Я растянулся на земле возле Витьки, который дышал быстро и мелко, закатив глаза и открыв рот, а кровь пропитала уже всю футболку и испачкала меня. Ее было страшно много. Как такое небольшое тело вмещает в себя столько крови?
— Держись, я сейчас… — бормотал я.
И сам не знал, что “сейчас”. Я ничего не мог поделать. Стрела засела глубоко, не выдернешь, а операционной, которая сейчас так нужна, поблизости нет.
Несмотря на летящие стрелы, я вскочил и согнувшись помчался к палатке, врубив боевой режим. Схватил автомат, резким движением переключил режим стрельбы на очереди и выскочил из палатки.
— Борис! — завопила Кира.
И я узнал одного из всадников, хотя поднимающееся солнце светило мне в глаза. Половина головы у Бориса, обожженная и безволосая, лоснилась в желтоватых солнечных лучах.
— Предателям смерть! — сорванным голосом проревел он и снова натянул тетиву лука, целя, как я понял, в сестру.
Я нажал на спусковой крючок, автомат затрещал, задрожал в руках, выплевывая пули…
Кажется, промазал я по полной программе. Снайпер из меня говенный — или я был слишком напряжен и не прицелился как следует.
Всадники развернулись и пропали за пригорком. Гнаться следом было бессмысленно.
***
Я будто выпал из реальности, ничего не соображал, не улавливал ход времени. На исходе безумного дня вместе с Кирой я похоронил Витьку, моего друга и спутника, человека, ближе которого у меня не было во всем незнакомом и чужом мире. Больше часа я пытался реанимировать пацана, хотя уже было понятно, что он мертв — чудес не бывает, даже когда ты волшебник. Я весь измазался в его крови, пока вынимал стрелу, делал искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, все, что угодно, лишь бы что-то делать, не останавливаться, потому что тогда прояснится ужасная и окончательная правда.
Кира мне не мешала, стояла рядом молча. Ей-то, обитательнице этого дикого мира, с самого начала было ясно, что Витьку не спасти.
Наконец я отвалился от тела, скорчился на земле в тени палатки и застыл. Это были вторые похороны за короткое время. Первые — похороны Марины. Но на злобную старуху мне было наплевать.
Сколько я так пролежал — не знаю. Вспоминал, как Витька мечтал убежать из Вечной Сиберии, где каждый день одно и то же и предки целыми днями лаются. Вспоминал наш первый и единственный совместный трудовой день.
“Умение рыть ямы — один из самых полезных навыков! Так мой деда покойный говорил. Удобным инструментом легко и мусор убрать, и подвал сделать, и печь, и землянку”.
Хозяйственный и запасливый Витька умер, и когда наконец эта правда дошла до меня полностью, я встал и приступил к похоронам. Я взял лопато-мотыгу Витьки и вырыл глубокую могилу посреди Ведьминого круга. Витьке нравились ведьмы и волшба. Место это необычное, загадочное, Витька заслужил покоиться именно здесь. Перед тем, как завернуть тело в саван из тех тряпок, что мы насобирали в магазинах Князьграда-1, я надел на его палец кольцо — подарок Насти. Если потусторонний мир существует, пусть Витьке не будет стыдно перед белокурой девочкой при их встрече, что он потерял ее дар.
Кира молча помогала, а я молчал — не мог разговаривать. Тем более с ней. Если б не она и ее полудурошный брат, мы бы с Витькой путешествовали себе дальше! С Кирой я не могу разговаривать, а ее братца я убью. Зарывая могилу, я поклялся себе в этом.
— Надо было сжечь тело, — вдруг сказала Кира.
Я окрысился:
— Зачем?
— Иначе его заберет Поганое поле. Так наши старики говорят.
Я, не стесняясь в выражениях, сообщил, куда надо пойти ее старикам и чем там заняться друг с другом, чтобы больше никогда не давать идиотских советов. Кира промолчала.
Мы выпили почти всю воду, что была у нас, в ближайшее время нужно обязательно найти реку или ручей. Поэтому мы тронулись в путь на ночь глядя, чего никогда не делали прежде. Пока ехал, я смотрел в зеркало заднего обзора, в котором убегала вдаль холмистая равнина с одной маленькой могилой. Через пять километров езды вдоль “шестиугольной дороги” нам повстречалась пересыхающая речушка, извивающаяся среди зарослей сухого рогоза и нагромождений гравия.
