Из распахнутого люка повалил ещё более густой и едкий дым, но тут же он начал рассеиваться, и Сергей Владимирович увидел, что оба астронавта в корабле лежат, обнявшись, на полу без сознания.
Марков вошёл внутрь следом за мальчиком.
— Господи, надеюсь, они живы, — прошептал он, поднимая на руки женщину.
Он вынес её на поляну, потом вернулся за мужчиной. Его тащить на себе было гораздо труднее, но профессор справился и с этой задачей. Пока же они входили в корабль и выходили оттуда, Марков пытался понять, что же горело в аппарате.
И в конце концов, решил, что пожар в салоне начался из-за утечки фтора. Интересно, зачем астронавтам понадобился фтор, да ещё в таком количестве?
Однако размышлять над этим вопросом было некогда: требовалось, как можно скорее, привести в сознание спасённых. Марков взглянул на них и замер от ужаса: на лицах, шее, руках мужчины и женщины явственно проступали обширные следы ожогов. Кожа краснела и, вздуваясь волдырями, превращалась в лохмотья прямо на глазах.
Мальчик молча и неподвижно стоял рядом, и в лице его по-прежнему не было заметно ни страха, ни отчаяния, хотя профессор уже знал, что это далеко не так. Ребёнок перепуган до смерти и не знает, как ему дальше быть.
Марков бросился на колени перед распростёртыми фигурами. Взял женщину за руку, пытаясь найти пульс, но, прекрасно понимая рассудком, что сделать уже, по всей вероятности, ничего нельзя. Веки женщины конвульсивно вздрагивали: это уходили последние остатки жизни, ещё теплившиеся в ней.
Внезапно то, что не удавалось сделать женщине, удалось её спутнику. Он распахнул глаза, и Марков вздрогнул от неожиданности. Так странно было увидеть красивейшие бархатно-сиреневые глаза на обезображенном ожогами лице. Они были глубоки, как бездна, и так же пугающе холодны.
Не то чтобы в них не отражалось никаких эмоций. Чувства там присутствовали, но будто бы в другой плоскости этого гипнотизирующе-прекрасного колодца.
Только теперь Маркова пронзила страшная догадка, что перед ним не человеческие глаза, но эта догадка нырнула в самую глубь сознания, отравленного паникой, столь же быстро, как и предыдущие.
Заметив, что его отец очнулся, мальчик упал перед ним на колени.
Обожжённые губы дёрнулись и приоткрылись.
Мальчик поспешно схватил отца за руку. На миг в его лице промелькнуло нечто, похожее на обыкновенный, вполне понятный человеческий страх, но через секунду оно опять превратилось в непроницаемую маску.
— Та диэ Валла, — вырвался хрип из горла умирающего.
Марков замер и прислушался внимательнее. Что до мальчика, так тот давно уже сосредоточил всё своё внимание на еле шевелящихся губах отца.
— Та диэ… Раддэ Ни-йо, йо-Фа, Ро. Ни илла… Итта![1] — последнее слово он почти прокричал.
Потом голова мужчины запрокинулась назад, и фигура застыла навеки с широко распахнутыми глазами.
«Кто же они такие?! Иностранцы, наверное…» — Сергей Владимирович отлично понимал, что пытается искать рациональные объяснения, стараясь не замечать очевидного.
Эти люди вовсе не были людьми. Их корабль строился явно не на Земле, как не на Земле шились одежда и обувь.
И сейчас напротив профессора с лицом, не выражающим ничего, сидел десятилетний мальчик, свалившийся буквальным образом с неба. Он продолжал держать за руку холодеющее тело отца, словно ожидая, что уста умершего откроются ещё раз, чтобы произнести последние слова напутствия.
Марков заставил себя подняться и подойти к этому странному ребёнку.
— Всё кончено. Мне очень жаль, но с этим ничего не поделаешь.
Мальчик продолжал сидеть на месте, не шевелясь, и пристально смотреть в застывшее лицо отца.
— Не знаю, понимаешь ты меня или нет, — заговорил опять профессор, — но не имеет смысла здесь больше оставаться. Ты уже ничем не сумеешь им помочь. Кроме того, — тут он посмотрел на мёртвого мужчину, и его передёрнуло, — это нехорошо — глядеть в глаза покойнику, — рука Маркова сама собой протянулась, чтобы опустить умершему веки.
Внезапно мальчик остановил его хладнокровным жестом.
— Не надо, — сказал он на чистейшем русском без малейшего акцента. — Я сам сделаю это.
— Как скажешь, — потрясённо выдавил профессор.
Мальчик склонился над телом отца и осторожно закрыл ему глаза, шепнув при этом что-то на своем непонятном наречии. Затем обернулся к профессору.
