– Из-за меня ты застрянешь здесь навсегда, – шепотом сказала она. – Я все испортила.
Тана покачала головой:
– Может быть, я отсюда и не выберусь, но только потому, что не смогу победить Холод. Если так случится, хорошо, что мы смогли попрощаться. А если я выздоровею, то что-нибудь придумаю, договорились?
Перл недоверчиво кивнула:
– И попрощайся за меня с Полиной. Обними ее как следует и скажи, что у меня все хорошо.
– Она же смотрит трансляции, – сказала Перл таким тоном, что было ясно: врать она не станет.
– Ладно, – Тана поняла, что сестра права. – Тогда еще важнее убедить ее, что у меня все хорошо. Разве я не выгляжу, как будто у меня все хорошо?
– Угу, – сказала Перл.
Тана толкнула ее в плечо, заставив улыбнуться. Некоторое время они шли молча. Потом, когда они проходили мимо нарисованной от руки вывески «Чашка депрессо», Перл подняла взгляд на Тану и моргнула:
– На Вечном балу был парень-вампир, который сказал, что знает тебя.
– Что за парень? – спросила Тана.
Перл покачала головой и дотронулась до гранатового ожерелья.
– Он сказал: «Честь и радость познакомиться с тобой, и какая трагедия, что ты здесь». Он странно разговаривал, но выглядел милым. Он хотел что-то тебе передать, но потом передумал.
Тана попыталась убедить себя в том, что тот факт, что Габриэль не захотел ей что-то передать и даже не попытался с ней поговорить, ничего не значит, но поверить в это было трудно. Эйдан недоуменно посмотрел на Тану, но промолчал.
Потом пришло время снова обнять Перл, сказать ей о том, как она ее любит, запомнить тепло ее кожи и услышать громкий стук ее сердца. И наконец отпустить. Провожать взглядом Перл, которая входила в качающуюся железную клетку, было самым тяжелым из того, что Тане до сих пор довелось пережить. Но она это сделала. И кое-что пообещала себе.
Она всегда возвращалась, чтобы попытаться сделать невозможное. Выбравшись из дома Лэнса и больше всего на свете желая бежать оттуда без оглядки, она заставила себя полезть обратно в разбитое окно. Сумев сбежать из комнаты на чердаке, она заставила себя вернуться за Эйданом. Она даже вернулась в особняк и убила Люсьена Моро. И если она смогла совершить все эти безумные поступки, возможно, ей хватит безумия на то, чтобы спасти себя.
На следующее утро Джеймсон запер ее в подвале заброшенного викторианского особняка, оставив ей пластиковые бутыли с кипяченой водой, консервы, открывашку, аспирин, стопку одеял и то, что осталось от вещей, которые она купила в Холодном городе. Она надела один браслет наручников на запястье, а другой пристегнула к цепи, закрепленной на трубе. Когда она отдавала ключ от наручников Джеймсону, то в последний момент едва не попросила выпустить ее обратно.
Восемьдесят восемь дней. Три замка на двери. Пятьдесят три звена в цепи. Одна лампочка, свисающая с потолка.
На некоторое время она забылась беспокойным сном в гнезде из одеял. Потом поела холодной фасоли из банки. И решила, что пора настроить камеру, пока она еще может это сделать. Когда она вставляла батарейки в старую камеру Полуночи, руки у нее уже дрожали. К тому моменту, когда она установила штатив и подключила купленный у кого-то из приятелей Джеймсона блок питания, ей пришлось порезать основание ладони о зазубренный край консервной банки и выпить немного крови, чтобы перейти к следующему этапу. Наконец она включила камеру и села перед ней на пол.
Глядя в блестящий черный объектив, она заговорила:
– Привет, меня зовут Тана Бах. Мне семнадцать лет. Несколько дней назад я была на вечеринке, и… неважно, если вы это смотрите, то наверное уже знаете, что там случилось. Слушайте, я просто хочу поблагодарить всех за письма, записи на стене и прочее. Спасибо загадочной, и может быть, даже серьезной продюсерской компании, которая хочет снимать, как я убиваю вампиров. Но ближайшие двенадцать с половиной недель я буду занята другим. Так что если хотите что-то транслировать, транслируйте это.
Папа, если ты это смотришь, не сердись на Перл, ладно? Вампиры живут довольно красивой жизнью. Я могу понять, почему все об этом мечтают. Так что не злись на нее. У тебя осталась всего одна дочь.
Полина, спасибо, что спасла мою задницу. Прости, что не позвонила раньше.
Всем остальным я покажу кое-что не такое красивое, как обычно. Я покажу, как избавляются от инфекции. У меня тут есть вода и консервированная кукуруза, я буду кричать и умолять, меня будет выворачивать наизнанку. Цепи, которыми я прикована, довольно прочные и…
Тана собиралась сказать еще что-то, когда услышала звук открывающегося замка.
