Ознакомительная версия.
Он скрестил взгляд с Иорамом. Поговаривали, что глаза императора отражали всю ничтожность жизни подданного — и даже предвещали смерть. Под безразличным взором Иорама серафимы падали ниц, а недостойные, исполнившись стыда и страха, сами подставляли глотки. Эти голубые глаза, обрамленные густыми золотистыми ресницами, свидетельствовали о полном, презрительном бездушии.
Во взгляде императора сквозила смерть.
К горлу Акивы подступил ком — не от избытка чувств, не из-за жалости к Иораму, не из-за угрызений совести. Ангела пронзила боль за безликую, давно забытую женщину с тигриным взором. Она покорно отступила, когда за сыном пришли стражники… Вспомнилось лицо мальчугана, отраженное в серебряных наколенниках исполинских охранников, — маленькое, испуганное. Акиве стало больно за все, что он утратил, за все, чего у него не было и не будет.
— Как кстати я оставил тебя в живых, — произнес Иорам. — Иначе к ним некого было бы послать…
«К ним?»
— Может, они тебя убьют, — продолжил он. — Стелианцы, они такие… Так что попрощайся со всеми заранее.
— Брат, прощаться — плохая примета для воина, — напомнил Иаил. — Зачем испытывать судьбу?
Иорам страдальчески закатил глаза.
— Да какая разница! — раздраженно выдохнул он и отошел.
Теперь императора снова прикрывали Намай и Мизорий. Одна возможность упущена, но появится и другая.
— Вылетаешь утром, — небрежно заметил Иорам, скользнув равнодушным взглядом по Азаилу и Лираз. — Без сопровождения.
— Куда прикажете лететь, милорд? — спросил Акива. Утром он собирался исчезнуть без следа, но сейчас его останавливала возможность раскрыть давнюю тайну — судьбу своей матери.
— К Дальним островам, разумеется. Стелианцы хотят, чтобы я вернул им эту… как там ее звали? Иаил, ну ты же знаешь…
— Фестиваль, — с готовностью подсказал брат императора.
«Фестиваль».
— Ну и имечко… — буркнул Иорам. — Что-то не припомню, чтобы с ней было весело.
«Фестиваль».
Звук материнского имени словно распахнул запертую дверь, воспоминания обрели форму. На мгновение Акива вспомнил материнское лицо, ее голос. В памяти всплывали лишь бессвязные обрывки, но внезапно в сознании наступили полный покой, ясность и сосредоточенность, словно рассеянный свет собрали в луч.
Сиритар.
Годами на рассвете Акива выполнял ката в поисках внутренней тишины, но она ускользала. Сиритар оставался абстрактным понятием, определением недостижимого идеала. Теперь все было по-другому: Акива обрел себя, это ощущение овладело им — и не отпускало. Похоже, никто из его наставников даже приблизительно не представлял, что такое сиритар.
Это магия.
То, что Акива прежде лепил из догадок и боли, оказалось ничтожным, жалким подобием открывшихся перед ним безграничных просторов и глубин. Источником силы — данью — служила не боль, а свет, ощущение полета, глубокое спокойствие. Окружающий мир словно замедлился. Акива замечал и предвосхищал все: вот Иафет стиснул зубы, сдерживая зевок; Иаил переглянулся с Элладом; у Иорама бешено забилась жилка на шее. В воздухе застыл теплый след дыхания, жар крыльев, повисла дорожка намерений и стремлений. Акива знал, что прислужница встанет, до того, как она действительно встала; ее свет предвосхищал движения, казалось, она следует за ним. Иорам собирался запахнуть халат, он все еще говорил, слова доносились ясно и отчетливо, округлые и весомые, как речная галька. Мельчайшие подробности происходящего заносились в память без искажений.
Акива знал, какими будут последние слова отца.
— Полетишь к стелианцам, — продолжал император тоном, не терпящим возражений. Впрочем, Иораму никогда бы не пришло в голову, что его приказов могут ослушаться. Как и всех деспотов, его распирало от ощущения собственного могущества. — Покажешься. Если тебе дадут возможность высказаться, передашь им мое обещание. Если они немедленно признают свое поражение и выдадут нам магов, я сохраню их жалкие жизни. Послов похищать легко, а против пяти тысяч воинов Доминиона им не выстоять. У них вообще есть войско? Пусть не воображают, что от меня так легко отделаться.
«Ты даже не представляешь, насколько они тебя превосходят», — подумал Акива. Ему захотелось свернуться в клубочек и вечно любоваться потоками света, проникающими в башню через многослойное стекло, изучать свои руки, как будто видит их впервые. Он сам стал другим, обновленным, и теперь знал, что тоже состоит из потоков света.
Света, под которым скрывается пламя.
