— Клянусь… — начала я, подняв руку.
— Молчи! — рявкнул мистер Молинье. — Ты принесешь клятву тогда, когда мы тебе скажем. И так, как мы скажем. — Это было первое проявление эмоций, которое я заметила в нем. — Мы и так уже выказали тебе доверие, взяв тебя в наш дом. И для тебя же самой было бы лучше, чтобы ты это доверие оправдала.
— Но клятву лучше принести раньше, чем позже, — упрямо возразила я. — Я ведь не знаю, о чем мне нельзя говорить, и если вы вдруг меня выгоните…
Многое должно было случиться, чтобы я начала вот так дерзить джентльмену, но во мне вдруг взыграла гордыня. Я не хотела, чтобы меня шантажировали чувством благодарности — в эту игру мне приходилось играть, сколько я себя помню, пора уже покончить с этим.
В тот момент мне было все равно, что они могут выставить меня за дверь в этом белом платьице. Уж как-нибудь выкручусь. Но брат и сестра вдруг рассмеялись — негромко, но все же. Они смеются надо мной? Или хотят показать мне, что и они живые люди?
— Ну, часть клятвы ты уже принесла, — отсмеявшись, сказала леди. — Твое слово связывает тебя уже сейчас. И поверь, мы приложили много усилий, чтобы найти именно тебя. Ты больше не покинешь этот дом, не бойся. — Это прозвучало почти как угроза.
Я уставилась на свою чашку чая. Внезапно меня охватило чувство покорности, хотя я и не понимала, откуда оно взялось.
— Да, леди Вайолет.
Она опять рассмеялась.
— «Леди Вайолет», — повторила она. — Я рада, что ты выказываешь такое почтение, но это не мой титул. Молинье — не аристократы.
— Прошу прощения.
Я так и знала! Фамилия у них была французская, а все знают, что во Франции аристократов не осталось, всем отрубили головы. И хотя свои имена они произносили на английский манер, меня так просто не обманешь!
— Как же мне к вам обращаться?
— Никак. — Миледи улыбнулась. — Когда нам понадобится, мы сами заговорим с тобой. Этого будет достаточно.
Я чувствовала себя глупо. Может быть, они проверяли меня, прежде чем открыть свою страшную тайну, и похоже, что я все время проваливала эту проверку. Но что же мне оставалось делать, если они не говорили, чего от меня ждут? Кроме того, что я должна молчать, конечно. Раз уж они не хотят сказать, как к ним обращаться, буду называть их по имени. Во всяком случае, про себя. Руфус и Вайолет. Сами напросились!
А потом они назвали меня Флоранс. Я не стала возражать. Пусть называют меня как хотят, все лучше, чем просто «девочка». К тому же было в этом имени что-то благородное. У господ всегда было право называть слуг так, как им вздумается: никто же не мог ожидать, что они станут запоминать имя каждой новой горничной. Я задумалась, была ли я первой Флоранс в их доме, и если нет, то что случилось с предыдущими? Имя мне нравилось — хотя теперь меня уж точно звали как героиню романа ужасов.
— А теперь вставай, — сказал Руфус.
Для меня он уже был просто Руфус, а никакой не мистер Молинье, и уж точно не джентльмен. Сам виноват.
— Встань, чтобы мы могли тебя осмотреть. Со всех сторон. Повернись. Медленно.
Я подозревала, что они хотят проверить, подходит ли мне платье, и выполнила его указание. Флоранс: вид спереди, сбоку и сзади. Они ничего не сказали о моих черных чулках, хотя подол платья был слишком коротким и едва прикрывал колени, как у маленькой девочки. Я потянула его вниз, чтобы он казался длиннее, но потом спохватилась и перестала это делать. Чего смущаться, если я хочу стать эквилибристкой и любой сможет заглянуть мне под юбку, запрокинув голову. Итак, я просто поправила подол, чтобы он торчал, точно на мне четыре нижние юбки.
— Хорошо, — кивнул Руфус. — Руки у тебя чистые?
Я покачала головой. Надо было спрашивать, прежде чем я перемазалась медом. А что делать — нельзя же есть булочки, орудуя ножом и вилкой!
— Тогда иди и вымой руки. Горячую воду возьмешь в кухне, сейчас придет горничная и покажет тебе дорогу. Руки у тебя должны всегда оставаться чистыми, следи за этим. На тебе белое платье именно для того, чтобы ты вынуждена была избегать пыли и грязи. Если ты нарушишь запрет, мы это сразу увидим. А теперь иди и вымой руки. Когда ты вернешься — получишь вот это.
На этот раз я была готова к его фокусам — ключ, который вдруг появился в его руке, вполне мог оставаться до этого времени в рукаве. Ключ был маленьким и черным, но при виде его сердце гулко забилось у меня в груди. Я не знала, от какого он замка. Но точно знала, что должна его заполучить.
