Рука Сэма инстинктивно потянулась вниз, защищая сморщенную детскую мошонку. Старуха медленно кивнула.
Потом бросилась к нему. Она ухватила его за рубашку, крепко скрутив ткань, легко вскинула одной рукой в воздух и припечатала к стене. Сэм вопил и лягался, молотя по стене ногами, а старуха нацелила страшное лезвие на его гениталии.
Эми тоже кричала, и в этом крике ей послышались слова старой Лиз: «Помни меня, Эми, помни меня».
Травяное саше валялось на полу. Эми схватила и разорвала его, осыпав старухину голову каскадом сушеных листьев. Та метнула в девочку струю зловонного воздуха и отбросила Сэма на пол. Затем повернулась к Эми и взмахнула лезвием, со свистом прочертившим размашистую дугу.
«Помни меня». Эми откинула голову назад, едва успев уклониться от лезвия. И вдруг это произошло.
Сэм увидел, что сестра достигла размеров взрослого человека. Ее тело выросло и изменилось. Ее лицо стало другим — на месте сестры Сэм увидел старую Лиз. Голова Эми, уклонившаяся от ножа, теперь надвигалась на противницу, ее язык высунулся вперед, выпустив поток мерзкой водянистой субстанции. Это была струя непереваренных бобов: твердые белые шарики пулеметной очередью забарабанили по старухиному лицу. Комната жутко затряслась. В ушах у Сэма стоял громкий, болезненный, пронзительный трезвон. Он зажал уши ладонями и закрыл глаза.
Когда он их снова открыл, Таня поднимала его с пола.
— Это что еще за крик? — спросила она. — Что здесь происходит?
Сэм огляделся вокруг. Рядом стояла Эми, целая и невредимая, и странно на него смотрела. Она казалась бледной, но уже пришла в себя. Никаких следов Лиз или старухи не было. Там, где мальчик увидел змею, снова были одни только игрушки.
— Ох, да что же это такое? — всплеснула руками Таня, заметив лужу рвоты на полу. — Ну, кого из вас вырвало?
Сэм посмотрел на сестру.
— Эми. — сказал он.
На следующее утро Алекс уверенно проводил пресс-конференцию на раскопках. Местные СМИ были в полном сборе, а с ними и несколько представителей центральной прессы. Маленькая батарея фотографов и операторов собралась вокруг «раскопа Мэгги».
Таня все еще была дома у Алекса — присматривала за Эми и Сэмом и слушала по местному радио, как Алекс торжественно вещает в прямом эфире. Накануне она, оставшись у него ночевать (он вернулся поздно), расхваливала его за чуткое руководство раскопками, а также утешала из-за неудачи с черепом. Она умела потрафить его самолюбию.
В тот день в школе занятий не было, и Алекс пообещал Тане, что Мэгги заберет детей в половине десятого и что Таня сможет присоединиться к нему на раскопках. Однако была уже половина двенадцатого, а Мэгги так и не появилась.
— Очевидно, захоронение имело ритуальный характер, — вещал в эфире Алекс, — но пока нам не известно, что это за ритуал.
Алекс округлял некоторые гласные в расчете на публику и, судя по голосу, был весьма доволен собой.
— Останки позволяют нам сделать вывод, что жертва была женщиной.
— А на каком основании вы решили, что во время похорон жертва была еще жива? — поинтересовался радиожурналист.
— Уздечка была средневековым орудием, принуждающим жертву замолчать. Мы еще нашли кусок трубы, которая вставлялась в отверстие для дыхания, проделанное в крышке гроба. Полагаю, жертву засунули в маленький ящик и благодаря дыхательной трубке безжалостно продлевали ее мучения. Через эту же трубку, особым образом крепившуюся к уздечке, жертву поили. В общем, это настоящая подземная темница, позволявшая сохранять жертве жизнь — по крайней мере, в течение какого-то времени.
Журналист счел находку зловещей. Алекс с ним полностью согласился. Ерзая на стуле, Таня повторила слова «подземная темница» на манер страшного проклятия. Затем интервью с Алексом сменилось новостями о школьных обедах в графстве.
Таня резко выключила радио.
— Спасибо, что забыл меня упомянуть, — сказала она. — Надевайте куртки, дети. Мы с вами идем в замок.
На раскопках Алекс беседовал с другим журналистом. Репортер заполнил две с половиной страницы своего блокнота и направился дальше. Таня появилась в компании Эми и Сэма. Алекс вспомнил, что ни разу не упомянул Таню, хотя и обещал.
— Привет! — просиял он. — Как у нас дела?
— Ты лживый ублюдок, — заявила Таня.
— Прошу тебя, не надо! Смотри, еще не все потеряно.
Кто-то еще подошел к Алексу и дотронулся до его руки. Это был высокий бородатый мужчина с редеющими волосами.
