Переведя дух, я снова перезаряжаю винтовку, нацеливая оптику на новую жестянку. Стреляю с глушителем, и тишину округи нарушают только наши голоса.
— Здесь далеко, — разглядывая нетронутую банку, буркнула я под нос, но он все равно услышал.
— Расстояние до цели, всего пятьсот метров, в городе, с крыши, расстояние будет намного больше. Какой бы ни была мощной винтовка, при полете пуля теряет скорость и закручивается по спирали в правую сторону, и чтобы попасть в цель, тебе придется еще учитывать направление ветра без спецоборудования, ориентируясь по деревьям. Самое главное, определить все потоки воздуха по всей траектории полета пули.
— Эрик, ну как мне его определять, я что – флюгель? — от удивления у меня глаза с блюдце вылупились. Твою мать, а я еще, грешным делом, Фора обзывала занудой. Вот у кого, на самом деле, диагноз — инструктор, просто плещется изнутри. А так как я являюсь его единственным учеником, суровость Эрика не знает пределов. Впрочем, мне это только на руку, иначе я так и останусь слабым звеном нашей гоп компании возмездия.
— Запомни, ветер, со скоростью 5–6 километров в час, можно ощутить на лице. При скорости 10–12, ветки деревьев постоянно колышутся, а при 15–20 их начинает гнуть. Давай, определи, какой сейчас ветер?
— Ну, умеренный, — тяну я, подставив лицо под ласковые порывы. Сегодня тепло, солнечно, начавшийся с ночи дождь к утру закончился. Хорошо. Улыбка до ушей расползается помимо воли.
— Так, а у мишени? — вопрошает он, мазнув по мне почти равнодушным взглядом.
— Сейчас, — я разглядываю в сетку ближайшие к целям деревья. — Кажется, там его вообще нет.
— При умеренном боковом ветре, пуля сместится примерно на сорок сантиметров, но если на конечном участке ветра нет, то она сместится наполовину. В городе, нам придется стрелять с крыш высоток, где порывы ветра будут сильные, но цели наши при этом будут находиться на земле, где ветра почти нет, так что учись рассчитывать траекторию полета. Запомнила?
— Да, я смотрела снайперскую таблицу.
— Стреляй, и следи за ветром. — командует он, принимая такой вид, словно шоу смотреть собрался.
Да попробуй тут хоть за чем-то следить, когда он меня разглядывает, как под микроскопом, что я не в силах побороть дрожь, и то и дело, поправляет мне то руку, то винтовку. Я терпеливо стреляю, и через несколько попыток, пуля все же настигает банку, вызвав мою довольную улыбку. Оглядываюсь в поисках стоящего неподалеку Эрика, усердно делающего вид, что он вообще ни разу за мной не наблюдает.
— Наконец-то, получилось, — услышала я скупую похвалу, от редко любезного учителя. Эрик даже одобрительно кивнул, и изобразил на лице подобие улыбки. — Только не болтайся, займи удобную позицию, — ворчит мужчина, легким нажимом поправляя мою ногу, — и прижми приклад плотнее.
А потом он садится рядом на корточки, и тяжелая ладонь ложится на мое плечо, чуть разворачивает мне корпус, помогая занять правильную позицию, что я непроизвольно вздрагиваю и загнанно хватаю потерявшийся воздух. От его прикосновений, сердце бешено бьется, звук отдается прямо в голове… Ну зачем же, мне и так паршиво, пальцы тут же начинают плясать по холодному пластику винтовки и курку, беспорядочно выпуская патрон, а из памяти всплывают влажные губы, просто неземные… и справиться с эмоциями не выходит никак.
Боже, какие у него тогда были глаза… не как обычно, не безумные, не стальные, а ласковые, как жидкое серебро. Он молчит, разглядывая мою макушку, я ощущаю плечом тепло его тела, тяну такой знакомый запах, закусываю губу, только б не сорваться, ничего не сказать, и поднимаю глаза, встречаясь на мгновение с Эриком взглядом. Там, в глубине серой радужки мелькнула искорка растерянности, большая ладонь слишком сильно сжала мое плечо, всего на долю секунды, и соскользнула. Мощная грудина медленно втянула в себя воздух, крылья носа хищно раздуваются, Эрик быстро поднялся на ноги, отходя от меня на пару шагов, старательно не подавая никакого вида.
