сердобольной соседушкой?
Галя тем временем дошла до входной двери и сказала:
– А теперь воду давай.
Лера протянула бутыль.
– В чашечку отлей немного.
Взяв чашку из рук Леры, Галя принялась лить понемногу воды в свою ладонь и кропить дом. Она поворачивалась во все стороны, и брызги летели на мебель, на пол и стены.
– Ты не вытирай, пущай само высохнет, – велела Галя, – Ну, я пойду, пожалуй, а ты нынче коробочку-то поставь, как я велела.
– А веник?
– Веником завтра уж подметёшь, – ответила Галя, накидывая фуфайку, – Ну, давай, до встречи.
– До встречи, спасибо, – пробормотала в ответ Лера, закрывая за Галей дверь.
Она вернулась в комнату, и продолжила собирать коробочку для домового. Странно, но в доме действительно будто стало чище и легче дышать, после Галиных ритуалов. Лера задумалась, пожала плечами и занялась делом, пока вскоре не проснулась маленькая Ева и не позвала её громким кряхтением.
Последующие дни прошли спокойно. Галя в гости больше не наведывалась, домовой не показывался и не шалил, то ли подействовал подарочек в виде коробочки с мелочами, то ли молоко, что Лера пару раз в неделю ставила наверх шкафа на кухне, но в доме вновь стало уютно и тихо. Молоко, кстати, к утру всегда пропадало. Кошка Маруся забраться туда не могла.
– Наверное, от жара само испаряется, – решила Лера, – Ведь тёплый воздух идёт наверх, и под потолком всегда жарче, чем в остальном помещении.
По прошествии времени ей и вовсе стало казаться, что и не было никакого «дымного шарика», а ей всё привиделось из-за усталости и бессонных ночей с малышкой.
В один из дней, когда Ева спала в колыбели, Лере вдруг пришло в голову, что она ещё не была на чердаке дома, и она решила направиться туда, благо лаз на чердак находился в прихожей, и не нужно было покидать дом и выходить на улицу. Лера накинула курточку, потянула за лестницу, сложенную прямо на потолке и державшуюся на нескольких держателях, и опустив её, открыла люк и полезла наверх. На чердаке было темно и пыльно, видно было, что бывшие хозяева не были тут давно. По тёмным углам громоздились коробки, а у небольшого круглого оконца, выходившего на улицу, стояла старая покосившаяся тумба, чуть в стороне от неё притулился деревянный сундук, совсем как в старых советских сказках, которые Лера так обожала в детстве.
Ей вдруг вспомнились зимние каникулы в школе, запах новогодних подарков в прозрачном шуршащем пакете – они пахли шоколадными конфетами, мандарином и свежим румяным яблоком, принесённым с мороза. Родители уходили на работу, а её не будили, потому что было ещё рано. Но Лера всё равно не спала долго, потому что ровно в девять утра по телевизору начинали показывать сказки: «Морозко», «Василиса-краса длинная коса», «Огонь, вода и медные трубы» и другие. Лера неспешно потягивалась, высовывала из-под одеяла ноги, зябко ёжилась, в комнате после тёплой постели было прохладно, и она, чуть помедлив, одним движением вскакивала с кровати и бежала к телевизору. Быстро включив его, она неслась обратно, закутывалась по самые ушки в одеяло, и, устраиваясь поудобнее, с замиранием смотрела на светившийся экран и слушала заветное: «В эфире программа «В гостях у сказки».
Лера тряхнула головой, улыбаясь воспоминаниям, и шагнула к сундуку. На его крышке лежал толстый слой пыли, Лера, осторожно взяв за металлическую петлю, потянула наверх. Крышка легко поддалась, и Лера заглянула внутрь. На самом дне сундука лежала какая-то тряпка, как ей сначала показалось, несколько фотографий, и то ли альбом, то ли блокнот в твердом переплёте. Лера наклонилась и вынула светлую ветошку, ею оказалась блузка, причём довольно интересная, сейчас бы это назвали винтаж или даже бохо-стиль, когда-то, по всей видимости, бывшая белой, сейчас она приобрела пыльно-серый цвет, с завязочками на груди, расшитая цветной вышивкой по вороту и краю рукава. Орнамент был весьма занятным, переплетение полевых цветов – маков, васильков и ромашек, с какими-то незнакомыми символами, похожими на иероглифы. То ли это были просто абстрактные узоры, то ли какие-то неизвестные Лере письмена. Они были вплетены в цветочный узор так тонко и ловко, что сразу их было и не приметить. Фонарь в виде керосиновой лампы, взятый Лерой с собой, заморгал, и она оглянулась назад, посмотрев на него. Спустя пару секунд он вновь заработал нормально, и Лера продолжила изучать содержимое сундука.
