Улицу перед грузовичком переходила блондинка в черном платье без рукавов и темных очках. Когда она повернула голову, Хейвен ее узнала и торопливо опустила стекло в дверце.
— Я прочитала об этом в газете, — сказала ей Френсис Уитмен. — Это случилось опять, да?
Хейвен молча кивнула.
— Мне очень, очень жаль, Констанс, — сказала Френсис. — Может быть, в следующий раз…
Хейвен прервала ее.
— Возможно, следующего раза не будет, — сказала она.
Первую неделю после похорон Бью и Хейвен жили в отеле «Уиндермер». Хейвен не выходила из номера. Целыми днями она сидела у окна и смотрела на улицу. Порой ей казалось, что она замечала в толпе прохожих «серого человека». Но потом этот человек брал на руки ребенка или протягивал бездомному доллар, и тогда Хейвен облегченно вздыхала. Видимо, Адам Розиер держал свое слово. А Падма Сингх, судя по городским новостям, исчезла. У полиции были основания для подозрений.
Через пару дней, во время редкой прогулки на другую сторону улицы, Хейвен остановил мужчина в деловом костюме. Деньги у Хейвен заканчивались, они с Бью теперь питались шоколадными батончиками и кофе в кафешке напротив гостиницы. Мужчина назвал Хейвен по имени, и она в первый момент была готова поколотить его своими костылями, но он протянул ей визитную карточку. Он оказался сотрудником юридической конторы в Мидтауне и разыскивал ее. Хейвен Мур унаследовала состояние семейства Морроу.
Мэй Мур выбежала из дома, как только услышала шум мотора грузовичка, взбиравшегося по длинной подъездной дорожке. Бью еще не успел выключить мотор, а Мэй уже открыла дверцу с той стороны, где сидела Хейвен, и крепко обняла дочку.
— Какая ты худенькая, — сказала Мэй, отстранив Хейвен и смерив ее взглядом с головы до ног. — Ты словно бы несколько месяцев голодала.
— Я ее потому и привез сюда, — усмехнулся Бью. — Подумал: кто ее лучше вас сумеет откормить.
— Хочешь зайти, Бью? — предложила Мэй. — Я только что пожарила курицу.
— Нет, спасибо, мэм, — отказался Бью. — Мне не терпится повидаться с отцом.
— Наверняка он тобой ужасно гордится, — с улыбкой проговорила Мэй. — Поедешь в Вандербилт, у тебя будет стипендия и все прочее… Ну а ему придется научиться обходиться без тебя.
Бью незаметно улыбнулся Хейвен. Только они знали, что учебу Бью в Вандербилте оплатит Хейвен — частью денег, унаследованных от Йейна. «Все логично, — подумала Хейвен. — Мы, в конце концов, родственники».
— О, думаю, папа без меня прекрасно справится, — сказал Бью, заводя мотор. Похоже, ему хотелось поскорее уехать. — Хейвен, я заеду завтра. Удачи.
Хейвен не удержалась от усмешки, проследив за взглядом Бью. А он смотрел на крыльцо. В дверях стояла старуха в накрахмаленном платье в цветочек, с воротником-стойкой. К изумлению Хейвен, ее бабка, похоже, нервничала. Необъяснимое исчезновение доктора Тидмора ее явно потрясло.
— Привет, Имоджин. Здорово дом отремонтирован.
Пыли в воздухе стало меньше, мрачную старинную мебель заменили более современной.
— Хорошо, что я исправно платила страховые взносы, — сказала ее бабушка. — Если хочешь, можешь занять ту же самую комнату. Я собиралась разместить там хобби-центр, но твоя мать была убеждена, что ты вернешься.
— Не переживай, Имоджин, — успокоила ее Хейвен. — Да, я вернулась, но ненадолго. Так что ты и не заметишь, как вместо меня тут поселится твой хобби-центр.
Хейвен рассталась с бабкой в прихожей и быстро побежала наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Дверь на втором этаже, в конце коридора, была открыта. Комната была обставлена замечательной новой мебелью. Красное дерево и темно-синяя обивка. Хейвен достала из сумки римскую гравюру, оправленную в рамку, и поставила на письменный стол.
— Я забыла тебе сказать, Хейвен, — сказала Мэй Мур, встав на пороге. — Недавно заезжала одна девушка. Я записала ее имя. Карточка в гостиной, внизу.
— Лея Фризелл?
— Верно. Я ей сказала, что ты возвращаешься в Сноуп-Сити, и она пригласила тебя в свою церковь. Завтра утром. Сказала, что потом вы с ней сможете прогуляться к водопаду. Конечно, твоей бабушке было бы приятно, если бы ты завтра пошла в церковь с нами. Новый пастор прочтет свою первую проповедь.