— Ты не контролируешь свое дыхание, — не глядя на меня, отрывисто говорит Эрик. — Вдыхай размеренно, спокойно, стреляй, выпустив весь воздух из легких. Кислород, попадающий в организм, начинает вырабатывать адреналин, и сердце будет колошматить, не давая тебе сосредоточиться. Ты меня поняла?
— Да поняла, поняла я, — после такого выговора, всколыхнувшиеся эмоции куда-то улетучились, уступая место разуму. Кто бы говорил, лидер, по поводу контролирования дыхания… Врешь ты всё, что я для тебя ничего не значу, просто это защитная реакция такая. Не могу я понять, что с тобой происходит, но самое лучшее с моей стороны, это принимать всё как есть, излишне не надеясь ни на что. Так проще и правильнее. В какую-то секунду мне отчаянно хочется зареветь, как маленькой и слабой девчонке из прошлого, уткнувшись в сложенные ладошки, но это слабость, а быть слабой сейчас я себе позволить не могу. Не время сейчас для этого… И я загоняю эту боль в самую глубь сердца, возвращая свое внимание к тренировке, потом переберу свои печали, в одиночестве.
— На выдохе старайся поймать свою дыхательную паузу, и промежуток в сердцебиении. И целься не в саму банку, а в определенный участок.
— Нафига? Какая разница, куда я попаду «Вольнику», в лоб или глаз?
— Ты ему, для начала, хотя бы в грудь попади. Чем меньше ты себе выберешь цель, тем меньше будет промах. Прицелишься в пуговицу, промажешь на пару сотых ярда, а прицелишься в куртку, то и на пол ярда. Старайся работать над кучностью.
— Эрик, у меня уже получается. Когда мы пойдем в город?
— Когда будешь выбивать четыре из пяти. Тренируйся давай, хватит болтать.
Вот так, чуть видит ошибку — сразу рычать, а когда я умняша, слова доброго не дождешься. Кажется, я все время его чем-то раздражаю. Почему? Обидно.
Эрик
— Ровнее держи! Тебе необходимо выровнять мушку, диафрагму, цель и свои глаза для правильного прицельного выстрела. На несколько секунд перенеси фокус назад и вперед между мишенью и своим взглядом, гарантируя, что все выравнивается.
Она все делает правильно и по большому счету уже неплохо снимает “Вольников” во время наших своеобразных вылазок. За две недели так и не представилось шанса пристрелить Сэма, он везде ходит с охраной, как я и думал, этим у него заведует Джойси. Когда малявка впервые увидела, как Саммерс изо всех сил печется о лидере, поток ее выражансов впечатлил бы даже самого отпетого матершинника в Бесстрашии.
— Как он может? Почему, Эрик? Он настолько предан лидерам был в Бесстрашии?
— Джойс никогда не отличался особенными способностями, но он идеальный солдат. Лучше всего у него получается выполнять приказы и организовывать атаки. Тут ему нет равных. Ну и втащить может неслабо.
— Все равно не понимаю… — продолжала негодовать она, с каждой новой вылазкой набираясь все больше опыта в стрельбе на дальние расстояния. Не сразу стало все получаться, но она довольно быстро ухватила основной принцип и довольно неплохо справлялась.
Конечно, первое убийство ей далось непросто. Одно дело попасть по мишени, и совсем другое понимать, что пуля выпущенная из твоей винтовки и достигшая цели, лишила человека жизни. Ночами становится все сложнее обогревать вагон, тяжело засыпать, когда холодно, а ее последнее время, кажется, начали мучить кошмары. Во всяком случае она довольно громко орет по ночам, а мне приходится каждый раз после этого выходить и курить с таким трудом раздобытые у Ларри сигареты.
Мы больше ни разу не возвращались к вопросу о нашем совместном пребывании. Когда стало понятно, что в городе затевается бунт, все вопросы отпали сами собой. Ей появляться там опасно, Фор, организатор сопротивления, мог подумать, что она засланная, и вряд ли он стал бы как-то очень разбираться. Теперь уже нет понятия дружбы или чувства плеча, которое, возможно, она почувствовала во время инициации. Теперь каждый борется за свои интересы, и я не уверен, что у Фора есть четкий план действий. Он собрал людей, организовал всех отрицающих бесфракционный режим: остатки дружелюбных, многих искренних, горстку выживших отреченных и преданных бесстрашных. Видели мы также несколько эрудитов, явно отколовшихся от фракции, значит, поддержка «умников» у Фора тоже есть. Ну что ж, будем надеяться на его лидерские качества, не зря же у него папашка столько лет был лидером.
