Я прижалась к стене и содрогнулась. Вдруг кто-то из них прикоснется ко мне? Но бежать я не могла: мне нужно было срочно приблизиться к отцу. Бандиты просто прошли мимо, будто меня не существовало. А по коридору распространился мерзкий запах тухлых яиц и пепла. Вонь заполнила мои ноздри, рот, заструилась в легкие. В доме почему-то потемнело. Казалось, тени из углов потянулись к взломщикам. А те, в свою очередь, поравнялись с лестницей и начали по ней подниматься.
Как только они миновали меня, я кинулась к отцу и опустилась рядом с ним. Я нащупала пульс у него на шее и пижаму, чтобы увидеть рану.
Пулевое отверстие находилось под левой ключицей, на дюйм выше сердца. По крайней мере, я надеялась, что пуля прошла выше сердца. Я ощутила слабое биение артерии. Вскочив на ноги, я схватила беспроводной телефон и взяла салфетку из-под чайника, оставленного мной на столе. Мне стало немного жаль упавший на пол и разбившийся керамический чайник. Он принадлежал маме… Однако я тут же о нем забыла. Прижав ткань к ране отца, я набрала «911». Мне сообщили, что полиция и неотложка уже выехали к нам. Положив трубку, я услышала шаги грабителей на ступенях. Сирена не унималась, и я не понимала, поднимались они или убирались восвояси. «А если они вернутся и пристрелят нас? — подумала я. — Может, стоит вытащить папу на улицу? Но далеко ли я уйду с ним? Не сделаю ли я хуже, если начну его тормошить?» Когда прошла, наверное, целая вечность, раздался звук захлопнувшейся входной двери и в холле загрохотали тяжелые ботинки. Подняв голову, я обнаружила двух офицеров полиции в форме. Они навели на меня пистолеты.
— Воры наверху! — гаркнула я, пытаясь перекричать вой сирены. — Их трое! И у них есть оружие: они ранили моего отца.
При этом я старалась вспомнить, видела ли я пушку у кого-то из грабителей… Полицейские уже развернулись и выбежали из кухни. Спустя секунду они затопали по лестнице.
Я повернулась к отцу. Его лицо приобрело землисто-серый оттенок.
— Папа? — окликнула я его. — Роман? Ты слышишь меня?
Его веки дрогнули, и глаза чуть приоткрылись. Он прошептал что-то неразборчивое. Я наклонилась ближе, прижалась ухом к его губам.
— Умираю… умираю… — прохрипел он.
— Нет, ты не умрешь. Обещаю. Пуля не попала в сердце.
Я хотела, чтобы он посмотрел на меня, но его взгляд метался по кухне в поисках какой-то вещи. В конце концов я увидела старый армейский револьвер, лежащий под кухонным столом. Вероятно, отец выронил его, когда в него выстрелил взломщик.
— Ох, папа, — вздохнула я, гладя его лысину, — почему ты не оставил оружие наверху?.. Тогда они бы не трогали тебя.
Он снова покачал головой. Его губы зашевелились. Я склонилась к нему совсем близко, чтобы ему не надо было излишне напрягаться.
— Диббуки, — выговорил он. Казалось, вся энергия исчезла после слова, сказанного им. Его глаза закатились, и он потерял сознание. Я ощутила, как пульс гаснет под кончиками моих пальцев. В отчаянии я надавила на его грудину — раз, другой, третий… Как же выглядит сердечно-легочная реанимация в кино? Я продолжала давить на грудную клетку отца до тех пор, пока возле меня не встал врач из бригады неотложки и не отвел в сторону. Я и не заметила, как он появился здесь, а кухня заполнилась людьми. Полицейские, медики, незнакомец в сером пальто, с которого на пол стекали капли дождя. Люди окружили папу и оттеснили меня назад. Я почувствовала себя так же, как в недавнем сне, когда наблюдала за лебедем, скользящим по озерной глади навстречу смерти. Я просто-напросто парила над всем происходящим. Мужчина в длинном пальто оказался рядом со мной и заговорил, но я ничего не слышала. Мешал шум лебединых крыльев.
— Что? — спросила я, повернувшись к нему и посмотрев прямо в глаза.
— Вы очень бледны. Вам надо сесть.
Я кивнула. Его совет звучал разумно, но я ощутила, что опять падаю в озеро, и вода затягивает меня. Точь-в-точь как при вспышке белого света из шкатулки. Странно знакомое чувство…
Я очнулась в машине неотложной помощи.
— Вы потеряли сознание, — произнес врач. — Поэтому мы увезли вас вместе с вашим отцом.
— Как он?
Лицо папы было закрыто кислородной маской. Он лежал с закрытыми глазами.
— Он потерял много крови, у него низкое артериальное давление. У него больное сердце?
— Стенокардия. Год назад ему делали ангиопластику. Он… Он?
— Выстрел получился удачным… извините за выражение. Пуля прошла над сердцем, навылет. Рана — на несколько дюймов выше, в плечевой кости. Артерии не задеты. В общем, вашему отцу повезло. Полагаю, целились снизу вверх. Думаю, стрелок сидел на корточках. Ваш отец спугнул грабителей?
