и всё такое. А сегодня на ночь на кухне оставь молока в плошке да кусочек хлебца. Это, чтобы вам спокойнее пока было, угощение, так сказать, хозяину. Поняла?
– Ага.
– Ну, вон вроде твой едет, я пойду. До завтра!
– До завтра! – ответила Лера, и помахала рукой приближающейся машине, за рулём которой сидел муж.
– Не стану ему пока ничего говорить, – решила она, – Надо для начала самой это всё переварить.
– Привет, как вы? – Гена вышел из машины и, подойдя к жене, поцеловал её в щёчку, – Гуляете?
– Да, уже домой пора.
– Идём тогда, – Гена подхватил коляску, и они направились в сторону дома.
Утро выдалось туманным, мягким и ватным, деревню окутало некой дымкой, даже звуки не доносились сквозь этот ватный воздух, но тут же пропадали, едва родившись на свет. Сквозь белую пелену, тут и там, плавали зыбкие жёлтые огоньки – окна домишек. Гена уехал на работу, Лера проводила его, помахав рукой в окошко. Ева уснула, сегодня она снова плохо спала ночью, постоянно плакала и вскрикивала, будто пугаясь чего-то.
– Колики, наверное, – думала сонная Лера, качая малышку ночью, – Хотя я читала, что они только в три месяца появляются, да кто их разберёт.
Медосмотр, пройденный с дочкой в месяц, показал, что девочка развивается отлично и со здоровьем у неё всё в порядке, значит волноваться не о чем. Обычные детские слёзки.
Вчера вечером, когда Гена уже лёг в постель, Лера задержалась на кухне, и по наущению Гали, налила в блюдце молока, отломила кусочек от буханки хлеба, и, оглянувшись, не идёт ли Гена, а то ещё чего доброго сочтёт за ненормальную, встала на табуретку и поставила блюдце наверх шкафа.
Лера потянулась, эх, как спать-то хочется, но нет, некогда, нужно сделать задуманное, а то ночью, когда она баюкала плачущую Евочку, её не покидало ощущение того, что на неё пристально смотрит кто-то невидимый. Лере это всё совершенно не нравилось и пугало её.
– Что за ерунда творится? – думала она.
Теперь она хозяйка этого дома, нравится это домовому или кто там бродит по дому, или нет.
– А что, если позвонить Серафиме Клементьевне с этим вопросом? – озарило Леру, но она тут же отвергла эту мысль, – Нет, звучит как-то глупо. Что я спрошу? Водится ли в вашем доме домовой?
Лера допила свой чай и отправилась в гостиную, где на верхней полке шкафа стояла у неё большая коробка с разной мелочью – кусочками мела, кнопочками, пуговицами, бусинами, лоскутками ткани и прочим. Пошарив на полках, она нашла ещё одну коробочку поменьше, Гена дарил ей давным-давно милое украшение, которое, впрочем, быстро потерялось куда-то, а вот коробочка осталась и по сей день – голубенькая, в серебристых линиях и звёздах, красивая и нежная. Как раз то, что ей сейчас нужно. Лера высыпала содержимое большой коробки на стол и принялась выбирать то, что по её мнению могло бы понравиться домовому и угодить ему. Она перебирала пуговички, ощупывая их кончиками пальцев, выбирая не только по цвету, но и по фактуре; рассматривала лоскутки ткани, оставшиеся от шитья (раньше Лера любила шить, но с рождением Евы, времени на это не осталось), она взяла несколько лоскутов – тёплую твидовую материю, серо-бордовой окраски, тёмно-зелёный ситец с кленовыми листочками цвета охры, красный бархат, тёмно-синий глубокий цвет ночного неба на вельветовом лоскутке… Так, теперь бусины…
– На дно коробочки я положу мягонький бархат, а поверх него уже уложу все подарочки, – решила Лера.
Она так увлеклась этим занятием, что вздрогнула, когда в дверь постучали. Тут же она вспомнила про то, что к ней обещалась зайти нынче Галя, и побежала отворять. На пороге стояла соседка, и, широко улыбаясь, держала в руках коротенький, крепкий веничек, от которого исходил густой, горьковатый аромат.
– Полынь, – поняла Лера.
– Здравствуй, – поздоровалась Галя, – А вот и я.
– Здравствуйте, проходите, дочка спит, поэтому, пожалуйста, если вас не затруднит, давайте будем разговаривать тихонечко, – извиняющимся тоном попросила Лера.
