Девушка покачала головой.
— Спасибо, не надо. — Она принялась оттирать сковородку еще быстрее. — Ты из Лондона, да?
Я кивнула. Об Уиттоне тут и слыхом не слыхивали, так почему бы не притвориться, что я из самой столицы, а не из пригорода?
— Там, наверное, здорово, да?
В ответ я лишь пожала плечами. Нельзя сказать, что я часто бывала в Лондоне. Мой мир ограничивался сиротским приютом, школой и церковью, да еще иногда мы выходили на прогулку в парк, и я украдкой бегала в библиотеку. Я никогда не видела короля, не видела Вестминстерское аббатство или Тауэр. Тем не менее в каком-то смысле я раньше жила в Лондоне. Ну, почти.
— Ты и лимбийские игры видела?
Я мысленно улыбнулась, но на самом деле мне не хотелось смеяться над этой девочкой.
— Они еще не начались.
А даже если бы начались, то я все равно узнала бы об Олимпийских играх только из газет. К тому же в приюте мне не всегда удавалось раздобыть свежую газету, обычно мне попадались старые, предназначавшиеся на растопку. Поэтому меня сложно было назвать экспертом по последним новостям.
— Жаль, — прошептала девушка. — Флоранс… Какое у тебя красивое имя… — Она совсем понизила голос, и я едва могла разобрать слова. — Это она тебя так назвала?
— Да.
— Меня тоже. Ну, то есть не Флоранс, конечно. Меня теперь зовут Люси. — От возмущения она заговорила чуть громче: — Я ведь всего лишь посудомойка! Какая ей разница, как меня зовут?!
— А как тебя на самом деле зовут? То есть звали?
— А ну-ка прекратите, вы обе! — прошипела кухарка, едва Люси открыла рот. — Не отвлекай мою девчонку от работы! Руки-то небось уже помыла?
Я поспешно выпрямилась и выставила влажные руки перед собой, будто защищаясь. Они были не такими красными, как у Люси, но что-то подобное случилось бы и со мной, постой я так подольше.
— В следующий раз скажешь, — шепнула я девушке. — Я наверняка сюда еще спущусь. — И я, широко улыбаясь, повернулась к кухарке. — Можно полотенце?
Не могла же я сказать ей, что нигде в Холлихоке не чувствовала себя так уютно, как тут. Низкий потолок почернел от копоти, над кастрюлями на плите и над бадьей с водой поднимался пар, тут не пахло пылью или цветами, но было в дыму от сковородок и в шипении масла что-то родное, и даже ворчание кухарки казалось привычным. Кроме кухарки и посудомойки, на кухне сидела еще одна служанка. Она сосредоточенно нарезала сельдерей, всем своим видом показывая кухарке, какая она трудолюбивая, — в отличие от этой лентяйки посудомойки.
— Мне больше нельзя произносить это имя, — шепнула мне Люси на прощание. — Они не хотят слышать его в своем доме.
И с этой загадкой, за которой могла скрываться настоящая тайна, я ушла из кухни и вернулась в салон. Руки у меня были чистыми, и я готова была на все, только бы заполучить маленький черный ключ.
Глава 3
На мгновение я словно опять очутилась в сиротском приюте — в день удочерения. В точности как там, я стояла по струночке, поправив платье и вытянув вперед чистые руки. Правда, волосы у меня не были заплетены в косы. И какие бы хорошие оценки я ни получала в школе, это никого не интересовало. Хотя сейчас женщинам уже разрешалось учиться в университете, не такое будущее ожидало девочек-сирот, и ни на фабрике, ни в кухне в каком-нибудь доме богачей, ни в цирке никто не спросит меня, помню ли я алгебру и когда произошла битва на реке Бойн. А вот чистые ли у меня руки — это интересовало всех, даже в Холлихоке. Я вытянула руки, будто передо мной стояло невидимое пианино, и закрыла глаза, чтобы ни на кого не смотреть и случайно не рассмеяться от абсурдности момента.
— Очень хорошо, — сказал Руфус. — В будущем ты должна будешь следить, чтобы руки у тебя всегда были чистыми, особенно когда ты работаешь. Мы не требуем от тебя многого, работа не займет у тебя больше часа в день, а в остальное время можешь делать, что хочешь. Можешь гулять в саду или сидеть в библиотеке сколько вздумается, но в этот час работы тебе придется приложить все усилия и задействовать все свои знания. Такого предложения ты не получишь нигде, не забывай об этом. Холлихок — лучшее, что с тобой могло случиться в жизни. Мы хотим, чтобы ты полностью это осознавала.
