Да-да, не стоит думать, что Костров был «ангелом во плоти», что ему был чужд собственнический инстинкт, что карьеру он делал из чистого альтруизма и ради одной любви к дальним — людям, партии, Отчизне. У него были свои представления о должном и недолжном, допустимом и запретном, правильном и ложном. Он твердо верил, что наше государство не обеднеет, если он, используя свое служебное положение, воспользуется теми или иными сомнительными с точки зрения морали, но вполне допускаемыми законом (точнее, «дырками» в законодательстве) возможностями для обогащения. Поэтому он искренне считал, что брать взятки и воровать ужасно и никак не допустимо, а «помогать» «хорошим людям» в обмен на те или иные «услуги» или же «покупать, а потом перепродавать вдвое дороже» — нормально и незазорно. Нет, он не продавал наше оружие душманам, когда служил в Афганистане, не строил себе коттеджи силами подчиненных солдат, не заключал по завышенным ценам договора на поставку продуктов с дельцами, обещавшими хорошие «премиальные» ему лично. Зачем заниматься «этим», когда есть легальные пути обеспечения достойного настоящего для себя и светлого будущего для единственного наследника?
Особенно широко открылись такие пути в смутное время перестройки. Волею благой судьбы Костров оказался в Западной группе войск, в Восточной Германии, готовившейся выйти из Варшавского договора, покончить с социализмом и слиться с цивилизованной Европой и своей западной соседкой-матерью. Открытие в 1989 году границы между восточной и западной частями Берлина позволило Кострову неограниченно вывозить в Союз и продавать втридорога не только подержанные «Опели», «Фольксвагены» и «Мерседесы», но и новую оргтехнику, начиная с видеомагнитофонов и заканчивая ксероксами. На вырученные рубли генерал поначалу покупал вагонами на оптовых базах отечественные телевизоры, морозильники, гладильные машины, велосипеды и прочее барахло, которое неплохо продавались на польских рынках за американские доллары. Когда же начался широкий обмен восточногерманских марок на западные дойчемарки по суперпривлекательному курсу 2 к 1, то генерал быстро сориентировался и оперативно наладил канал по обмену рублей на восточные марки, а последних — на твердую западную валюту. Разумеется, он действовал не в одиночку, делился с теми, кто стоял выше, но именно ему принадлежали сами финансовые идеи, ибо, как оказалось, он обладал даром выстраивать сложные бизнес-схемы и тщательно просчитывать их будущую рентабельность.
В результате к осени 1991 года Костров сколотил солидное по советским меркам состояние в несколько сот тысяч «зеленых», и новая должность предоставляла ему возможность это состояние пустить в рост, а заодно и отыскать новые пути обогащения, которые день ото дня только множились. Конечно, можно было бы послать к чертям эту армию с её дубовой дисциплиной и создать свой бизнес не только в столице, но и за границей. Но Костров интуитивно чувствовал, что этот путь не для него, что в тихом провинциальном Святогорске он сможет не только зарабатывать немногим меньше, но, главное, будет чувствовать себя спокойно. «Поспешай медленно! — говорил он себе. — Не гневи судьбу, довольствуйся малым и будешь доволен!».
В Святогорск новоназначенный начальник прибыл в середине октября, осмотрелся, принял дела у прежнего и.о., обустроил двухкомнатную служебную квартиру для себя и жены — сын в то время продолжал учиться в Москве, — купил сразу два гаража для своих «Мерседеса» и «Ауди», познакомился с местным градоначальником, руководителями нескольких крупных заводов, прокурором города и главой милиции. С последним — полковником Сизовым — они оказались не только ровесниками, но и почти что земляками — их родные деревеньки располагались в каких-то 15 километрах друг от друга. Неудивительно, что между ними быстро завязалась и окрепла ровная мужская дружба: каждый не особенно старался углубляться в душевный мир своего визави, но они не раз вместе выезжали на охоту, справляли праздники по очереди на дачах друг у друга — весной 1992 года Костров купил недостроенный кирпичный особняк в самом престижном дачном месте — на берегу Жуковского водохранилища. Разумеется, здесь же были дачи и всей местной элиты, образовавшие небольшой «кооператив», окруженный двухметровой кирпичной стеной и охраняемый не хуже режимных оборонных заводов.
