— Хорошо, — тихо говорю я, — я согласен, что тебе со мной опасно. Как бы там ни было, мне никакого резона с твоей смерти нет, но какой бы я ни был урод, я не могу тебя просто так бросить в лесу одну, уж извини. Доедем до бункера, я тебе дам оружие, сыворотку заживляющую, паек и выведу тебя в город. А дальше решай сама. Можешь к Фору пойти, он, вероятнее всего, выслушает тебя, сразу не убьет. Или можем попытаться найти дружелюбных, вряд ли всех убили, они наверное…
Я слишком поздно почуял опасность. Говорил уже, быть зверем легче, чем вот таким… недочеловеком. Монстр, чудовище, или кто там еще никогда не подпустил бы к себе никого сзади. А я подпустил.
Удавка на шее затягивается все сильнее, из горла рвутся хрипы, а я даже понять не могу никак, что происходит. Нас выследили, наверное, напали. Угасающим сознанием я успел заметить, как две черные фигуры поднимают девицу, слух фиксирует вскрик… Да вашу ж мать! Ни х*я я вам так просто не дамся, ублюдки! Размахнувшись из всех имеющихся в придушенном организме сил, спасая свою жизнь, я вдариваю локтем по душащему меня уроду так, что мне показалось, хрустнули ребра. Или мое предплечье. Удавка исчезла, а ворвавшийся в легкие кислород вперемешку с нор-адреналином в крови разливает по телу ощущение второго дыхания.
Пистолет вытащить не успел, бросился на них, молотя без разбору, ломая кости, разбивая все, что можно раздробить. Они вступают со мной врукопашную, из чего я делаю вывод, что оружия у них нет, а мне бы только успеть вытащить пистолет, но не дают сволочи!
Нападают сразу трое, валом, лишь бы задавить количеством. Впотьмах я даже понять не могу сколько их всего, что с девкой. Она затихла, никаких звуков от нее не слышно. Отбиваясь, я даже успеваю прикинуть, кто это такие могут быть. Дерутся они точно не как бесстрашные, скорее, как изгои, тупо махая чем придется. В очередной раз на мою голову опускается что-то тяжелое, в голове совсем туман. Я почти ничего не соображаю… и чувствую, как темная пелена пять заглушает все и поглощает в себя пространство. Страх, ненависть, медный запах крови… жертвы… они нужны мне!
Почувствовали разительные перемены и нападающие. Один отлетает мощным рывком, врезаясь с ласкающим слух краком в дерево. Сломался, бедняга, ну ничего, авось не помер, но выпадает из битвы однозначно. Сколько их остается, мне уже пох*й. Вот сейчас, точно пох*й. Отшвырнув от себя второго нападающего ногой, я хватаю за горло третьего и по лицу сама собой расползается гаденькая улыбочка. Пальцы все сжимаются на горле, заставляя вылезать из орбит глаза уродца и, почему-то, несмотря на то, что уже довольно темно, я вижу его так четко, будто на мне прибор ночного видения. Второй, видимо, придя в себя, опять нападает, пытается огреть дубинкой, но я перехватываю ее и, выкрутив у него из рук, обрушиваю на него с такой силой, что, скорее всего, проломил череп. Но с ним потом. У меня в руках жертва, и я убью его сейчас, вырвав ему горло, которое я все продолжаю сдавливать, но так, чтобы он не подох слишком легко.
— Аааа, — врезалось в слух, и я понял, что это девица орет. Надо заканчивать тут быстрее.
— Кто вы такие? — мой голос странный, будто бы и не мой вовсе, а раздается откуда-то извне, — что вам нужно? — Но мужик хрипит только, ответить не может. Резко шваркнул его на землю, заставляя встать на колени, и хватая за волосы на затылке, заглядываю ему в лицо. — Кто вы и что нужно?
— Мы стервятники, стервятники, просто воры…
— Ясно, — просто сообщаю ему, доставая нож и приставляя к его глотке, — теперь будете дохлые стервятники, — полоснув по горлу, я стараюсь заглянуть ему в глаза, чтобы увидеть, как из них уходит жизнь. Он захлебывается, хрипит, бьется в конвульсиях, кровь бурыми, в сумерках фонтанчиками, выталкивается из яремных вен. Он обмяк, и я бросил эту падаль от себя подальше. Больше он не нужен.