Вслед за блузкой она достала альбом. Он оказался довольно увесистым, Лера открыла первую страницу и тут же зачихалась от пыли, поднявшейся густым облаком в воздух. Прочихавшись до слёз, она взяла фонарь, и поднесла его ближе, держа в руке. Пятно света выхватило детские каракули на пожелтевшем от времени листе бумаги. Лера улыбнулась. Наверное, это были рисунки детей Серафимы Клементьевны и Матвея Степановича. Детские поделки это всегда так мило и трогательно, странно, конечно, что хозяева не забрали этот альбом с собою, ведь это такие ценные воспоминания. Однажды их маленькая дочка Ева тоже пойдёт ножками, возьмёт в руки карандаши и нарисует свой первый рисунок. Лера непременно сохранит их все до одного.
– Скорее всего, хозяева просто позабыли про них, – решила она, – Нужно позвонить как-нибудь Серафиме Клементьевне, справиться о здоровье и рассказать о находке. Если что, Гена мог бы завезти им альбом и фотографии после работы. Кстати, фотографии…
Лера вновь склонилась к сундуку и собрала, рассыпанные по дну снимки, их было немного, всего штук десять, старые, чёрно-белые фото.
– Сколько им лет? – подумала Лера, рассматривая фотографии. На снимках были изображены две смеющиеся женщины лет сорока пяти, маленькая девчушка лет пяти и мальчишка – ровесник девочки или чуть постарше. Лера вновь улыбнулась, мальчишка корчил рожицы девчонке, пока не видели старшие, а та показывала ему исподтишка кулак.
– Дети ещё такие непосредственные и искренние. У них и гнев, и радость всё такое настоящее, не прикрытое масками равнодушия, правил.
Внезапно улыбка сползла с лица Леры, она резко повернулась, схватила стоящий поодаль фонарь, и приблизила его к снимкам. С фотографии на неё смотрела соседка Галя.
– Не может быть, – прошептала Лера, – Наверное, это какая-то её родственница, просто очень похожая.
Она быстро перевернула снимок в надежде увидеть там надпись, какие раньше всегда делали на обороте, и не ошиблась, надпись действительно была. «Бабушка Вера, тётя Галя, Максимка и Серафима» гласила она.
Лера похолодела.
– Серафима и бабушка Вера? Значит эта маленькая девочка на фото, не дочь Серафимы Клементьевны, а она сама? И… тётя Галя?!
Лера ощутила, как по спине пробежал какой-то нехороший холодок. Ей вдруг стало неуютно и темно на чердаке, несмотря на то, что фонарь светил бодро и ярко. Внизу, в комнате вдруг заплакала Ева, и Лера, захватив блузку, альбом и снимки, поспешила к люку.
Вечером, когда вернулся Гена, после ужина, Лера, качая на руках дочку, рассказала ему о своём походе на чердак и о своей находке.
– Представляешь, на одном из фото я увидела женщину, вылитую Галю.
– Что за Галя? – поинтересовался Гена.
– Ах, да, ты же не знаешь, – спохватилась Лера, – Это женщина из дома наискосок, через дорогу. Она наша соседка.
– Когда ты успела с ней познакомиться? – удивился муж.
– Да мы с Евой гуляли как-то раз, а она сама подошла и заговорила, – ответила Лера, умолчав о том, что Галя рассказывала ей всякие страсти про домовых и утопленниц, да ещё и приходила в их дом и проводила тут какие-то ритуалы.
– Понятно, – кивнул Гена, —
– И что тут странного?
– Что странного? Да ей там столько же лет на вид, как и сейчас.
– Ну, может этим фотографиям несколько лет всего, вот она и не изменилась, – пожал плечами Гена.
– Ты не понимаешь, – Лера горячо зашептала, – Там, на фото есть подпись «Бабушка Вера, тётя Галя, Максимка и Серафима», то есть фото старые! На них изображена наша хозяйка ещё в детстве.
– Ну?
– Что, ну? – рассердилась Лера, – Ты правда не понимаешь или притворяешься? Серафиме там лет пять, а её бабушке лет сорок пять навскидку. То есть Галя – ровесница бабушки Серафимы, Серафиме сейчас шестьдесят четыре года,