«Ты не принадлежишь ни ему, ни мне, — прозвучал сильный, глубокий голос матери. — Ты принадлежишь только себе».
«Фестиваль».
Мать не рыдала, не пыталась удержать сына или оттолкнуть стражников, не попрощалась. Ведь это плохая примета, как сказал Иаил.
Может, она надеялась когда-нибудь снова с ним увидеться?
— Ты ее убил? — спросил Акива, неожиданно для самого себя.
Придворные застыли в недоумении, Намай и Мизорий схватились за рукояти мечей, на лице Иафета промелькнул интерес. Акива почувствовал, как напрягся брат, как с вызовом улыбнулась Лираз.
— Ты убил мою мать?
В глазах Иорама застыло безмерное презрение.
— У тебя нет ни матери, ни отца. Ты — звено в цепи, придаток к мечу, чучело в доспехах. Ты забыл, чему тебя учили, солдат? Ты — клинок. Ты — вещь.
В сиянии сиритар отцовские слова прозвучали эхом самих себя. Произнеся их, император умолкнет навеки.
Подхваченный неумолимой волной времени, Акива сбросил с меча чары невидимости и выхватил клинок из ножен. Присутствующие заметят неладное только тогда, когда все будет кончено. Намай и Мизорий шевельнулись, но Акива опережал их, не давая никаких шансов себя остановить. Словно пламя, скрытое под покровом света, он пересек пространство, отделяющее его от Иорама.
«Он даже не заметил во мне перемены», — мелькнула случайная мысль.
Меч пронзил шелковый халат, грудную клетку — и проклятое сердце императора.
Ставни в комнате Кэроу были закрыты на засовы, дверь подпирали доски. Кэроу ходила из угла в угол, у Иссы подрагивал хвост. Ожидание сводило с ума.
В окно тихо постучали.
— Отворите, — прозвучал хриплый шепот.
Кэроу подскочила.
— Кто там?
— Это я, Баст. Я на минутку: с поста сбежала.
— И зачем же? — гневно спросила Кэроу.
Если бы Баст поддержала ее на собрании… С другой стороны, что бы Кэроу делала, если бы у нее появились сторонники?! Глубинная уверенность в своем предназначении исчезла, хотелось свернуться в клубочек и рыдать от бессилия: «Бримстоун, у меня ничего не вышло!» К сожалению, маг никак не мог предвидеть, что Волк выживет и все испортит.
— Волк увел Амзаллага и сфинксов, — ответила Баст.
У Кэроу перехватило дыхание. Что еще задумал Тьяго?
Она распахнула окно.
— Куда он их увел?
— К яме, — испуганно прошептала Баст.
Впоследствии Кэроу не раз задумывалась, кем была Баст: пешкой в игре Тьяго или сообщницей. Ужас в глазах воскрешенной казался искренним, может, ей и правда было страшно из-за того, что она едва не разделила судьбу Амзаллага и сфинксов. Может, при виде готовящейся расправы Баст сделала для себя выводы и уже не повторит ошибки соратников.
Оппозиция Волку — дело гиблое.
Трясущимися руками Кэроу снова надела пояс с ножами-полумесяцами и почувствовала себя немного увереннее. Ей хотелось немедленно полететь к яме. Кэроу вопросительно посмотрела на Иссу.
— Я пойду следом, моя милая девочка. — Исса направилась к двери. — Лети, я догоню.
Кэроу ринулась в ночное небо.
Исса убрала доски и открыла дверь.
На пороге ее поджидала Шеста.
70
Да здравствует император
Император упал на колени. Смерть заволокла его взгляд, презрение исчезло. Кровь хлестала фонтаном. Иорам упал в воду, и пена расцвела розовым.
Закричала прислужница.
Намай и Мизорий бросились на Акиву, который с легкостью блокировал их удары.
Стражники, путаясь в рукавах, суматошно выхватывали мечи из ножен. Азаил и Лираз обнажили клинки.
Поначалу Серебряные Мечи надеялись на свое численное преимущество — восемь к двум, — но после первой атаки уверенности у них поубавилось. Они привыкли элегантно парировать удары и делать эффектные выпады, но на этот раз все было иначе, никакого изящного перезвона серебра. На войне Азаил и Лираз насквозь прорубали и доспехи, и шкуру фантомов, за годы сражений уничтожили множество врагов, их руки почернели от меток смерти… Их натиск был подобен стихийному бедствию.
Брат с сестрой не отбивались, а прокладывали себе дорогу через ряды стражников. Лираз только казалась хрупкой: подскочивший к ней охранник попытался преградить ей путь — и с воплем выронил меч, схватившись за выбитое из сустава плечо. Второй метнулся наперерез — и упал с перебитым коленом.
Ознакомительная версия.
