моего бренди он сказал мне, что, поскольку я его единственный оставшийся в живых родственник, то, когда он умрёт, он оставит свой дом и всё, что в нём есть, мне!
— И я готов поспорить, что ты навострил свои уши! — прокомментировал я эту историю.
— Да, это так, — признался Картер. — Это действительно так. Как бы то ни было, я проследил, куда дядя положил монету, когда я возвращал её ему — в маленькую жестяную коробочку, которую он держал на каминной полке в гостиной на первом этаже, и при первой же возможности я как бы позаимствовал её, выскользнул из дома и отнёс её в ломбард для оценки. Ты не поверишь, восемьдесят восемь фунтов!
— Ух! — воскликнул я и добавил: — Это было семь лет назад… Да ведь нынче такая золотая монета стоит больше двухсот!
— Двести тридцать семь, прямо сейчас, — поправил меня Картер.
Я тихо присвистнул сквозь зубы.
— Но, если их действительно четыреста, это даёт… э-э…
— Это почти сто тысяч фунтов, приятель, вот что это даёт! — прервал мои расчёты Картер. — И большинство монет в лучшем состоянии, чем эта. На самом деле три, которые я пока нашёл, почти идеальны — э-э, "мятные", как они говорят.
Я кивнул.
— Но ты не можешь найти остальные, верно?
— В точку, — сказал Картер, мрачно рассматривая свои пальцы.
— Как долго ты их ищешь? — поинтересовался я. — Конечно, ты усердно занимался этим всё то время, что я тебя знаю. Скажем, три, три с половиной года?
— Вдвое больше, Дэвид, мой старый друг, — заявил Картер. — Я занимаюсь этим все семь лет!
Теперь настала моя очередь пристально посмотреть на своего друга.
— Ты имеешь в виду, что твой дядя умер, пока ты гостил у него? Пока ты, так сказать, залегал на дне?
