— Любым, какое вам будет угодно мне уделить, — нервно ответил Лу, гоня от себя настойчиво вопивший в его уши голос.
23
Сюрприз!
Когда Лу прибыл к месту проведения юбилейного ужина — прибыл с опозданием, — он был весь мокрый от пота, как это бывает, когда отступает лихорадка, и это несмотря на декабрьский холод, пробиравший до костей, холод, от которого немели суставы, а все тело сотрясалось, словно подхваченное вихрем. Он запыхался, и одновременно его тошнило. Он был возбужден и испытывал облегчение и в то же время мучительную усталость.
Он принял решение праздновать юбилей отца в знаменитом здании, которым так восхищался Гейб в день их первого знакомства. Выстроенное в форме паруса, подсвеченное синими прожекторами, здание, за проектирование которого их компания получила награду, несомненно должно было поразить и отца, и их съехавшихся из разных мест родственников. Прямо перед фронтоном сияла рождественскими огнями корабельная мачта — это был корабль викингов.
Возле входа он увидел Марсию — стоя снаружи, она пререкалась с коренастым, облаченным в черное швейцаром. Рядом переминалась с ноги на ногу, желая согреться, толпа человек из двадцати. Люди кутались в пальто и шарфы и, видно, сильно мерзли.
— Привет, Марсия! — весело воскликнул Лу. Ему не терпелось прервать их спор, тут же объявив Марсии о своем повышении, но он прикусил язык — первой об этом надлежало узнать Рут.
Марсия повернулась к нему лицом, и он увидел, что глаза у нее покраснели и вспухли, а тушь на ресницах размазалась.
— Лу, — сквозь зубы проговорила она.
Ее раздражение не только не прошло, но усилилось и было теперь направлено на него.
Сердце его екнуло и ушло в пятки, что было странно, так как обычно его не очень заботило мнение сестры и ее отношение к нему. Но сегодня это его почему-то задело.
— Что не так?
Она отделилась от толпы и устремилась к нему.
— Я уже час пытаюсь до тебя дозвониться!
— Я был на корпоративе. Я же предупреждал. А в чем дело?
— Дело в тебе! — Голос ее дрожал, и говорила она сердито и грустно. Потом она глубоко вздохнула, медленно перевела дух. — У папы день рождения, и это праздник в его честь. Я не стану портить ему праздник, испорченный и без того, затевая ссору с тобой, и поэтому попрошу только, чтобы ты приказал этому хаму впустить на праздник наших родных! Родных… — она повысила голос почти до визга, — съехавшихся сюда со всей страны, чтобы разделить с нами радость! — Теперь она чуть не плакала. — Чтобы провести этот вечер с папой! А вместо этого он сидит там, наверху, в одиночестве, а его гостей гонят от дверей! Пятеро из них уже отправились домой!
— Что? Что? — Сердце Лу запрыгало где-то в горле. Он кинулся к толпившейся в дверях прислуге. — Привет, мальчики! Я Лу Сафферн! — И он протянул им руку, которую двое из них пожали с холодностью снулой рыбы. — Я организатор и заказчик сегодняшнего вечера. — За его спиной раздраженно что-то бурчала Марсия. — В чем, собственно, дело?
Он огляделся, всматриваясь в толпу. Все лица были знакомыми — это были друзья дома, у которых он привык гостить в детстве, всем им было за шестьдесят — ровесники отца или даже старше. Они стояли на промозглом декабрьском холоде — пожилые пары, старики, цеплявшиеся друг за друга, дрожавшие от холода, некоторые с палками и на костылях, один мужчина — в коляске. В руках у них были сверкающие праздничным блеском свертки и картонки, бутылки вина и шампанского, подарки, старательно и заботливо упакованные, заготовленные для этого торжественного случая. И вот они стоят перед входом, и им отказано в присутствии на дне рождения старинного их друга.
— Без приглашений не впускаем, — объяснил служитель.
Одна из пар, махнув таксисту, медленно двинулась в сторону подъехавшей к тротуару машины, и Марсия бросилась за ними, уговаривая остаться.
Лу сердито хмыкнул.
— Но, джентльмены, неужели вы считаете, что эти люди ломятся куда их не просят? — Он понизил голос: — Да бросьте — взгляните на них! Мой отец справляет свое семидесятилетие, а это его друзья. Видимо, с приглашениями произошла накладка. Я договорился с моим секретарем Элисон, что будет список гостей.