В дверном проеме появилась горничная — а ведь я не видела, чтобы Руфус или Вайолет звонили. Впрочем, леди — или не леди, раз уж она так настаивает — все это время держала руку на подлокотнике дивана, и, вероятно, где-то там была кнопка вызова прислуги. Очень удобно. Конечно, это значит, что в усадьбе все-таки есть электричество. Пока что я не заметила никаких доказательств этому — тут повсюду были только подсвечники, я не видела даже газовых ламп… Ладно, со временем все узнаю.
— Вызывали? — тихо спросила девушка.
Это была не Салли, а одна из двух других горничных, встретивших нас в холле.
— Клара, отведи Флоранс к миссис Арден, — сказал Руфус, не поворачиваясь. — Пусть вымоет руки. Флоранс, а не миссис Арден.
— Как скажете, сэр.
Похоже, обращение «сэр» их устраивало — на тот случай, если мне придется что-то сказать.
— Вам еще что-то угодно, миледи? Чаю? Печенья? Или мне убирать со стола?
— Нам угодно, чтобы ты забрала Флоранс и ушла отсюда, — отрезал Руфус.
Я поспешно направилась к двери, чтобы не навлечь на Клару неприятности. Она была такой же молчаливой, как и Салли, и точно так же не смотрела мне в глаза. Меня это больше не удивляло. Я бы тоже не знала, как вести себя с девочкой в кружевном белом платьице, которой сказали вымыть руки в кухне. Понятно, что меня не пустили бы в ванную миледи, но неужели это означает, что мне постоянно придется ходить в кухню, когда потребуется горячая вода? Даже в приюте нам позволяли раз в полгода принять горячую ванну — по крайней мере она была горячей для тех, кто принимал ее первым. Ладно, у меня в комнате были миска и кувшин для умывания, а под кроватью стоял ночной горшок — этого хватит, прежде чем я узнаю, есть ли в Холлихоке уборные. Не стоило сейчас мучить эту бедняжку вопросами.
Клара показалась мне моложе Салли и еще застенчивее, но после того, что Руфус и Вайолет рассказали о своей тете, я поняла, что все слуги в доме были новыми. Интересно, что случилось со старушкой служанкой? Похоже, она уже не здесь. Или умерла.
— Миссис Арден — кухарка? — спросила я, следуя за Кларой по лестнице в подвал.
Девушка покачала головой:
— Миссис Дойл — кухарка, а миссис Арден — экономка.
Я поблагодарила ее за ответ. Чем быстрее я запомню все эти имена, тем лучше. Хоть я и поклялась никому не выдавать тайны (которые сама, между прочим, так и не узнала), все равно не стоит обращаться к кому-то из слуг «Эй, ты!». Даже Руфус, похоже, знал имена горничных, а судя по тому, что я читала, это вовсе не было чем-то само собой разумеющимся. Люди в кухне вздрогнули, увидев мое белое платье в дверном проеме. В этом мире господам нечего было делать в кухне, их интересы тут представляли дворецкий и экономка. Здесь мне не было места — как и в гостиной Вайолет. Я не видела миссис Арден, хотя и полагала, что именно ее встретила после приезда в холле. Толстуха, у которой на лице было написано «кухарка», неприязненно уставилась на меня.
— Тебе что тут нужно?
— Меня зовут Флоранс. — Было странно произносить это имя в первый раз, но я говорила спокойно. — Мне сказали пойти сюда и вымыть руки.
Я уже видела, где именно это можно сделать. Какая-то бедняжка склонилась над чаном и отдраивала кастрюли. Пока что я видела только ее худенькую спину. Я подошла поближе — и утонула в голубых глазах, окруженных россыпями веснушек. Ее взгляд был самым приветливым из всех, что я видела в Холлихоке, и я невольно улыбнулась в ответ.
— Ну, тогда поторапливайся, — проворчала кухарка. — Сама видишь, где бадья.
Она неотступно следила за мной, будто я была вражеским разведчиком, которому ни в коем случае нельзя доверять. Мне показалось, что от нее пахло дешевым джином, но может, это впечатление у меня возникло из-за ее раскрасневшихся щек. Волос у нее на подбородке и под носом было куда больше, чем приличествовало женщине, если она не выступает в цирке, конечно. Но я больше не обращала на толстуху внимания. Осторожно, чтобы не испачкать платье, я склонилась над бадьей. Девушка опустила туда очередную сковородку. Руки у нее были красными. Вот, значит, от какой судьбы меня спасли Молинье. Хотя бы поэтому я сразу почувствовала какую-то связь с этой несчастной посудомойкой — она понравилась мне куда больше Клары, которая поспешила скрыться из кухни, хотя я не знала, от меня она бежит или от кухарки.
— Я могу тебе помочь? — прошептала я.
Раз уж я все равно погрузила руки в мыльную горячую воду, то почему бы не помочь?
