про мышей можно забыть? — удивился Прокофий. — Они же такие вкусные, особенно с грибами.
— Вкусные? Что-то не помню я, чтобы мы мышей ели. Путаешь ты что-то. — Николай оттопырил губы, как будто пытаясь вспомнить.
— Нет, не деревенский ты парень. И говор у тебя не деревенский…
— «Каждый мальчишка успешно освоил это дело», — произнес Валерий, чеканя слова. — Ни один деревенский так не скажет…
— Вот-вот, — обрадовался поддержке Прокофий. — Да, парень. Не похож ты на шофера. Разговариваешь, как городской. Руки у тебя гладкие. Подозреваю, что тем хирургом был ты, а вовсе не Аркадий Аркадьевич и производство «барсучьего сала» наладил вовсе не он.
— Ерунда, какая, — шмыгнул носом Николай. — Я бы до такого вовек не додумался.
— Именем Сталина, признавайся! — прохрипел бывший чекист.
— В чем?!
— Кто ты?!
Валерий проснулся. Было еще совсем темно. Ноги мерзли, и он подпихнул к ним побольше сухого мха. «А ведь действительно говор у него не деревенский», — подумал и вновь задремал.
Утром на своем островке он обнаружил камень. Одна его сторона была покрыта зеленовато бурым мхом. Валерий перекусил, потом достал кружку. Принес немного воды. Опустил в нее компас. «Что это? Мох должен быть с северной стороны. А компас? Острие на север, ушко на юг. Но это неправильно! Получается, что направление, которое он считал югом, на самом деле… Но на севере нет дорог на сотни километров!». — Он обошел камень. Опять опустил компас в воду. Теперь стрелка повернулась наоборот, вернее так, как надо. Что за чертовщина? Валерий прошелся по острову. Все правильно. Опять вернулся к камню. Никаких аномалий. Он пошел вперед и даже не стал выливать воду из кружки. Так и шел, неся свой компас в руке. Стрелка больше не баловала. Примерно в полдень пошел дождь. Идти стало тяжелее, но к вечеру он опять набрел на островок суши. Обрадовался. Старое кострище. Значит люди уже где-то рядом. Во всяком случае, в пределах досягаемости. Еще один день и он выйдет на «материк». Но вдруг ему бросилась в глаза… куча мха. Обмирая от страха, повернулся и увидел в сторонке тот самый валун. Получается, он потратил целый день и пришел к месту, где ночевал вчера? Дрожащими руками Валерий достал из кармашка свой компас, опустил пробку в лужицу у камня. Игла качнулась влево, вправо и начала медленно вращаться…
«Боже, Боже», — в ужасе повторял Валерий, тупо глядя в лужу. Поплавок неожиданно поплыл в сторону, а в воде появилось лицо деда Сома.
— Иголку мою стырил! — скрипуче и грозно произнес дед. — Вот этого я тебе никогда не прощу.
Валерий хотел обернуться, но, кажется, его кто-то ударил по голове и он потерял сознание.
Очнулся уже в деревне. В чьем-то дворе. Вокруг стояла толпа. Герасим и Прошка пинали его ногами. Сом бил палкой. Не больно. Палка была сухой и легкой, и деда это чрезвычайно сердило. Он аж синел, намахиваясь изо всей силы, а удара не получалось.
— Ногами бей, — посоветовал товарищу Прокофий.
Дед сопел, кряхтел, замахивался, но и ногами у него не получалось, — от своих замахов он сам чуть не падал.
В сторонке веселился Мисос. Дурачок был очень возбужден, и хотя сам не бил, но шумно радовался удачам других, комментируя каждый удар: «Эх!.. Да!.. О-хо!.. Так его!..».
Подскочила Пелагия.
— Не захотел меня, отверг, а ведь я старалась, — прошипела со злостью в ухо пленнику. — Теперь получай! — Она впилась в его губы зубами, прокусила их и слизнула брызнувшую кровь шершавым языком. Потом вцепилась в лицо ногтями, рванула вниз, срывая целые куски кожи.
— «Боже, как больно!», — уже в шоке подумал Валерий.
Пелагия отдернула руки. С ее пальцев капала кровь, с ногтей свисали полоски кожи. С довольным видом она осмотрела результат своего деяния и куда-то исчезла, отпихнутая очередным вершителем правосудия. Валерий вдруг понял, что его сейчас будут убивать. Он увидел заплаканное лицо Лиды. Ее гнали, кажется, даже пинали. Она побежала, а Мисос, кривляясь, догнал ее, шлепнул ногой по заду и так же кривляясь вернулся к команде победителей.
— Николай! — разбитыми в кровь губами позвал Валерий. — Спаси!..
Появилось лицо Николая искаженное злорадной мстительной гримасой. В руках он держал огромный хирургический скальпель. Почему-то отчетливо вспомнилось: точно такой ему приходилось однажды видеть. В морге. И еще где-то. Бывший водитель вездехода, а может быть несостоявшийся пластический хирург, склонился, спихнул с головы Валерия шапку, деловито примерился и четким профессиональным движением взмахнул два раза своим жутким инструментом. Подхватил окровавленные уши жертвы и радостно заржал:
— Холодец сварю!
Валерий еще увидел, как подошел профессор. Он отозвал Прокофия, что-то сказал ему деловито, показывая на жертву самосуда. Прокофий кивнул и Аркадий Аркадьевич передал ему чисто вымытую тряпицу.
Сом все-таки попал ногой в висок, и сознание померкло. Потом он услышал возню и снова открыл глаза. Приподнял голову, попытался сесть. Деревенские устали. Они уселись в сторонке, прямо на земле постелили холстину и устроили пикничок. Разложили закуску. Сом разлил что-то по кружкам. Все выпили. Возбуждение еще не утихло. Они поглядывали на полуживого Валерия и что-то радостно предвкушали.
— Василий опять не пришел, — сказал Прокофий. — Вот выродок!
— Ладно, пусть. У него поросят много, — хихикнул Сом. Он заметил, что Валерий смотрит на них, и вдруг сжалился. Налил в кружку из бутылки, подошел к беглецу.
— Мне? — удивился Валерий, заискивающе и умоляюще глядя деду в глаза.
— Выпей, легше будет, — приободрил Сом.
Валерий с трудом проглотил жидкость оказавшуюся крепким самогоном. Было уже понятно, что произойдет дальше, но почему-то ненависти не ощущалось. Наоборот, ему хотелось ненавидеть и презирать только себя. За глупость. За наивную самоуверенность. А ведь его предупреждали. И не раз. Ему добра желали. А он их всех подвел. А они… вот… даже самогона налили… Хорошие, гостеприимные люди… Сколько с ним нянчились…
И тут он увидел свой рюкзак. Совсем рядом. Сом отошел к компании. Там опять загалдели. Валерий развязал тесемки, достал наган. Хладнокровно вставил ствол в рот. Шум тут же затих — все смотрели на него. Такой неожиданный поворот событий показался собравшимся селянам странным, вернее им было всё равно. Они стояли, глупо улыбались, и только Прокофий выглядел озабоченным. Он быстро подскочил к Валерию и зашептал:
— Брось. Не трать патрон зря. Еще пригодится…
— Кому. Тебе? — прошамкал Валерий, не вынимая ствол изо рта. — Ты же и стрелять-то не умеешь. Ты же всего лишь колдун, Прохор.
— Я?
— Ты-ты…
Прокофий, казалось, растерялся. Он метнулся к толпе. Подхватил топор с холстины. Ринулся в сторону Валерия.
— Стой! — раздался грозный окрик. — Он