— Похоже, что да. Я прибежала на кухню сразу после выстрела. Один из грабителей был на коленях… думаю, он и выстрелил, — сказала я и замолчала.
«Но куда же подевался пистолет?» — недоумевала я про себя. Ведь я нашла в нашем заднем офисе лишь старый револьвер отца.
— Он бегом спустился по лестнице. Полагаю, буквально наткнулся на грабителей, — продолжала я.
— Бег и шок стали серьезной нагрузкой для сердечной мышцы, а при падении он ударился затылком, но он крепкий старик — надо же, погнался за бандитами! — Медик взглянул на меня и перестал улыбаться, увидев выражение моего лица. — А вам лучше лечь. Не хотелось бы, чтобы вы опять упали в обморок и ушиблись. Если бы детектив вас не поддержал, вы бы раскроили голову.
Я последовала совету врача. Состояние у меня еще не изменилось. Я словно зависла в воздухе и наблюдала со стороны, как неотложка мчится к больнице Святого Винсента. Вот я провожаю каталку с папой в приемный покой, держу его вялую руку, пока ему накладывают шов на плечо и вводят в вену иглу капельницы. «Кто эта спокойная женщина?» — хотелось прокричать мне. Конечно, не я: мои нервы искрили, как бикфордовы шнуры, а сердце выстукивало бешеный ритм. Возможно, наружным спокойствием никого не обманешь. Обратив внимание на мою бледность, медбрат велел санитару принести мне стул.
— Не следует, чтобы вы потеряли сознание в мою смену, — проворчал медбрат с певучим вест-индским акцентом. Голос молодого человека пролетел по стерильной реанимационной палате, как теплый ветерок. Кожа — цвета чая улун, а длинные жесткие курчавые волосы подвязаны ярко-оранжевой банданой. На беджике значилось имя «О. Смит».
— Он придет в сознание, мистер Смит? — спросила я.
— Я ввел ему столько обезболивающих, что вряд ли, дорогуша. А если и очнется, то вы не услышите ни одного вразумительного слова. Вам бы тоже неплохо немного отдохнуть.
Похоже, он привык, что пациенты беспрекословно выполняют его распоряжения, но я покачала головой.
— Я останусь, — заявила я. — Не хочу, чтобы он пришел в себя в одиночестве.
Примерно через час папу перевели в обычную палату. Там имелась свободная койка, и О. Смит сообщил, что я могу лечь на нее, но я боялась уснуть. Я опасалась, что, если не буду наблюдать за отцом, он умрет. Поэтому я пристроилась на стуле с прямой спинкой между кроватью отца и окном, выходившим на Седьмую авеню. Над зданиями на противоположной стороне улицы темнело ночное небо, но окна верхних этажей отражали жемчужно-серый цвет утренней зари. Дождь прекратился. Воздух стал прозрачным. Из решеток водостоков извилистыми лентами змеился пар. Прежде я считала, что такими белыми облачками украшен каждый мегаполис, но отец объяснил мне, что под улицами проложена необычная система отопительных труб. Ее изобрели еще до начала пользования электричеством.
«Я полагал, что Нью-Йорк плывет на облаке, когда впервые его увидел, — делился со мной Роман, описывая свое первое впечатление от города, когда пароход зашел в гавань. — Я решил, что он мне снится».
В детстве я была уверена, что струящийся белый пар является доказательством, что под поверхностью нашего мира существует другой. Возможно, тот, о котором упоминала мама, когда рассказывала мне сказки на ночь. Она называла его то Летней Страной, то Сказочной Землей, где всегда царит лето и цветы цветут круглый год. Там из недр земли били чистые родники и растекались ручьями по зеленым лугам, украшая их, подобно кружеву. Ручейки стекались в озеро с лебедями. Порой Летняя Страна могла мелькнуть в конце лесной тропинки, в отражении горного водоема… или на секунду показаться за открытой дверью на городской улице, где прежде никакой двери не было. А если обернешься еще раз — увидишь только гладкий камень. Искать Летнюю Страну бесполезно, но иногда она могла впустить тебя, причем совершенно неожиданно. Человек проводил там целый день, а вернувшись назад, обнаруживал, что в обычном мире миновал десяток лет. Все его друзья и родственники уже состарились, кроме него одного.
«Поэтому ты так молода?» — обычно спрашивал у мамы отец.
Она смеялась, но в детстве я верила, что у нее есть ключ от этого волшебного места. А еще я думала, что, если смотреть на струи пара зимой, рано утром, я на миг увижу Летнюю Страну. Полюбуюсь белогрудыми лебедями, скользящими по хрустальным озерам, и заколдованными лошадьми, выходящими из пенящихся волн. Но сегодня утром призрачные клубы пара, покачивающиеся в тени больничного здания, перестали быть добрыми посланцами сказочного королевства. Они заставили меня думать о тенях проклятых, восстающих из ада в Судный День. Хотя зрелище уличного пара никогда не наводило меня на такие размышления. То ли в городе что-то переменилось за ночь, то ли во мне.
