Алекс нетерпеливо посигналил. Открыл дверцу, взлетел на подножку и оглядел железное стадо с высоты. Снова сел за руль и бросил:
— Там, под сиденьем пошарь…
Я послушался.
— Мигалка? — у меня в руках было массивное архитектурное сооружение из небьющегося пластика и жести. К подножию его крепился магнит.
— Котов удружил, — похвастался Алекс. — Давай её на крышу.
Заслышав истеричный вой мигалки, машины неохотно расступались. Водители бросали на нас враждебные взгляды: — Опять блатные…
Но если и поминали недобрым словом, то про себя. Негромко.
— Конечно, ты считаешь, что твоя любовь — особенная. Уникальная, — продолжил Алекс, когда мы вытолкались из пробки и отключили ревущего монстра на крыше. Оказывается, всё было до банального просто: дорогу перегородила команда озеленения. Святая простота! Расшиперив грузовик поперёк разметки, они вдумчиво и неторопливо перетаскивали на обочину ящики с цветочной рассадой…
— А разве не каждый влюблённый именно так и думает? — спросил я. Живот болел всё сильнее, и разговор хотя бы немного отвлекал. Кроме того: мне действительно было интересно.
— Разумеется, в этом-то всё и дело, — кивнул Алекс. — Но по сравнению с мировой революцией, или победой коммунизма — твоё чувство ничем не отличается от того, что испытывают другие люди. Например — я.
— Ясно, — выдавил я через силу.
— Да ничего тебе не ясно, дурак ты эдакий, — вызверился Алекс. — Думаешь: из ревности шеф доведёт меня до цугундера, а сам…
— И ничего я такого… — и заткнулся. Потому что он был прав. Я думал. Может, не теми словами и не в том ключе. Но думал.
— Если бы я посчитал тебя соперником в любви, — сказал он мягко, словно ребёнку. — Я бы просто прислал к тебе секунданта с револьверами и попросил выбрать место и время. Понял?
Я долго смотрел перед собой, ничего не видя, переваривая его слова. Затем кивнул.
— Понял. Простите.
— Так-то лучше.
— Значит, — не утерпел я от еще одного, самого последнего вопроса. — У меня с Мириам нет шансов? Даже еcли бы я не стал… Тем, кто я есть?..
— Из всех девушек в городе ты выбрал именно её, — грустно проговорил Алекс. А потом протянул руку и похлопал меня по колену. — Я не говорил, что у тебя нет шансов. Несомненно, неоспоримо, удивительно — она любит тебя. Но видишь ли… — он покрутил пальцами в воздухе. — Это ненадолго. Точнее, до первого встречного «того, единственного» — на которого она переключится. Самое главное, что ты должен для себя уяснить: Мириам не виновата. Такова природа Ш’хины, и ничего с этим не поделаешь. Прости, дружок. Се ля ви.
— Лучше любить, и потерять, чем никогда не любить, — сказал я.
— Тот, кто это придумал — большой дурак, кадет.
— Почему?
— Потому что терять — больнее всего. Особенно, когда ты видишь её, можешь поговорить, даже прикоснуться, но — никогда больше не назовёшь своей.
Хам сделал поворот, и профиль шефа чётким абрисом выделился на фоне кроваво-красного заката.
Долгую минуту я смотрел на него, хлопая глазами, но потом отвернулся. Нет, не может быть. Показалось.
Впрочем, мы уже приехали…
Девчонок не было видно. Дом наш стоял пустой, и выглядел каким-то заброшенным. Автоответчик в офисе мигал истерически, под факсом скопилась длинная лента бумаги. Ничто больше в комнатах не шевелилось.
— Дуются, — резюмировал Алекс. — Раны, нанесённые несправедливо, дольше всего заживают.
Не разуваясь, он проследовал через всю анфиладу к подвальной двери. Я топал следом, как послушная собачонка.
Оказалось, в подвале, за тиром, есть ещё одна дверь, которой я никогда не видел. Она скрывалась за мишенями, но стоило Алексу нажать скрытую кнопку, мишени поползли вбок, открывая толстую стальную плиту с электронным замком.
— А если отключат электричество? — памятуя частые отключения света зимой, по вечерам, вопрос был актуальным.
