— Продержится туман? — прошептал Дибс и посмотрел на меня, словно я знала ответ. У меня сжалось горло.
Стрекот вертолета приближался. Машина кружила над нами, хотя из-за тумана ее не было видно. Я ее чувствовала, как боль в зубе.
Какое счастье, что во мне снова пульсирует «дар». Вот уж не думала, что буду так радоваться ожившему загадочному месту в горле, из-за которого я стала такой особенной.
Вдруг зубы в просоленном рту заныли, волосы стало покалывать, а по всему телу разлилось тепло. Туман редел, и солнце зловеще просвечивало сквозь его пелену, как лампочка сквозь вощеную бумагу. Черт.
— Дрю… — прохрипел Грейвс. Он смотрел так, словно у меня выросла вторая голова.
Я трансформировалась.
Глубоко вздохнув, я ощутила, что медальон жжет мне кожу, как пламя свечи. Папу он тоже обжигал? Или только меня? И что это значит?
Спрашивать времени не было, да и вряд ли нашелся бы здесь тот, кто мог бы ответить. Вертолеты приближались. По укрывающей нас тончайшей мембране водяного пара проползла тень.
Давай, Дрю, сделай что-нибудь!
Чувствительные точки внутри меня болезненно подрагивали и саднили. Раньше бы я с ними справилась как нечего делать, а сейчас это для меня было все равно, что поднять голыми руками «бьюик». Сквозь тающий туман показалось голубое небо и на его фоне — темная масса вертолета. Нисходящий поток воздуха от винтов в момент разметал последние белые завитушки.
Я почуяла в руках силу, выросшие клыки коснулись нижней губы. От соленой жвачки во рту саднило, но мне было не до этого. Меня окутал аромат яблок — глубокий, со знакомой, теплой, ноткой духов. От леса вдруг налетел запах мамы, и тут же нахлынули воспоминания. А вместе с ними появилась и новая уверенность.
Мы сейчас поиграем, Дрю.
— Какого?.. — не договорил Питер, приподнявшись с земли.
Я вскинула руку и издала короткий возглас, потерявшийся в шуме вертолета. Заклинание — нечто вроде заряда энергии, типа того, что я наслала на одну учительницу в Дакоте, — с шипением и искрами взметнулось вверх и полетело прямо на грохочущую машину. Грейвс среагировал вовремя — у меня подогнулись колени, а сердце стучало в ушах. Ребра двигались в такт частым, поверхностным вдохам, а острые клыки вонзились в нижнюю губу. Две теплые струйки потекли по подбородку. Грейвс встал на колени, пытаясь поддержать меня.
Вертолет со свистом рванул прочь, мелькая между голыми стволами деревьев, увлажненных редеющим туманом. Через секунду послышался скрежет металла. Грейвс вскочил и потащил меня за собой.
Вертолет — машина сложная. И если нарушить хоть маленькую частичку его системы, может случиться непоправимое. Мое заклинание было совсем крохотным, едва ли заслуживающим своего названия, но папа остался бы доволен. Вертолет подбить легко, — говорил он. Помни это, Дрю. Один винтик выпадет и — бац!
И откуда он знал?
От этой мысли сердце заныло. Все что угодно отдала бы, только бы вернуть папу. Он бы сейчас мне помог и со всем справился.
— Бац… — прошептала я и осела на Грейвса.
Это было мое второе в жизни заклинание. Первое мне довелось наслать несколько недель назад на Блечли — учительницу истории. Чуть не убила ее. Конечно, она этого заслуживала, но все-таки.
И в кого я превращаюсь?
— Боже… — с благоговейным трепетом прошептал Питер.
Издалека донесся раскат грома, перекрывая скрежет вертолета. Всем, кто внутри машины, будет худо. Внезапно от земли поднялся запах дождя — тяжелый, влажный. Снова раздался металлический лязг и тут же — гулкий, рокочущий взрыв.
— Ох… — Я с трудом сдержала приступ тошноты. Мясная жвачка сослужила плохую службу. Кости как будто размякли. Мир внезапно стал серым с проблесками голубого неба и голосом Грейвса в качестве фона. Монотонность прервал жуткий грохот. Руки-ноги безвольно повисли, все вокруг смешалось и поскакало вниз-вверх, вниз-вверх.
— Бац… — снова прошептала я, и меня поглотила темнота.
Не стоило этого делать, — проскочила мысль. И больше мыслей не было.
Я приходила в себя — снова рывками. Мне было очень плохо. Тело болело, но больше всего — голова. Я застонала, послышался шорох постельного белья. Барабанная дробь дождя по крыше заполонила сознание, а от удара грома я вздрогнула. На мгновение голова закружилась, и я представила, что я снова в своей голубой комнате: сейчас день, Школа спит, а по окну стекают капли.
Но чья-то прохладная ладонь легла мне на лоб.
— Тс-с, милка. Все хорошо.
Левое запястье болезненно дернуло, и я открыла глаза.