— Можно вас на два слова, мистер Сандерс?
— Безусловно. Это Таня. Она руководит раскопками.
— Я не из газеты. Меня зовут Эш. Ваша жена в больнице.
Мэгги обнаружили рано утром — она бродила нагишом по окраине Ивового леса. Какой-то автомобилист заметил ее и сообщил полиции, а та доставила ее в государственную больницу. Каким-то образом они сумели вытянуть из Мэгги имя и адрес Эша.
Эш отвез Алекса и детей в больницу. Он сел с Эми и Сэмом в коридоре, а Алекс зашел в палату Мэгги.
У Алекса комок подкатил к горлу, когда он увидел ее на больничной койке. Лицо у нее было бледное, обескровленное, вид помятый. Ей явно вкололи успокоительное. Она была под капельницей с солевым раствором, а из ноздри торчала пластиковая трубка. Алекс склонил голову ей на грудь и заплакал, а она провела рукой по его волосам, приговаривая:
— Все хорошо. У меня все хорошо. У меня все хорошо.
— Как же мы дошли до этого, Мэгги? Как? Мы же любим друг друга.
— Все хорошо. Все хорошо.
Алекс вышел и вернулся в сопровождении младшего врача, возившегося с пейджером. Эш посмотрел на доктора, дети посмотрели на Алекса.
— Она такая сонная, — объяснял доктор, — потому что ей вкололи сто миллиграммов ларгактила. Это сильная доза. Возможно, она и скажет что-нибудь странное, но будет спокойной.
— А вы не хотите оставить ее здесь? Ну, для наблюдения?
— Мы позаботимся о том, чтобы ваш семейный врач ее навещал.
Алекс не ответил.
— Если честно, — признался медик, — нам нужны койкоместа.
Эш встал:
— Алекс, пришло время, чтобы вы забрали Мэгги домой.
Алекс был ошеломлен.
— И я говорю не только о сегодняшнем дне. Вы должны забрать ее насовсем.
— Да.
— Мэгги мне очень дорога. Она помогла мне. Но я знаю, что ей нужно. Она хочет вернуть семью. Ей нужны дом и дети. Ей понадобится помощь. Много заботы и много любви.
— Да.
Медсестры помогли Мэгги собраться, и Эш отвез все семейство домой. Он остановился возле дома и не стал глушить мотор.
— Вам надо будет забрать вещи Мэгги из ее комнаты, — сказал он Алексу, когда они выходили из машины.
Мэгги обернулась:
— Эш...
Он опустил стекло и подмигнул ей — по правде сказать, с чрезмерной поспешностью.
— С тобой все будет хорошо. Заглядывай в магазин, когда тебе станет лучше.
И Эш уехал.
Мэгги с трудом шла на поправку. Семейный врач посетил ее, пришел к выводу, что она в безопасности, и выписал Алексу рецепт на ларгактил — на случай, если ее поведение станет беспокойным. Мэгги оставалась в постели в течение нескольких дней, и хотя ее ничто особенно не тревожило — по крайней мере внешне, — она не проявляла ни малейшего желания спуститься вниз. Она главным образом сидела, подложив под голову подушку, и смотрела в стену. Ее длинные рыжие волосы, расчесанные волнами, покоились на белом белье.
Алекс суетился, брал ее за руки, нежно с ней разговаривал, спрашивал, что еще он может для нее сделать. Мэгги отвечала — вяло, коротко, всегда со слабой улыбкой, но никогда ничего не просила.
— Все хорошо, — повторяла она. — Все хорошо.
Алекс отпрашивался с работы, стирал, готовил, занимался детьми, следил, чтобы они были чистыми и ухоженными. Командование раскопками пришлось передать в руки подчиненных: забота о Мэгги стала для Алекса основным приоритетом. Анита и Билл Сузманы тоже почтили их визитом и принесли нелепо роскошную корзину цветов и фруктов. Заявилась Кейт, соседка Мэгги по съемному жилью, и подарила ей восхитительно нелепую пару длинных сережек — надеялась, что это приободрит подругу. Заглянул Эш и провел целый час, держа Мэгги за руку. Однако у нее не находилось для них слов.
Но хуже всего было то, что она почти не замечала детей. Не было ни тепла, ни привязанности, ни интереса — ничего. Алекс пытался сделать так, чтобы они проводили время в обществе матери, но никакого эффекта это не возымело, разве что отрицательный. Тогда он перестал пытаться и ограничивался тем, что приводил детей поцеловать Мэгги и пожелать ей спокойной ночи каждый вечер, прежде чем уложить их в постель, но даже это было чисто механическим актом. Один раз Мэгги взглянула на Эми и слегка отшатнулась, но в остальное время они казались ей совершенно чужими людьми. Алекс приходил в отчаяние.