– Ой, да что ты, «если не затруднит», «позвольте», – махнула рукой Галя, – Со мной можно и без высоких слов, я женщина простая, деревенская, не обижусь. Скажи просто, что, мол, дитё спит и я пойму.
– Хорошо, – смущённо кивнула Лера, – Идёмте.
Они вошли в дом и Галя, скинув свою дворовую одежду – платок да старую фуфайку, огляделась.
– Чисто у тебя, красиво, хорошо, молодец, – одобрительно покачала она головой, – Только вот…
– Что? – взволнованно спросила, глядя на неё, Лера.
– Чувствуется, что нет ладу с хозяином. А оттого, что ладу нет, нет и уюта. Вроде и мебель хорошая и всё с умом расставлено, а вот какой-то радости, что ли, не чувствуется. Потому что не гоняет хозяин тёмные силы из дому, серчает, и не выполняет свою работу, оттого и расплодились они.
– Кто расплодились? – не поняла Лера.
– Да лярвы всякие, что из человека благодать сосут, – пояснила Галя, – Ты дом-то давно чистила?
– А как это? А-а, уборку что ли? Да каждый день делаю, сегодня вот только ещё не успела, шкатулочку собирала для домового…
– Да не, – оборвала её Галя, – Я не про то. Свеча у тебя есть церковная?
– Есть, сейчас принесу, а что делать будем? – полюбопытствовала Лера.
– Не бойся, ничего плохого. Просто дом обойдём с молитвой, да ещё бы водой святой покропить хорошо.
– И вода есть. Крещенская. Свежая.
– Ну и отлично! – обрадовалась Галя, – Неси всё.
Лера сходила к полочке с иконами, принесла свечу и воду. Галя тем временем уже повязала на голову свой платок.
– Зажигай свечу, – велела она Лере.
И, взяв свечу в руку, медленно тронулась по дому, начиная от входной двери. Она шла и нараспев читала молитвы. «От вещи во тме приходящия, от сряща и беса полуденнаго…» доносились до Леры обрывки фраз.
– Вроде бы не заговоры читает, – пожала плечами Лера. Такие же слова молитвы слышала она и от бабушки в детстве и в храме, куда нечасто, но приходила, когда они жили в городе. Сама Лера наизусть молитв не знала, но в Бога верила, чтила православные обычаи и праздники. Лера задумалась, очнувшись от своих мыслей, она поняла, что не видит Галю, которая до того мелькала из комнаты в комнату. Лера пошла искать её, и, заглянув в комнату Евы, она увидела, что Галя склонилась над колыбелью и что-то шепчет, глядя на малышку.
Что-то восстало внутри, при взгляде на эту картину, и Лера, дёрнулась вперёд:
– Пойдёмте отсюда, Ева спит, – громким шёпотом прошипела она.
Галя подняла на неё взгляд, улыбнулась и чуть постояв, вышла за нею вслед в коридор.
– Что вы там делали? – уже чуть громче спросила Лера.
– Ничего, просто продолжала читать псалмы. Хорошенькая у тебя девочка, а мне вот Бог детей не дал, – вздохнула Галя.
– Мне жаль, – совсем не сожалеющим тоном ответила Лера, её всё ещё трясло от возмущения, словно в её личную жизнь грубо вторглись сейчас, разворошили самое сокровенное.
Это состояние не ускользнуло от внимания Гали.
– Ты не обижайся на меня, – взяв Леру за руку, сказала она мягко, – Я, конечно, виновата, что не спросила у тебя разрешения подойти к твоей дочери, но я хотела как лучше. Она ведь у вас ещё некрещёная.
– Нет, – не понимая, но уже успокаиваясь, ответила Лера, – А что?
– Пока дитё ещё не крещёное, всё тёмное к нему может легко привязаться. В старину вон даже лучину на ночь не гасили в избе, где некрещёный младенец спал, мать с дитём одних в баню не отпускали, пелёнки на ночь во дворе не оставляли, и с дитём после сумерек из избы не выходили, да и много ещё разных обычаев существовало у наших предков. Что-то, конечно, от незнания происходило, от непонимания природы, но многое имело под собой и тайное знание, мудрость. Так что я молитву сейчас прочитала, а ты доченьку одну не оставляй в тёмной комнате, хорошо?
– Хорошо, – медленно повторила Лера, от слов Гали ей стало не по себе, странная она всё-таки эта Галина. Знает всякое. А вдруг она наоборот… навредить им хочет? А сейчас просто втирается в доверие, притворяясь такой