Амаранта не знала, стоит ли выяснять подробности.
— Еще пить хочешь?
Лу подтвердил.
— Я чуть не умер от кровопотери — кроме всего прочего, клинок глубоко вошел в бедро, — продолжил он, выпив принесенной Моран воды, — а затем вернулся в Эстарис, где меня подлечили.
— Разве у тебя там вообще ничего нет? — осторожно спросила она, неопределенно поведя рукой.
— Кое-что осталось, моя пери, но в нерабочем состоянии. Я всего год как перестал мочиться кровью. Ты вчера надо мной смеялась, а я осознал, чем для меня будет рабство. Нас обоих мало что хорошего там ожидает, но я — точно нежилец. Меня могут купить как игрушку для утех, но быстро разочаруются и выбросят, а я совсем не выносливый. В прислуге держат только женщин, мужчины в стране Хармы работают. Галеры меня убьют за неделю, а то и раньше, на полях под палящим солнцем я не продержусь и месяца. Я буду подыхать тяжко, как собака, рвать жилы, выполняя непосильные поручения; исхлестанный плетьми, обгоревший, голый, у всех на виду. Лучше сдохнуть сразу.
— Я не над тобой смеялась. А стоило: теперь я знаю, какой судьбы ты мне желал, забирая десять харм в карман!
— Нет, пери. Ты молодая, красивая. Тебя ждали ласки в лучших гаремах Бефсана.
— А ты задумывался, что для кого-то насильные ласки могут быть отвратительнее, чем галерное весло? И что свобода может кем-то цениться дороже жизни? Не трудись лгать.
— Мы так устроены, что желаем зла всем, у кого недобрый вид. Мне было наплевать, я хотел денег и быть от тебя подальше. Довольна? Но я стал другим, пери. Я для тебя хороший.
— Конечно! Ты цепляешься за меня, чтобы спасти свою шкуру.
— Успела забыть, за чем меня застала, звезда моя?
Да, действительно. Моран откинулась спиной на шершавый, изъеденный ветрами камень изгороди. Что было в оазисе раньше, до того, как пески подступили к нему вплотную? Древний город? От него ничего не осталось, кроме колодцев и огрызков камней. Всего в нескольких верстах отсюда бушевало пекло великой пустыни, прозванной кочевниками «Гневом Хармы». Она подступает все ближе, впиваясь жаждой в землю, убивая все живое, иссушая бурями…
— Мы сможем добраться до Харстана и «Прекрасной сирены» Гарта, если сбежим? — задумчиво спросила Амаранта, глядя на бледнеющую перед рассветом луну.
— Это огромное расстояние, моя пери, но я готов попробовать. Если «мы» — не шутка.
— Ты еще не научился понимать, когда я шучу, мой пери?
— Научился. У тебя самое жестокое чувство юмора, какое я встречал. А откуда ты знаешь старого Гарта?
— У меня тоже есть прошлое. Длинное-длинное, одной ночи на рассказ не хватит. Я иду спать.
Моран вернулась в шатер. Лу пробрался следом и лег рядом, накрыв ладонью ее руку. Ему так казалось надежнее, и Амаранта стерпела, не ударила в ответ. Главное — само решение, а судьба план подскажет. Пленники пустыни обретут свободу обязательно!
Алиссен спускалась по ступеням, держась поближе к стене. Куда Эверон ее ведет, если не на волю и не в подземные казематы? Арий безмолвствовал. Он обладал одним крайне неприятным качеством — раскрывать рот только тогда, когда это ему было нужно. Тяжело понять человека, который хранит все секреты под замком молчания.
— Мы идем к тебе в спальню? — игриво спросила Алиссен, оборачиваясь и поводя плечами.
По лицу ария тоже ничего не прочитать — оно мрачное. И все.
— Любишь вкусненькое? У меня губы сейчас сладкие, как вино в твоей фляжке. Хочешь попробовать?
— Открывай дверь.
— Эту? — Алис осторожно толкнула дверь: кровь от ран на груди все не желала сворачиваться — темное пятно расползалось ниже, стекая на живот.
— Открыла. У меня хорошо получилось? Я всякое умею…
Арий и архонт миновали башню. Вот уже и бесконечные каменные переходы тюрьмы остались позади. Алиссен на какое-то время заперли в пустой камере, а затем Эверон появился снова. Во дворе ария ждала закрытая повозка, запряженная парой лошадей.
— Залезай, — приказал он, открывая дверцу.
Внутри было душно от плотной ткани, наглухо затянувшей окна. Девушка села спиной к движению. Эверон занял мягкую скамью напротив и дал знак трогаться, дважды ударив кулаком в боковую стенку. Ворота Железной башни растворились, выпуская главного карателя в город, и с лязгом захлопнулись.
— Везешь меня к себе домой? А почему бы нам не начать прямо здесь? Никто не увидит.
