— Я остановлю чуть подальше и развернусь, — сказал он. — Иначе нам придется катить до самого Винтерберн-стоука и возвращаться через Шроутон.
Он затормозил и стал разворачивать машину. Меган обводила взглядом поля.
— Меня мучает еще кое-что, сказанное Джонсом.
— Что же? — Он крутанул баранку и выровнял машину.
— Он упомянул, что их религию разделяют такие люди, как врачи и полицейские. И, сказав это, оглянулся на тебя и извинился. С чего бы это?
Джимми понимал, к чему она ведет.
— Я ему сказал, что все знаю об их движении. Что мой отец всегда был его членом, а я не хотел. Я сказал, что мой старик — полицейский, заместитель главного констебля, и он, если хочет, легко может проверить. Таким способом я его и разговорил.
— А это правда, Джимми? Что твой отец — Последователь? Потому меня и выпирают в Суиндон?
— Я сказал это просто, чтобы разговорить Джонса.
Меган заглянула ему в глаза и увидела, что он изо всех сил сдерживает чувства.
— Но ты думаешь, что это так и есть, да?
Джимми отвел взгляд. Его мучили сомнения. Отец всегда был его героем, из-за отца он пошел служить в полицию, для Джимми он был единственным в мире человеком. Невозможно смириться с мыслью, что он замешан в чем-то таком ужасном. Он не верил. Не хотел верить. Пока не увидит неопровержимых доказательств.
Кейтлин рвало всухую. Она ничего не могла с собой поделать. Она сидела на краю топчана, потом упала на колени. В животе начались болезненные спазмы.
Гидеон беспомощно наблюдал за ней. Поддержал, дал попить, поднес к губам глиняную кружку, но видел, что все это не помогает. Она быстро сдавала.
Девушка села, привалившись спиной к стене и прижав ладонь к животу.
— В живот как будто кислоту из аккумулятора налили.
— В общем-то, так и есть. Желудочная кислота, выделяемая тканями кишечника. Ты помнишь, когда тебя захватили? Когда последний раз что-нибудь ела?
— Не знаю. Я совсем потеряла ощущение времени, не различаю ни дня, ни ночи. — Она задумалась, перебрала в уме последние дни. — Погоди. Это было в субботу, рано утром. В день перед солнцестоянием. Девятнадцатого.
— Сегодня двадцать седьмое. Воскресенье, двадцать седьмое.
— О господи!
— Они таким способом тебя очищают. Обряд требует, чтобы ты по меньшей мере неделю не брала в рот пищи.
Он смотрел на дверь, на двоих Смотрителей за решеткой.
— Кейтлин, скоро за тобой придут. Придут, чтобы начать ритуал, а он требует вывести тебя наружу. Я останусь с тобой. Тебя будут строго охранять. Еще строже, чем сейчас. Но это наш единственный шанс.
— Шанс? — Она немного оживилась. — Какой шанс? Что ты собираешься сделать?
Он встретился с ней взглядом:
— Все, что смогу.
Зависший высоко в облаках «Апач» первым заметил, что происходит. Трое мотоциклистов обратились в бегство. Взметнули пыль на развороте и помчались в обратную сторону.
— Нарушители расходятся. Вы их видите, диспетчер?
Милнер расширил обзор экрана, захватывая как можно большую территорию.
— Есть, снято. Патруль готов к перехвату.
Милнер увидел большой неуклюжий «Саксон», направляющийся к границе зоны, потом заметил два маленьких быстрых перехватчика «Лендровер», приближающихся с запада.
— Здесь редко увидишь мотоциклистов, — заметил Голдинг в сторону от микрофона. — Тем более чтобы вели себя как эти.
— Ничего, приятно погонять нашу птичку, все лучше, чем на земле сидеть.
Голдинг разделял спокойствие пилота.
— Да кому нужна отличная техника, если ее не используют?
Оба засмеялись, глядя в бортовые мониторы, как армейские патрули гоняются за мотоциклистами, отрабатывая свое жалованье.
— Может, проверка? — предположил Голдинг. — Ребята из седьмого или девятнадцатого пехотного в роли нарушителей?
— А может, и вообще чужие, — заметил Милнер. — Здесь иногда гоняют особистов или морскую пехоту перед отправкой на Средний Восток.
Один из мотоциклистов круто свернул перед носом у «Лендровера» и погнал совершенно в другую сторону.
— Собьют наших, — кивнул на монитор Милнер. — Ты смотри, что делают! Как быстро и ловко рассыпались. Патруль их не поймает.
— Кому-то сегодня будет фитиль. — Голдинг щелкнул кнопкой рации.
