Мы ведь настойчивые.
Писать не перестанем.
Пуск кадр.
Плата за очистку квартиры ждала нас в кухонном ящике, рядом с вилками и ложками. Она была там всё это время. Нам доверяют, другого выхода нет. Даже у монстров с человеческими лицами.
Лёха пересчитал купюры и спрятал в карман.
– Как насчёт молока? – спросил он.
– Со сладеньким, – кивнул я.
– Непременно. Нужно отметить.
Когда не останется домовых – это обрадует лишь людей. Тех, что живут под крышей своих домов, а не где-нибудь в пещерах или ромашковых полях. Порадуются люди, да и забудут, как когда-то забыли дворовых (этих не перебили охотники, а отвергли сами дворы, бетонные, злые, с ржавыми детскими горками и изгаженными газонами), – других проблем валом.
Когда не останется домовых – пропадут заказы. Мы с Лёхой потеряем работу.
Когда-нибудь так и будет.
Мир без домовых.
Потому что мы с Лёхой профессионалы. А люди не любят текущие потолки и несчастья.
Мир без злых домовых: выживал и проказников.
Мы-то – помощники – собираемся жить вечно. По возможности.
– Когда-нибудь придётся самим мочиться на потолок, – вздыхает Лёха. – И охотиться на самих себя…
Он говорит с сожалением. В шулерстве – мало приятного. Только результат.
– Угу. Когда-нибудь, – соглашаюсь я, запивая рафинад топлёным молоком.
Угу. Приятного мало.
Да и эти потолки, знаете ли… Законы гравитации, все дела. Цель вроде и под тобой, когда стоишь вверх тормашками возле люстры, но объясни это жидкости…
В общем, та ещё работёнка.
Даже для домового.
Из дневника Дмитрия «Коркамурта» Чердачного.
Разумеется, утерянного.
Дневника – не Дмитрия.
Проблемы авансом
Те, кто утверждают, что дурные мысли притягивают несчастье, – правы. Это как постоянно плевать в канализационный люк, только изотерический. Рано или поздно оттуда появится некто в каске и настойчиво поинтересуется, какого лешего вы тут вытворяете.
Уже довольно давно Сергей Иванович Накликаев занимался мысленным словоблудием – прогнозированием своего ближайшего будущего. Самого-самого ближайшего, того, что вот – за углом дома в виде ледяной морковины, сорвавшейся с крыши. Или на кухне с запертыми окнами и потухшим огнём в духовке старой газовой плиты (тут надобно уточнить: на кухне какого-нибудь менее удачливого в бизнесе товарища – «умный» духовой шкаф Накликаева подобных фокусов не позволил бы). Или где-то внутри самого Накликаева, по словам врачей здорового, как бык, в виде внезапно отказавшей какой-нибудь важной релюшки…
Но не мог, не мог он принять, что всё идёт так гладко! И в личной жизни, и в работе, и в плане здоровья! Обязательно где-нибудь подлянка сыщется, пробьёт на контур в слабом месте… Да так, что мало не покажется!
«Машина собьёт, – думал Накликаев, каждый раз переходя дорогу (разумеется, только на зелёный свет!). – Колымага какая-нибудь. Может, и вовсе велосипед…»
«На почте письма перепутают, и – получите сибирскую язву с уведомлением! А этот злокачественный карбункул точно меня живучей… при минус двадцати поспит, да хоть двадцать лет, а потом глазки откроет, порами вспорхнёт: „Привет, вот он я!“» – готовился каждый раз Накликаев, вскрывая корреспонденцию. В респираторе, в перчатках, с телефоном под боком.
И так его это ожидание терзало, не передать. Подумывал даже открыться наступающему року, перестать подстраховываться, чтобы испить горькую чашу в раз… а там, авось выдюжит, и вместе с тем лимит несчастий будет исчерпан.
Мрачные мысли продолжали пухнуть в голове, как лужи под крупным дождём.
«Указ какой-нибудь накропает чиновьё… Из-под частников одеяло выдернут – мол, всё, нельзя больше вам оценкой имущества заниматься, – а государство монополистом сделают. Контору закрыть придётся…»
«Или собака цапнет. Соседский питбуль – этот капкан на четырёх лапах! – пожуёт и выплюнет…»
«Нет, не может так долго… чтобы штиль сплошной… эх, вылезет что-нибудь, выскочит…»
И выскочило.