– Эй, – крикнула она. – Кто здесь?
Второй замок открылся, его лязганье эхом отдалось в тишине.
– Джеймсон?
Сердце у нее забилось, и она подергала за цепь, понимая, как уязвима теперь.
– Ну, – сказала она в камеру, – кто-то решил навестить меня в тайном месте, где я спряталась, чтобы никому не навредить. Надеюсь, он не собирается…
Дверь открылась, и в комнату вошел Габриэль и огляделся. На нем были черные джинсы и черная футболка, почти такие же, как и при первой их встрече. Только теперь его пальцы были унизаны тяжелыми серебряными кольцами с лазуритом и гематитом, а через плечо была перекинута кожаная сумка. Он был красив, как всегда. Он прошел через всю комнату и выключил камеру.
– Привет, – только и смогла сказать Тана.
Закрыв дверь, он сел рядом с ней:
– Я слышал, ты отдала свою метку.
Она пожала плечами, пытаясь вести себя как обычно, как будто она не была прикована к стене, как будто он не был самым жутким парнем в городе и как будто она не убила его создателя.
– Я решила, что нужно разумно оценивать свои шансы. Знаешь, сколько людей переживают такой карантин? Очень мало. Я могу так изрезать себя в попытке напиться собственной крови, что в раны попадет инфекция. Или я перестану есть обычную еду и умру от голода. Или я умру от обезвоживания, если разолью воду во время припадка. Лучше отдать метку маленькой девочке, правда?
– Твоей сестре.
Тана кивнула:
– Моей сестре.
Габриэль закрыл глаза. Черные, как сажа, ресницы коснулись кожи.
– Я останусь с тобой.
– Что? Нет. – ответила она. – Нет! Это сумасшествие!
– Но я и есть сумасшедший, – напомнил он ей так небрежно, что она едва не рассмеялась.
– Слушай, ты представляешь, что со мной будет? Я буду блевать, ходить под себя, не говоря уже о воплях, – ее руки опять начали дрожать, но она зажала их между коленями, пытаясь скрыть, насколько больна. – Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.
– Тана, когда ты ушла вчера, я подумал, что не смею пойти за тобой. Не смею даже просить у тебя прощения. И я все еще так думаю. Так что я пришел не для того, чтобы извиниться за свое высокомерие или за то, к чему оно привело, хотя буду вечно в этом раскаиваться. Просто позволь посидеть с тобой эту долгую ночь. Это я могу сделать, – он засунул руку в сумку и вынул стопку манги, классических и современных книг в рваных бумажных обложках и несколько мятых журналов. – Смотри, я даже принес, что почитать. Не знал, что тебе нравится, поэтому захватил всего понемногу.
– Зачем ты это делаешь? – спросила она. Из всего, что Габриэль мог совершить, этот поступок казался самым невероятным. Зачем ему сидеть с ней? Люсьен мертв, и Тана была почти уверена, что некоторые вампиры беспрепятственно покидают Холодный город и возвращаются обратно. Габриэль мог сейчас быть на пути к замку в Альпах и пил бы кровь девушек, плавающих в красном вине. – Я думала, что ты злишься. Ты приехал, чтобы убить Люсьена, но я помешала тебе это сделать.
– Нет, Тана. На самом деле этот удар огорчил тебя, но не меня, – он умолк, собираясь с силами, и вдруг заговорил очень быстро. – Видишь ли, я люблю тебя и боюсь, что не знаю другого способа сказать или показать это, кроме как прийти сюда. Если бы ты захотела, я бы убил в этом мире всех, – он заметил ее взгляд и продолжил. – Ну, или нет. Но я подумал, что тебе больше понравится, если я буду читать вслух, – он взял из стопки старый номер «Роллинг Стоун», – и сидеть с тобой. Как нормальный человек, который любил бы тебя и сидел с тобой, если бы ты болела чем-то обычным. Но раз твою болезнь обычной не назовешь, я как раз подойду.
Тана засмеялась. Она смеялась и никак не могла остановиться. Габриэль всегда говорил что-нибудь неожиданное, и в этот раз все было как всегда. Она попыталась подобрать верные слова:
– Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы ты убивал всех в этом мире. И я тоже испытываю к тебе… Сильное, странное, безумное чувство. Достаточно редко встречаются люди, которые видят меня такой, какая я есть, не говоря уже о том, чтобы заглянуть в темные уголки моего сердца, куда я и сама боюсь заглядывать. Но ты это сделал. А еще ты смеялся над моими шутками. Так что мне страшно не только потому, что ты не человек, но и потому, что ты вообще ни на кого не похож. Другого такого существа нет во всем мире, и ты мне нужен. Я нуждаюсь в тебе, а я это терпеть не могу, и особенно ненавижу признаваться в этом.