— Этих людей нет в списке. А у нас строгие правила относительно того, кто входит в зда…
— К черту ваши правила! — злобно прошипел он, не раскрывая рта, чтобы стоящие за его спиной ничего не расслышали. — У моего отца день рождения, и это его гости. — Теперь он говорил решительно и сердито. — Ив качестве заказчика, а также строителя этого здания я велю вам их пропустить!
Не прошло и минуты, как гости, шаркая ногами, потянулись через вестибюль к лифтам на верхний этаж. Старики ежились, пытаясь согреть озябшие тела.
— Можешь успокоиться, Марсия, — теперь все улажено, — сказал Лу Марсии, пытаясь задобрить ее, когда они с ней вдвоем поднимались в кабине лифта, потому что в те десять минут, пока они распределяли по кабинкам и поднимали наверх гостей, Марсия отказывалась не только говорить с ним, но даже и глядеть в его сторону. — Ну, хватит, Марсия, перестань! — сказал он весело. — Не надо так.
Взгляда, которым она его окинула, было достаточно для того, чтобы улыбка сползла с его лица, в горле застрял комок.
— Я понимаю, что ты считаешь, будто я излишне все драматизирую, надоедаю тем, что всем командую и распоряжаюсь, и считаешь еще много такого, чего я и знать не хочу. Но я ничего не драматизирую, просто мне больно, и не за себя, а за папу с мамой. — Ее глаза вновь наполнились слезами, а голос, обычно такой мягкий, сочувственный, стал неузнаваемо резким. — Из всех проявлений твоего чудовищного эгоизма это — самое ужасное. Я не вмешивалась, а молчала, прикусив язык, когда ты направо-налево изменял жене, неприлично вел себя в отношении папы с мамой, когда ты глумился над братом, дразнил его, флиртуя с его женой, когда ты не занимался детьми и пользовался малейшей возможностью, чтобы подколоть меня. Я все терпела, все сносила безропотно, но теперь — хватит! Ты не достоин нашей любви. Сегодняшний вечер переполнил чашу терпения. Ты обидел папу с мамой, и ты мне больше не брат.
— Ой, ой, ну перестань же, Марсия!
Его словно ударили под дых. Никогда и ни от кого он еще не слышал подобных слов, и они произвели на него впечатление разорвавшейся бомбы. Ему стало трудно дышать. Проглотив комок в горле, он сказал:
— Я понимаю: то, что задержали гостей при входе, — это ужасно, но я же все сделал. Так что же теперь тебе надо?
Марсия горько усмехнулась.
— То, что ты видел при входе, — это еще цветочки. — Она фыркнула. — Тебя ожидает сюрприз. — И она улыбнулась. Двери лифта раскрылись, и они очутились в банкетном зале.
И сердце у Лу моментально упало — оно опустилось куда-то вниз, к животу, где его, как огнем, ожгло какой-то горечью. В зале были расставлены карточные столы и стол для рулетки, а полуголые официантки разносили на подносах коктейли. Вечер был организован на широкую ногу в точности так же, как это было на праздновании завершения строительства, что совершенно, как это понимал Лу, не подходило для семидесятилетнего отцовского юбилея. Его отцу все это было крайне чуждо. Он вообще не любил сборищ в свою честь, а в качестве развлечения предпочитал одинокую рыбалку. Скромнейший человек, он не хотел праздновать свою круглую дату, но домашние уговорили его в первый раз в жизни отпраздновать свой день рождения, созвать родных и друзей — пусть приедут отовсюду, чтобы порадоваться вместе с ним. Он не хотел, но его уговаривали, и постепенно он смирился с этой идеей, и вот он стоит в казино, наряженный в лучший свой костюм, а вокруг него мельтешат официантки в мини-юбках и лакеи в красных бантах, диджей наяривает танцевальные ритмы, а минимальная ставка, чтобы попытать счастья у игральных столов, — 25 фунтов, а нет — так и не суйся. На одном из столов среди сладостей и фруктов разлегся почти совершенно голый мужчина.
Родные Лу смущенно жались в уголке. Мать, с красивой прической и в новом сиреневом брючном костюме с изящно завязанным вокруг шеи шарфом и сумочкой через плечо, нервно тискала в руках сумочку и неуверенно озиралась. Рядом стоял отец с единственными дожившими до его юбилея братом и сестрой: он — священник, она — монахиня. Вид у отца был растерянный и в этом антураже крайне нелепый. Таким Лу его еще никогда не видел.