Алиссен, пользуясь теснотой, просунула ногу между коленями Эверона и легонько прижала другой ногой. В полумраке повозки она слышала только свое учащенное дыхание, арий же оставался бесстрастен. Он не отодвинулся, не пошевелился и не оторвал от лица девушки изучающего взгляда.
— Как ты желаешь? — шепнула Алиссен, наклоняясь вперед, — сверху или снизу? Сними наручники, Эверон. Или — нет. Давай, я раздену тебя зубами. Я — ловкая! Какая у тебя необычная одежда — не видно ни одной пуговицы. Но я разберусь! Ты не пожалеешь, я все сделаю, как…
— Ты себя всем предлагаешь?
Наконец-то он хоть что-то сказал!
— Никогда и никому, только тебе! — уверила Алис пылким шепотом, волнуясь и покусывая нижнюю губу, — твои глаза — как самая черная ночь. Когда я в них смотрю, мое сердце стучит от страсти. Вот, убедись сам, я совсем не лгу. Поцелуй меня!
Алиссен сложилась пополам, потершись грудью о колено Эверона и изогнулась по кошачьи, заглядывая снизу ему в лицо.
— Да, стучит. От страха и отчаяния.
Архонт придвинулась к краю сидения, чтобы быть еще ближе. Повозку иногда потряхивало, и балансировать на копчике со скованными за спиной руками было отчаянно неудобно. План очаровать ария — не самый хороший, но пока другого просто нет… Что нужно Эверону? Что-то противоестественное, жуткое? Алиссен вспомнила покрытую уродливыми рубцами спину эльфа, и у нее засосало под ложечкой от жалости к Ханлейту и к себе.
— Нет, я не боюсь, ты не так понял! Я… я хочу тебя. Сильно. Прикоснись ко мне, Эверон, сделай больно, как в башне, мне это нравится, — попросила она, чувствуя, как щеки заливает краска.
— Тебе это совершенно не нравится. Довольно ломать комедию.
На Эверона не действовали ее чары. Совсем! Такое было с Алиссен впервые: кокетничая с Моргватом, она видела потаенный интерес в его глазах, скрытый за ироничной улыбкой, и даже соблазнить Лето, влюбленного в другую, ей бы ничего не стоило!
Глаза девушки просияли от магии архонта, она сжала колено Эверона что было силы. Не встретив сопротивления, надавила еще — Алиссен хотела почувствовать хруст его костей, а не вкус поцелуев. Арий не стал терпеть и хлестнул ее цепью, случайно попав по ушибу, полученному на доринской барже. Алиссен потеряла равновесие и упала вперед, толкнув Эверона головой в грудь.
— Что с ногой?
— Ничего, — тихо выдавила она, морщась от боли.
Арий отбросил Алис от себя к стенке повозки и бессовестно задрал ей юбку. Выше колена красовалось густое желто-багровое пятно.
— Откуда это?
— Упала… на танцах. Ты с эльфа живьем срезал мясо, а теперь мой синяк смущает? Не смей меня лапать! Убери эти железки, и я уделаю тебя голыми руками! Раздавлю твою голову и выну злобную душу из сумки Моргвата на расстоянии! И не рассчитывай на свою арийскую магию, я сильнее! Думаешь, я молний не видела? Умею сама! — выпалила Алиссен, оставив попытки соблазнить ария.
— Вот теперь я верю в твою искренность.
— Куда ты меня везешь?
— В городскую тюрьму.
— Зачем туда?
— Завтра тебя повесят, — спокойно подтвердил Эверон сказанное ранее. Оказывается, он не передумал.
— Нет…
Алиссен опустила голову и крепко зажмурилась.
— Я был лучшего мнения об архонтах, — презрительно добавил арий, — в тебе я не вижу иных достоинств, кроме грубого притворства и смазливой внешности. Но если ты ублажала Моргвата так же умело, как только что передо мной распиналась, он за тобой придет. Об огласке казни я позаботился.
— Я не… я с ним не…
Алис отвернулась от ария, пряча лицо и стесняясь слез, капающих с подбородка. Она не сразу смогла заговорить.
— Моргват за мной не придет. Он меня бросил.
— Какая жалость.
— Пока мы любовались на ураган в сфере, ты прогнил насквозь, начиная с головы, как тухлая рыба!
— Своим жестоким любопытством вы с архонтом устроили мне ад на земле. Вы пытали меня восемь лет подряд! Ежедневно! — ответил Эверон со сдержанной яростью.
— Зато ты до сих пор жив!
— За эти годы врачеватели перепробовали на мне столько всякой дряни, что я едва не умер от лечения!
— Моргват не знал, что тебе больно! Мы смотрели на живую магию и защищали ее, мы берегли твою душу и хранили, как драгоценность!
— Берегли. Защищали. Душу ария? — переспросил Эверон, раздельно произнося каждое слово, будто вслушиваясь в их смысл и все равно не веря.