Секунду я ничего не видела и решила, что ослепла. Щелк! — рядом с чем-то похожим на дверь вспыхнул ночник. Свет обжег мне глаза, набежали слезы. Я заморгала.
Свет выключили. Запястье снова заныло — двумя огненными точками. На улице опять раздался раскат грома.
— Голова немного поболит. Тебе нужно отдохнуть, — успокаивал меня тихий голос, словно я в самом деле серьезно больна.
Во рту пересохло. Мясную жвачку я, видимо, выплюнула где-то по дороге. Чуть напрягши руки и ноги, я ощутила под собой кровать. И снова боль потоком залила тело.
— Как остальные?
— Живы-здоровы. Даже твой лупгару.
Голубые глаза Кристофа мерцали в темноте.
— Хорошо…
Нахлынуло облегчение, попыталось побороть боль, но отступило. Я выдохнула.
Его рука снова опустилась мне на лоб, поглаживая пальцами каждый выступ. Вспомнив, что он со мной сделал, я напряглась еще больше.
Он рассмеялся. Тихо и горько, как Грейвс.
— Получилось больше, чем ты думала, да? Прости. Я знаю, что это больно. Но помни: я взял не насовсем, я только одолжил.
Такое я вряд ли забуду, Кристоф. Я вздохнула и отвернула голову. Он отодвинулся — я услышала скрип. Это стул, он стоит у кровати — я его чувствовала, не глядя. Такое не объяснишь. Горло саднило. Медальон, слава богу, никак себя не проявлял. Мой «дар» вновь работал, и то хорошо. Я снова я. Разбитая и израненная, но я.
— Где?..
В смысле, «где я?». Банальный вопрос, но вполне логичный.
Он понял.
— У одного вервольфа — Эндрю — здесь родственники. Ты в самом безопасном месте дома. Сейчас ночь. К утру оклемаешься и сможешь продолжить путь. Тем более, я тут.
Хм… А я думала выспаться.
— Путь?
— Твой лупгару хочет во что бы то ни стало добраться до города. После сегодняшнего вечера я смогу выдержать солнце, когда спадет темная аура. — Он резко выдохнул. Глаза потухли, он ссутулился. — Я думал, Дилан хоть что-то объяснит.
Думаю, ему было не до этого, Кристоф. Да и учитель истории тоже сделал все возможное.
— Он… он делал все, что мог. Послушай…
Мне так много надо ему рассказать!
— Спи. — Он снова шевельнулся, и я услышала шорох одежды и скрип стула. В лицо мне пахнуло яблоками. — Сейчас это самое важное.
Звучало заманчиво, но…
— Грейвс. — Я сглотнула. Пересохшее горло щелкнуло. Ну, во рту не саднит, и то хорошо. Пробежала шершавым языком по зубам — в норме.
— Говорю тебе, он в полном порядке. Он здесь принц. — Кристоф снова распахнул глаза. — Могла бы спросить, как дела у меня. Все-таки непростые дни пережил.
Ну, знаешь. Если ты так ставишь вопрос, то мне плевать.
— Уходи.
— Обворожительна, как и всегда. Прости меня, Дрю.
Сволочь я… Он же спас мне жизнь! Вошел в объятое пламенем здание, чтобы вытащить меня оттуда. И туман — тоже благодаря ему. А какое у него горячее тело!.. И на меня нахлынула обжигающая волна. Если бы не изнеможение, я бы скорчилась от стыда.
— Ничего. — Я кашлянула. Слова с трудом процарапывали себе путь.
— Тебе кажется, что надо выпить воды. Но от этого будет еще хуже. — Говорил он очень мягко. — Ничего не поможет, даже вино. Постепенно само пройдет.
В горле защипало.
— А ты… ээ?..
— Я? Всегда, пташка. — Он снова тихо рассмеялся. Казалось, смех причиняет ему боль. — Чем больше в тебе от носферату, тем больше жажда крови. А если Курос ей поддастся…
Я ждала. Сердце сильно билось — в груди, в запястьях, в горле. В комнате было темно. Интересно, на чьей кровати я лежу? Безопасное место, заверил он. Дом вервольфа.
— Стоит один раз поддаться, и ее уже труднее контролировать. А если тебя приучили давать ей волю, кохана… — Он снова вздохнул. Поднялся, отодвинув скрипнувший стул. Я разглядела силуэты постеров на стенах. Окон не было. На одной стене, как набросок углем, маячила полуоткрытая дверь в чулан. И мертвая тишина. — Мой отец растил из меня карателя, а не Куроса. — Глаза его потухли, и я поняла, что он трет лицо. — Дилан нашел меня и вывел на свет, а вот благодаря твоей маме я здесь и остался. Если не найдешь в себе силы побороть жажду, то превратишься в зверя, гораздо хуже тех, что мы истребляем. Мы рождены для большего. — Смутные очертания двери исчезли за его черным силуэтом. — Я пришлю твоего лупгару, — сказал он грустно.