— Наблюдаем одного из нарушителей — уходит к югу под прикрытие леса под Хейтсбери. Сменить позицию или оставаться на месте, наблюдая за остальными?
— Оставайтесь на месте, «Апач-один».
Через пять минут все закончилось. Мотоциклисты переиграли наемный патруль и скрылись. Захватить удалось только четверых пеших нарушителей. «Апач-один» заложил петлю и пошел на базу.
«Стоунхендж закрыт».
Сколько могли судить Меган с Джимми, такие знаки перекрывали все подъезды к достопримечательности. Закрыты были и все общественные стоянки, и все второстепенные дороги.
Двое полицейских прошли по заросшей короткой травой обочине А-344, мимо уродливого огороженного асфальтового пятачка, на котором обычно теснились машины посетителей. Перешли дорогу и заглянули за изгородь, отделяющую самую сохранившуюся часть хенджа.
— Что происходит, Джимми? — Меган уставилась на толпу охранников, рассыпавшихся по всей территории.
— Понятия не имею.
Они постояли, наблюдая. Команды охраны занавешивали сетку изгороди черными пластиковыми полотнищами, закрывая вид с проезжих дорог. Меган поспешила к ближайшим рабочим.
— Эй, вы что это делаете?
— Занимаемся своим делом, — ответил старший, небритый мужчина в черной футболке и брезентовых штанах.
Меган прижала к сетке свое служебное удостоверение.
— Я офицер полиции. И считаю, что это мое дело.
Мужчина поднялся с колен и направился к ней, держа в руке нож «Стенли».
— Работайте! — крикнул он остальным и прижал к сетке прямо напротив ее удостоверения натянутую улыбку.
— Приватный заказ. На ночь памятник откуплен какими-то ВИП-персонами. И скажите мне, какое вам до этого дело?
Меган сделала вид, что не замечает его агрессивного тона. Возможно, парень — бывший коп, скатившийся до службы охранника, и хочет произвести впечатление на бывших коллег.
— А это еще зачем? — Она махнула на черные полотнища, уже полностью окружившие участок.
Он глянул на нее, как на полоумную.
— Приватный заказ. Приватная территория. Приватная вечеринка. Что тут непонятного? Если люди платят за свои удовольствия большие деньги, они не хотят, чтобы на них всю ночь пялились любопытные. Понимаете, да? А если хотите узнать еще что-то, звоните моему начальству. Может, оно вам скажет, от кого поступил заказ, а может, и нет. А мне, извините, работать надо.
Он отвернулся и отошел.
«Ублюдок», — подумала Меган.
— У меня есть номер охранного бюро, — сказал Джимми. — Можно позвонить им из машины.
Меган, отходя, шлепнула рукой по сетке.
— Похоже, твой агент не ошибся. Готовится что-то крупное. И очень, очень приватное.
Дверь камеры со скрипом открылась, от сквозняка замигали факелы на стенах.
— Феникс. — Муска поманил его отойти от жертвы.
Гидеон оставил Кейтлин, лежавшую на боку на топчане и не отрывавшую взгляда от закутанной в плащ с капюшоном фигуры в дверном проеме.
На руках у Муски были белые хлопковые перчатки, в руках он держал еще пару.
— Наденьте.
— Зачем?
Мясник взглядом дал понять, как глуп этот вопрос.
— Отпечатки пальцев. Нам не нужны отпечатки на том, что я вам сейчас дам. — Он склонился ближе. — За ней придем через час. Скажите ей. Это ее последний час, чтобы приготовиться к смерти.
Гидеон видел, что для Муски это не просто ритуал. Мясник был садистом. Наслаждался чужими страданиями.
Шагнув в коридор, Муска взял у другого Смотрителя чистый лист формата А4 и дешевую ручку.
— Отдайте ей. Она может написать прощальное письмо кому хочет. Заверьте, что оно будет доставлено.
— Будет?
— Если она не сделает глупостей — например не попытается описать нас или это место, — доставим.
— Понятно. Что-то еще?
— У нее ровно шестьдесят минут. Ни минутой больше. Смотрите, чтобы она была готова.
Дверь лязгнула, закрываясь.
Кейтлин уже села и с тревогой смотрела на подходящего к ней Гидеона. Тот подал ей бумагу и ручку.
— Они передали тебе это, можешь написать письмо.
— Родителям?
Он видел, что она не поняла.
— Это не ради выкупа. Я же говорил, никому не нужен выкуп. Эти люди не собираются тебя отпускать. — Он сел рядом с ней, продолжая объяснять: — Это конец. Они готовы начать ритуал. У тебя не больше часа до начала.