Девку убили, скорее всего. Придушили уже, наверное. Понимание этого растравливает ненависть, заставляет в груди полыхать пожарищем, выжигая разум, оставляя одни инстинкты. Она нужна мне! Никто не смеет ее трогать, кроме меня! Ублюдки! Уроды у*бищные! Слабый писк из зарослей дал понять, что еще не все потеряно. Даже не пытаясь оценить обстановку, я ворвался в гущу людей, и только потом уже стало понятно, что их там трое. Двое держали девицу, а третий срезал с нее форму, не обращая внимания на попытки брыкаться.
— Захлопнись, дура! — успел только выцедить у*бок, когда я темной тенью налетел на него, просто сметая со своего пути. Он затих на время, и тут очнулись двое других. Один, сразу же, без паузы всадил в грудь девицы нож, а второй пошел с клинком на меня. Осознание того, что сейчас произошло, было последней всполохом, что оставили мне человеческие воспоминания. Дальше пошла неудобоваримая каша из раздираемых человеческих тел, раздавленных голов. Прижав одного из них к земле, я приставил нож к его лицу, а он успел что-то провякать:
— Нет! За что? Мы ничего…
— Никто не смеет ее трогать, выблядок, никто, — прошипел я ему, вырезая у него глаза. Кровь, вперемешку со слизью из глазного яблока, струится по искаженной предсмертной мукой роже. Его вопли немного отрезвили меня. Нет, затягивать с этим нет смысла, и свернув ему шею так, что показались позвонки, я встал, втягивая полной грудью пропитанный кровью воздух, и огляделся.
Зрение притупилось. Сумерки полностью захватили владение лесом, и видно было не очень хорошо, но я понял, что я весь в кровавых ошметках, возможно, даже чьих-то мозгах, рядом валялась оторванная рука… Ну них*я себе, бл*дь… А ну теперь ясно, мозги откуда, череп одного из уродов раздроблен так, будто по нему проехался бульдозер. Монстром быть проще. А вот защищать девицу… это что-то новенькое.
Она лежала вывернувшись в неестественной позе и выглядела совершенно мертвой. Мне показалось, что они ударили ее в грудь, но на самом деле нож торчал чуть ниже ключицы. Это тоже плохо, но точно не смертельно. Брюки разрезаны, но белье целое, я успел. А они нет. Но им теперь это все равно.
Нож вынимать нельзя, если лезвие повредило артерию, она может погибнуть от потери крови. Надо бы оказаться в бункере, да можем не успеть. Остановить кровь, наложить мазь, зафиксировать стягивающей повязкой…
— Нет, не надо, не трогайте… — обморочным голосом забормотала она, пока я стягивал с нее то, что осталось от ее куртки. Твою мать, как они ее не переломали, от нее же почти ничего не осталось! И почему она мне казалась такой тяжелой? Освободив тело от одежды, разрезав ее футболку, я аккуратно вытаскиваю лезвие из плоти, сразу же зажимая рану тканью. Кровь течет быстро, но не выталкивается, а, значит, остановим… — Эрик… нет… не трогай меня… — она сделала попытку уползти, но я не пускаю ее.
— Подожди, тебя ранили, надо кровь остановить!
— А что это было? На меня налетели… я пыталась… а они…
— Тише… теряешь силы на разговоры. Какие-то залетчики. Сказали, что стервятники.
— Они ушли? — она немного приподняла голову, но я настойчиво укладываю ее обратно.
— Ушли, ушли. В мир иной они отошли, успокойся, — Эшли скосила глаза в сторону, и они расширились у нее от ужаса. Увидела руку и расквашенную голову. Да вот же, твою мать! Девица повернулась и ее опять стало выворачивать, а я думал только о том, что не успел стянуть ее рану. Мазь-то, по всей вероятности, и поможет, конечно, вот только как кровь-то восстанавливать! — Слушай! Слышишь! Эшли, посмотри на меня!
— Т-т-т-ты руку оторвал… ему? Но как… Боже, как?
— У тебя есть все основания меня бояться… но… Я не смог видеть, как они издевались над тобой. И потерял контроль… Опять.
— Господи… Боже… — зашептала она и я понимаю, что это больше, чем она может выдержать. Поднялся и аккуратно, чтобы не разошлась повязка, взял ее на руки. — Куда… куда ты меня…
— Нужно вылечиться. Окрепнуть. И тогда уйдешь.
— Но ведь ты…
— Мы будем жить в разных частях бункера, не будем встречаться. И тогда ты будешь в безопасности. А как только сможешь, уйдешь. Ок?