Я кивнула, думая, в чем же здесь подвох. Может, в этот час они собираются меня пытать? Или мне придется доставлять кому-то любовные утехи? Или позировать для миледи, которой хотелось меня нарисовать? Я была готова ко всему. Если это всего лишь один час, то можно и потерпеть. Мне приходилось выполнять всякие неприятные задания в жизни: однажды по распоряжению учителя я вынуждена была три часа стоять в корзине для бумаг, удерживая равновесие, поскольку украдкой рисовала на уроке под партой; ждать за дверью приюта под проливным дождем, пока остальные воспитанницы ужинали; стоять на коленях на горохе… Я могла сидеть тихо и молчать, но если кто-то считает, будто сироты из приюта учатся чему-то, только когда их наказывают, он ошибается. Всему самому главному учишься, когда проходишь проверку на храбрость. Эх, если бы от меня потребовали стоять на руках, уж тогда бы я им показала…
Руфусу не нужно было знать, какие мысли витают у меня в голове. Главное, чтобы руки были чистыми. Главное, чтобы он дал мне ключ. Моргнув, я подняла голову.
— Пойдем, — сказала Вайолет. — И о том, что сейчас увидишь, ты никому не должна рассказывать,
Я кивнула, решив не напоминать ей о том, что принесла только половину клятвы. Мы вернулись в холл и оттуда пошли по коридору на противоположной стороне дома. Комната, у которой мы остановились, на плане здания была бы зеркальным отражением гостиной Вайолет. И вдруг меня охватило какое-то неприятное чувство: в животе засосало, во рту появился странный привкус. Мне пришлось взять себя в руки, чтобы не признаться самой себе: это ощущение можно было назвать «страх». Кто сказал, что в этой комнате сокрыта какая-то тайна? С тем же успехом тут могло прятаться ужасное чудовище, монстр, столетиями запертый в Холлихоке. И это чудовище нужно было кормить девственницами. Я, конечно, ни на что не намекала в отношении Вайолет, Салли, Клары, Люси или кухарки, но…
Руфус вставил ключ в дверной замок.
— Отойдите, — сказал он.
В этот момент мне отчаянно захотелось убежать оттуда.
— Нет, погоди. Давай ты откроешь дверь, Флоранс. Мы хотим посмотреть, справишься ли ты.
Он отошел в сторону и указал на ключ. Я чувствовала себя так, будто оказалась в доме Синей Бороды. Никто из слуг не должен был знать, что скрывается за этой дверью, и, если я кому-то что-то скажу, меня накажут. А когда я все увижу, то пути назад уже не будет, я стану соучастницей мрачных преступлений Молинье и должна буду унести эту тайну с собой в могилу…
Я провернула ключ в замке. Чем быстрее я покончу с этим, тем лучше. В конце концов, я ведь обожала всякие тайны и должна бы радоваться тому, что кто-то решил открыть мне такой важный секрет. Ключ заклинило, и мне пришлось приложить все силы, чтобы дверь все-таки открылась. От этого мне стало еще интереснее. Кто знает, когда эту дверь открывали в последний раз? Может быть, ни Руфус, ни Вайолет сами еще не заходили в эту комнату… и чудовище уже порядком проголодалось…
Дверь распахнулась, мое сердце замерло — и меня охватило разочарование. Передо мной была просто какая- то комната. Никакое чудовище на меня не набросилось, никакое привидение не попыталось вселиться в мое тело, и пахло тут не гнилью, смертью и разложением, а пылью, пылью и еще раз пылью. Впрочем, пока что я мало что могла разглядеть. Дом был построен симметрично, и тут были такие же окна, как в гостиной Вайолет, от пола до потолка, но их закрывали тяжелые шторы, сквозь которые едва пробивались солнечные лучи. Свет проникал и из коридора, и на плотном ковре на полу протянулась моя тень. Я увидела какие-то смутные очертания посреди комнаты и у стен, бесформенные, непонятные. Будто заледеневшие призраки. Это была мебель, накрытая белыми простынями, а те в свою очередь — если судить по запаху — устилал толстый слой пыли.
— Чего же ты ждешь? — проворчал Руфус. — Заходи!
Я повиновалась. Комната не сожрала меня, пока я стояла в дверном проходе, а значит, едва ли что-то случится, когда я буду внутри. Стоило мне ступить за порог, как Руфус и Вайолет последовали за мной. Дверь закрылась, и я услышала, как поворачивается ключ в замке. Кто-то очень торопился, чтобы никто из слуг не увидел эту комнату!
— Раздвинь занавеси! — приказал Руфус.
Мне хотелось спросить, начался ли уже мой час работы на сегодняшний день, но я промолчала. На самом деле мне тоже было интересно, что же за тайну скрывает эта комната, поэтому я придержала язык, взялась за ближайшую штору и потянула ее вбок. По сравнению с ней дверь открывалась как по маслу: штора за что-то зацепилась наверху и упорно отказывалась сдвинуться с места. Мне понадобились обе руки, чтобы хоть немного ее приподнять. Вообще, мне нужна будет чья-то помощь, чтобы перетянуть штору шнуром, но я знала, что спрашивать об этом нельзя. Брат и сестра молча наблюдали за тем, как я пытаюсь впустить свет в комнату. Понимают ли они, что я делаю? Когда я уберу шторы, снаружи можно будет…