— Мам, ты шутишь?
— Ну… Я сказала Имоджин, что ты вряд ли согласишься, но обещала поговорить с тобой. Ну, что скажешь? Тебе нравится твоя новая комната?
— Ты замечательно все подобрала, — сказала Хейвен. — Прекрасно получилось.
— Я ничего не делала, — покачала головой Мэй. — Ты же знаешь: у меня нет никаких дизайнерских способностей. Все вещи выбирала твоя бабушка.
— Но ведь она сказала, что собиралась разместить тут хобби-центр.
— Неужели ты поверила? — рассмеялась Мэй. — Разве у Имоджин Снайвли есть другое хобби, кроме как собственные прически? Она сделала это для тебя. Она о тебе заботится, Хейвен.
— Хм, — фыркнула Хейвен, не желая показывать, что она немного тронута. — Если так, то она выражает свою заботу весьма своеобразно.
— Ну… — тихо проговорила Мэй, — ты только ей не говори, но у меня есть подозрение, что она просто немного ревнует. Знаешь, ведь она была всего на год старше тебя, когда родила меня.
— Ну да, я знаю, — кивнула Хейвен. — Но в то время многие женщины детей рожали и в более раннем возрасте.
— Сомневаюсь, чтобы Имоджин когда-либо относила себя ко «многим женщинам».
Хейвен расхохоталась.
— Она должна была поступить в университет, — продолжала Мэй. — Она никак не думала, что случайная беременность помешает ее планам. Но твой дед все узнал и сговорился с ее родителями, чтобы они не отпустили ее, не дали уехать из Сноуп-Сити. Ее держали взаперти в этом доме, пока она не дала согласие выйти замуж за Джимми Снайвли. Похоже, она это унижение до сих пор не забыла.
— Дедушка держал Имоджин взаперти, пока она не вышла за него? — Это показалось Хейвен удивительно знакомым. — Но почему она не заявила в полицию?
— Сноуп-Сити тогда был другим. В те годы такое могло сойти с рук. Ее семейство решило, что она ведет себя неподобающе, и ее решили сломать. — Мэй немного помолчала и расправила крошечную складочку на покрывале. — Мама всегда была такая… пламенная, страстная. В любви она этого не получила, но нашла в церкви. Но, думаю, порой ею овладевает ревность. Как тогда, когда я встретила Эрнеста — или когда ты собралась уехать в университет.
Стоило Хейвен услышать имя отца, и ее глаза наполнились слезами. Нужно было каким-то образом рассказать матери обо всем, что ей стало известно. Хейвен думала об этом все время, пока Бью вез ее домой, но так и не решила, с чего начать.
— Что это? — спросила она, указав на большую картонную коробку, стоявшую под окном.
— Это? О, это то, что уцелело после пожара. Пожарные инспекторы не пускали меня в дом, поэтому я прокралась сюда рано утром — после того, как вынесли всю мебель, и собрала все, что еще можно было спасти.
— Это было в тот день, когда я уехала в Нью-Йорк? — спросила Хейвен.
— Да, пожалуй что так. Почему ты спрашиваешь?
— Кажется, я тебя видела, — улыбнулась Хейвен.
— Слава Богу, что больше никто меня не заметил! А я-то думала, что бегаю тут, как мышка. — Мэй Мур вытащила коробку на середину комнаты и открыла. Из коробки до сих пор пахло дымом. — Пыталась проветрить, — объяснила она, — но ничего не вышло.
Хейвен заглянула в коробку, немного опасаясь, что перед ней предстанут воспоминания о ее последних семнадцати годах. В коробке лежали разные безделушки — любимая заколка для волос, которую она носила в четвертом классе, самодельная рождественская гирлянда, бант от платья, которое она сшила, когда ей было двенадцать лет. Хейвен достала из коробки небольшой фотоальбом. Многие пластиковые странички сплавились между собой во время пожара. Хейвен вытащила из альбома сложенный в несколько раз лист оберточной бумаги и фотографию, на которой ее отец и мать были запечатлены на фоне дома Имоджин с новорожденной дочерью на руках. Хейвен развернула бумагу и прочла то, что было написано отцовским почерком:
«Сегодня, в четыре часа утра, я услышал, как кто-то ходит по дому. Я взял ружье и спустился вниз, подумав, что это грабитель. Но когда я вошел в гостиную, я увидел, как из парадной двери выскользнула маленькая фигурка. Я положил ружье, выбежал на лужайку, а Хейвен в это время уже шла по дороге. Она держала в руке маленький чемоданчик, а под мышкой — одну из своих кукол.