Из люка. Или из пролома. Или из временной трещины между мирами.
Как угодно. Потустороннее – такая штука, определённо-то и не скажешь. А если и скажешь, то обязательно добавишь: «Кажется».
– Ну сколько можно, твою, а?!
Накликаев отшатнулся от возникшей посреди кухни чумазо-хвостатой личности. Добраться до свежесваренного эспрессо так и не удалось.
– Что за мысленный понос! С чего ты взял, чел, что кофеварка может взорваться?! Это что – кофеиновая граната?
Накликаев ошарашено таращился на пришельца. Откуда тот знал про его опасения? Что каждый раз, включив электроприбор, он выбегает в коридор, а возвращается на кухню, только услышав сигнал «сварено», и первым делом обесточивает хитрую машину?
– Ты ж! Долго я мирился! Но! Как можно столько срать! И дома, и на улице, на работе!
В руке незваного гостя значился увесистый разводной ключ, которым тот расставлял знаки препинания, в основном – восклицательные. Австрийская люстра-«виноградинка» опасно покачивалась на тросе.
– Вы из ЖЭСа? – попробовал, справившийся с первым шоком Накликаев. Он со смущением вспомнил, что забыл в прошлый раз рассчитаться с электриком. За установку французской стиралки.
– ЖЭСа?! Ну ты, чел, даёшь! Куда мне до них! Я что похож на шестикружника?! Из простых я, подповерхностных. Сантехник. Под вашим районом мыслепровод уже как год латаю. Но чтобы столько протечек, столько отходов! Ты о чём-нибудь другом кроме смерти, увечий и банкротства можешь думать?
– Так вы этого… чёрт?
– Ты чертыхаешься или спрашиваешь?
Накликаев поднял левую руку (правая намертво вцепилась в итальянскую дверную ручку) и показал два пальца. Язык пересох.
– Виктори? Победа, чел?
– Второй вариант, – справился хозяин квартиры. – Спрашиваю.
Чумазо-хвостатый сантехник в сердцах махнул рукой.
– Ну, чёрт. Что с того? – И поцокал по испанской керамике к немецкому холодильнику.
Встретив чёрта, Накликаев повёл себя самым предсказуемым образом – налил выпить. Себе и причине утреннего возлияния. Прямо на барной стойке всклень наполнил стограммовые хрустальные гранычи дорогим французским коньяком.
– Уксуса плесни, – потребовал необычный сантехник, выуживая из холодильника миску с подгорелой поджаркой.
– В коньяк? – уточнил хозяин.
– Не в окно же!
«Ну вот. Конец, – ранила Накликаева шальная мысль. – Пришла расплата за весь фарт, за всю беззаботность. Послали по мою душу… Сантехника послали! Чтобы сразу понял – кончилась лепота».
Выпили. Чёрт закусил плодами плохого настроения Накликаева – мясо было чёрным, жёстким, кольца лука изжарены в хрупкую проволоку.
«Эх, всё кончается… хорошо пожил, дети замечательные, виделись через день… с бывшей мирно развёлся, друзьями остались… напасти стороной обходили… да принесла нелёгкая… как они всё это дело обстряпают? Инфаркт? Упал – и головой о табурет? Самоубийство под гипнозом?»
– Опять за старое! – вскинул шишковатую голову чёрт. – Хватит эту ересь сливать! Какое, к ангелу, самоубийство?! Что ты несёшь, чел?
– Ты… – тыкнул палачу Накликаев. Близость смерти придала ему смелости, – ты переправишь меня в Ад?
Сантехник подавился уксусом, который глотал прямо из бутылки.
– В Ад?.. Ты в кратер рухнул? Чем вообще слушаешь? Повторяю ещё раз: поток твоих негативных мыслей – вот где сидит! Хватит ждать чего-то или кого-то! У меня трубы – заплата на заплате… как рванёт где-нибудь, обязательно вокруг твои мыслеформы плавают! Кирпич на голову! Короткое замыкание! Бывшая жена детей за кордон увезла! Фирма обанкротилась! Опухоль нашли! Хва-тит э-то-го дерь-ма!
– Ага… – только и сказал Накликаев, выпил рюмку и сел на стул.
Тут же вскочил. Заговорщически придвинулся.