— Их нельзя здесь оставлять.
— Разумеется. Но, как я понимаю, тебе не хотелось бы, чтобы я обратился в полицию, а потом тела отправили бы в морг на вскрытие, — Марков одновременно и опасался этого ребёнка, и жалел его.
— Вскрытие? Ни за что! — тоном взрослого заявил мальчик. — У вас мёртвых хоронят в земле? — бесстрастно поинтересовался он.
— Д-да, — Маркова это ледяное спокойствие просто сводило с ума.
— Хорошо, мы похороним их здесь.
— Нет, что ты?! — попятился от него профессор. — Это надо делать на кладбище… — и замолчал, осекшись.
Ему на секунду показалось, что взгляд мальчика сейчас прожжёт дыру у него в голове.
— Мы похороним их здесь! — тоном, не терпящим возражений, проговорил ребёнок. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь изучал их тела.
— Но пойми ты, тут их ещё вернее найдут! Ведь взрыв, наверняка, слышали не только мы. Да и потом — здесь все деревья с корнем вывернуло! Этим местом заинтересуются ученые и…
— Вы совершенно правы, Сергей Владимирович, — вежливо ответил ребёнок.
Профессора прошиб ледяной пот. Он облизал дрожащим языком пересохшие губы.
— Откуда… ты знаешь моё имя?
— Оттуда же, откуда знаю ваш язык. Сейчас это не главное. Помогите мне перенести тела моих родителей обратно в катер.
— Катер? — только тут до Сергея Владимировича дошло, что эти две круглые серебристые «капсулы» никак не могли быть космическими кораблями уже потому, что мальчик и его родители не стали бы путешествовать отдельно друг от друга.
И потом: вторая «капсула» горела, но явно не вследствие взрыва. То есть взорвалось нечто другое: сам космический корабль. Где же в таком случае обломки?
— Да, в катер, — прервал нетерпеливый голос его размышления. — Так вы мне поможете?
— Но ведь…
— Прошу вас, сейчас не время! — это прозвучало почти умоляюще.
«Господи, ну что я в самом деле! — подумал профессор. — Кем бы он ни был, это всего лишь маленький ребёнок, испуганный и потерявшийся. Я должен ему помочь!»
— Я всё сделаю, — коротко отозвался Сергей Владимирович.
Мальчик ответил ему благодарным взглядом. В глазах его затеплилась искорка, которой прежде не наблюдалось и в помине.
— Спасибо, профессор.
Сергей Владимирович снова поднял на руки тело женщины и отнес её обратно внутрь катера. Пожар внутри уже погас, хотя специфический запах, похожий на смесь йода с озоном, всё ещё сохранялся.
Мальчик теперь стоял и, скрестив на груди руки, сосредоточенно смотрел куда-то вверх.
— У вас другое небо, — внезапно сказал он.
— Что?! — не понял профессор.
— Я говорю, у вас совсем другое небо. Оно какое-то серое. Наше небо чудесного сиреневого оттенка, как глаза моего отца…
— Вообще-то, у нас небо голубое. Просто сейчас сильная облачность.
— Наши облака ярко-серебристые, и их никогда не бывает так много…
Сергей Владимирович не нашёлся, что ему ответить. Он понимал, вернее, интуитивно чувствовал, что мальчику всё больших усилий стоит сохранять видимое хладнокровие. И заговорил он сейчас вовсе не потому, что ему взбрело на ум поболтать, а чтобы заставить себя не разрыдаться.
Марков осторожно взялся переносить мёртвого мужчину. Опустив его на пол «капсулы» рядом с телом жены, профессор вышел из катера и приблизился к мальчику.
— Я сделал всё, как ты просил. Что теперь?
Странный ребёнок оглянулся на катер.
— Мы уйдём.
— Как? — Маркову показалось, что он ослышался. — Вот так просто и уйдём?
— Да. Через пять минут оба катера самоуничтожатся. В них… программа заложена.
— Точно такая же была заложена и в ваш корабль? — неожиданно для самого себя выпалил профессор.
Мальчик с некоторой долей опасения покосился на него.
— В общем, да. Только никто не подозревал, что катер заденет взрывной волной, — ребёнок поспешно отвернулся.
Когда он опять посмотрел на Маркова, его лицо вновь не выражало ничего.
— Идёмте, Сергей Владимирович, — и сам двинулся вперёд.
Профессор шёл следом, усиленно размышляя, как ему теперь быть с этим неожиданно свалившимся на голову мальчиком.
Бросить его на произвол судьбы не позволяла совесть, но и домой привести тоже было нельзя. Инна терпеть не может детей. Тем более чужих. Тем более — пришельцев с других планет.
— Как тебя зовут? — внезапно в спину ему спросил Сергей Владимирович.