Через год с небольшим Костров как «не имеющий жилья на территории России» получил роскошную пятикомнатную квартиру в Святогорске в новом доме, выстроенном для старой чиновничье-промышленной и молодой коммерческо-торговой элиты: первые получили жилье почти бесплатно, вторые — по рыночной стоимости.
Служба молодого амбициозного генерала в зауральской провинции распадалась на две стороны, подобно двум граням монеты, существовавшим нераздельно, но и неслиянно. Большинство подчиненных Кострова видели лишь показную, официальную сторону его деятельности, в которой он представал справедливым и тактичным начальником, умеющим выслушать и посочувствовать, вникающим во все вопросы жизни училища и — главное — эти вопросы обычно успешно решающим. Другая, темная сторона, была известна лишь нескольким доверенным лицам, которых Костров быстренько, в течение первого года службы в Святогорске, расставил на ключевых постах. В этот узкий круг входили заместитель по кадрам, давний афганский друг Кострова полковник Свешников, зам по тылу полковник Цыбин, с которым они вместе реализовывали бизнес-схемы в Германии, ну, и конечно начальник финансового отдела майор Колесниченко, которого Костров некогда спас от уголовного преследования за хозяйственные преступления, совершенные не им, а его начальником с «широкими связями».
Иван Тимофеевич принял училище в бедственном виде — с разрушенной дисциплиной, главным бичом которой было повальное пьянство офицеров, уставших от безденежья и жизни на съемных квартирах, с разваленной хозяйственной частью — половина автопарка годилась лишь на металлом, стены коридоров и аудиторий были ободраны, полы и трубы прогнили, столовая погрязла в антисанитарии, а учебно-аэродромная база располагала лишь двумя годными для летной подготовки чешскими истребителями-альбатросами L-39, срок эксплуатации которых уже давно истек. Но уже через три года все радикально изменилось: ремонт помещений был практически закончен, парки автомашин и самолетов пополнились новыми машинами, полученными из сокращаемых училищ и авиационных частей, офицеры получили 15 квартир, из которых лишь две оплатило министерство обороны, а остальные генерал «выпросил» у градообразующих предприятий, главным из которых был металлургический комбинат. Избавившись в первый же месяц властвования от пяти офицеров, застигнутых в пьяном виде на территории училища, Костров быстро и надолго отбил у остальных охоту «нажираться» на рабочем месте.
Успехи Кострова были оценены и руководством военного округа, и командованием Военно-воздушных сил. Главком Дейнекин, прибыв в училище неспокойным, дождливым летом 1993 года, остался не просто доволен, но и добился по завершении инспекции от министра Грачева награждения Кострова очередным, уже третьим по счету, орденом Красной Звезды. Именно умелая как «внутренняя», так и «внешняя» политика начальника спасла училище от расформирования и закрытия — судьбы, постигшей в первой половине девяностых десятки авиационных училищ страны. Все разрушительные военные реформы, инициированные Ельциным и реализованные Грачевым, прошли мимо Святогорска, если не считать того, что в начале 1994 года училище было переименовано в авиационный институт.
Но на фоне этих показных успехов разворачивалась и другая, теневая сторона жизнедеятельности генерала, известная в подробностях лишь немногим. Увидев, что его порядочность властью и обществом не востребована, Костров быстро стал себя «перевоспитывать» в духе протестантской морали утверждающегося капитализма. Конечно, эту мораль он трактовал на свой лад — не просто как требование трудиться, не покладая рук, но, прежде всего, как императив, повелевающий использовать по максимуму все легальные возможности для обогащения. Костров зарабатывал на всем, начиная со сдачи в аренду помещений и территории училища и заканчивая прокручиванием бюджетных денег в сомнительных структурах. В течение первого же года своей «опалы» он организовал на территории своей «вотчины» платную автостоянку, при поддержке Сизова создал частную охранную фирму, работая в которой офицеры зарабатывали не только для себя, но и для своей альма-матер. При авиационной базе было организовано еще одно частное предприятие, благодаря которому все желающие могли покататься на самолете, прыгнуть с парашютом, получить первоначальные навыки управления воздушным судном. Разумеется, Костров зарабатывал не только и не столько для себя, сколько для училища, которое надо было как-то поднимать, ремонтировать, обустраивать, модернизировать. Но про себя он, конечно, не забывал, помнил и о сыне, которого после окончания университета пристроил на преподавательскую работу под свое «теплое крылышко» в соответствии с полученным тем красным дипломом, где в графе квалификация значилось: «философ, преподаватель философии».