— Тут собственный генератор, — махнул подбородком Алекс. — Запускается автоматически. Есть свет, вода, запас сухпайков, спальники…
— На случай зомбиапокалипсиса?
— Схрон устроили ещё перед войной. В блокаду здесь жило до сотни человек. В шестидесятые, когда угроза ядерки была более чем реальной — я обновил проводку, укрепил дополнительно стены, пополнил запасы… Ну, и пристроил собственно арсенал.
В шестидесятые, — хмыкнул я про себя. — В то время ты по любому должен был под стол пешком ходить… Даже с учётом пластической хирургии и здорового образа жизни тебе, драгоценный шеф, должно быть не меньше восьмидесяти…
Но когда он распахнул очередную дверь, все мысли из моей головы вымело, как помелом.
— Здесь автоматы, — Алекс небрежно махнул на один из стеллажей. — Но я их не люблю: в городе не постреляешь, да и убойная сила — не так, чтобы очень… Здесь гранатометы — прихвати, кстати, вон тот, что поменьше. Здесь — пистолеты. Советую взять дезерт-игл. Он, конечно, довольно тяжелый, да и отдача — будь здоров, но против зомби эффективнее лишь дробовик.
— Так может, карабин и взять?
Я осмотрел ряды ремингтонов, винчестеров и сайги.
— Карабин — штука хитрая, — осадил мой энтузиазм шеф. — Нужно уметь быстро вкладываться. Иначе — потратишь патроны впустую.
— Вы что-то говорили про огнемёты, — напомнил я.
Алекс поморщился.
— Не люблю. Слишком грязно. Но на завершающем этапе — необходимо. Так что…
Из ящика на полу, окрашенного под камуфляж, он достал старинный огнемёт.
— Фламменверфер, — прочитал я немецкое название.
— Трофейный, — похвастался Алекс. — Сам добыл.
— Во время Второй мировой? — спросил я прежде, чем успел подумать.
— У каждого свои секреты, — шеф подмигнул, закидывая на плечо здоровенный баллон. — Верно, Бойцовый Кот?
Пару секунд я глотал ртом воздух, затем как-то взял себя в руки и спросил:
— Хафизулла проболтался?
— Не проболтался. А поделился ценной информацией. От которой может зависеть не одна жизнь.
— А больше никто…
— Гиллель. И отец Прохор, естесс-но. От него ничего не утаишь.
— А Котов?
Алекс посмотрел насмешливо.
— А корова даёт молоко? Ты его татухи видел?
— ВДВ… Но я ведь — совсем другое.
— Эх ты, Кот-Компот, — шеф похлопал меня по плечу. — Ничего-то ты не понимаешь… Ладно. Бери, на что глаза смотрят. Я сегодня добрый.
Не скажу, что мы, выбираясь из подвала, прямо таки сгибались под тяжестью оружия. Но ступеньки основательно поскрипывали.
Алекс катил за собой небольшой ящичек, с первого взгляда похожий на дорожный чемодан на колёсах, до верху набитый гранатами…
— Это на крайний случай, — пояснил он. — Если всё пойдёт не так.
Я только вздохнул. Всегда всё идёт не так. Главное, это самое «не так» повернуть к своей выгоде.
* * *
— Так вот он где себе лёжку устроил, — задумчиво сказал Алекс, когда мы подъехали к заброшенной станции.
«Дачная». Станция метро, заброшенная почти семьдесят лет назад. Её уникальность заключалась в наземной платформе, серый лабаз которой всё ещё портил пейзаж в конце проспекта Новаторов.
Он не стал даже уточнять — не ошибся ли я. Всё было очевидно: заброшенность места, его дурная слава, ощутимая, почти тактильная аура безысходности и страха.
— Довлеет дневи злоба его, — сказал Гиллель, встав рядом с нами.
Сторож прикатил вместе с отцом Прохором, на его Эскалэйде. Похоже, салон джипа святого отца изнутри имел четвёртое измерение: бабулек в нём помещалось не меньше восьми. И это кроме сторожа и самого святого отца…
Бодрые тётки сновали тут же. Ни на кого не глядя, они растянули желтую полицейскую ленту, установили запрещающие дорожные знаки, и побрызгали землю вокруг станции какой-то ароматной водой — ладан с лавандой, что-ли? Брызгали, широко зачерпывая из вёдер обычными вениками.