Разбили лагерь в низине. Я не расставался с автоматом и то и дело сканировал местность. Кира ловко разожгла небольшой костерок в ямке без поддувала, и мы разогрели еду.
— Ты, наверное, меня ненавидишь? — спросила Кира.
— С чего ты взяла? — заворчал я. Злость на нее улеглась, здравый смысл расставил все по своим местам. Она виновата в смерти Витьки не больше меня.
— Потому что это сделал Борис. А он мой брат. Не появись я, не появился бы он.
Да, эта начитанная амазонка умна. Словно мои мысли прочитала, как если б они были написаны у меня на лбу.
— То что он твой брат, ни о чем не говорит. Это нелогично — винить тебя.
— Люди не мыслят логически. Люди мыслят ассоциативно. Я вызываю нежелательные ассоциации.
— Вызываешь. И что? Что с этим делать?
— Не обязательно всегда что-то делать. Иногда важно просто понять. Если хочешь, я уйду.
У меня перехватило дыхание.
— Не уходи, — сказал я после короткой заминки. — Я останусь совсем один в этом мире. Без Витьки он стал чужим…
Вывалил ей все как на исповеди. Не в моих это правилах, но я сегодня размяк…
Кира приподняла бровь:
— Почему? У тебя нет знакомых и родных в Вечной Сиберии?
— Нет. Я чужак в чужой стране.
Она не поняла. Все это время она считала меня обычным обитателем Вечной Сиберии. Я коротко рассказал ей о том, кто я такой на самом деле и как попал сюда. Не старался быть убедительным, а рассказ и без того звучал как бред.
— Короче, я попал из прошлого. Или с помощью машины времени, или меня погрузили в анабиоз.
Как ни странно, Кира поверила, это было видно по выражению ее лица, по которому скользили отблески огня.
— Ты попал из прошлого через квест-камеру? — уточнила она. — Я читала в самой современной книге по достижениям науки про квест-камеры и многое другое. Незадолго до возникновения Поганого поля было окончательно доказано, что путешествия во времени невозможны, а анабиоз сопровождается необратимыми последствиями в психике и памяти… А ты здоров.
— Что это значит?
— Я думаю, ты не попадал в будущее. Ты из этого времени, из нашего, ты — Олесь Панов из Вечной Сиберии. Ты проходил квест к “буржуям”, то есть примерно в начало двадцать первого века по старому летоисчислению, и воспоминания этого квеста расцениваешь как свою прежнюю жизнь, хотя это все ненастоящее. Потом случился глюк. Тебя узнавали, как Олеся, потому что ты и есть тот самый Олесь. Другого нет. Это не им внушили, что ты — тот человек; это ты внушил себе, что ты — человек из другого времени.
Битых три минуты я пытался переварить сказанное и так и не переварил.
— Не может быть! — выкрикнул я.
Внезапно без всякого апгрейда и архивной памяти припомнился в деталях разговор с Витькой.
“А вдруг вся твоя предыдущая жизнь и есть глюк?”
“Да не может этого быть!”
“Ладно-ладно…”
Я уже отрицал очевидное, не желал заглянуть правде в глаза.
Кира проговорила:
— Это легко проверить. Что ты помнишь из своей жизни в прошлом? Кто твои родители? Твои друзья и подруги?
— Димон… — Мой голос дрожал. — Мой приятель и бывший сокурсник. Это он меня заманил…
— А другие приятели? Родители — кто они?
Я зажмурился и схватился за голову. Я не мог вспомнить! Помнил только тетю, которая растила меня… Не тетя ли это Вера? Но тетя Вера живет в Вечной Сиберии!
За все время жизни в новом мире я ни разу не подумал о родителях, братьях и сестрах. Была лишь одна-единственная мысль о тете в квест-зале, когда я вылез из камеры голый и покрытый жидкой слизью, аналоге околоплодных вод. Мысль пропала и с тех пор не возвращалась.
В памяти проклюнулся голос Ани:
“Да это популярный квест. Я, правда, его не люблю. Люблю в сказочные миры, к феям, эльфам и гномикам… В прошлом мир был под властью буржуев — хапуг и эксплуататоров. Ничего хорошего от них миру не перепало. Но некоторым нравится в такой квест отправиться и жить как обычный житель того времени. Или необычный. Строить свой… как его… капитал. Глупости, конечно, но занятно”.
