— Но как я-то узнаю, что всё будет хорошо?
Пушистая промолчала. На меня пришёл взглянуть начальник поезда Вепринцев. Постоял, послушал, как я бежала за составом, а состав — от меня, погладил меня по голове и ушёл…
Я начала работать. В половине третьего ночи, когда у нас был час без остановок, я присела в нашем купе и заснула с мыслью — как же тебя любит этот похожий на скандинава Максим, если не уходит от реанимации сутками…
«Кто же хотел убить тебя… или ограбить? Скандалист Чаплин? — вдруг неприязненно подумала я перед тем, как провалиться в сон. — Кто он в этой истории?..»
Сон, мне приснился сон, я стала впадать в сон, и он был не такой, как обычно, закрученный повтор прошедшего дня.
Я ясно увидела мужчину — Чаплина сидела у него на коленях и что-то рассказывала ему, а он слушал… И было видно, что Маринка очень любит его!
«Кто это? Это — не Макс, и не Чаплин! Может быть, это убийца?»
Пушистая своим громким сморканием мёртвого разбудит.
— Света, пошли — станция через минуту. Ну, ты видела?..
— А откуда вы знаете?!
— Мне тоже приснилось, где я найду Марата, и я нашла его именно там… Ну, там, где ты была… Пошли?
У тамбура столпились пассажиры с багажом. Состав тормозил.
— Осторожнее… пропустите, — Пушистая первая перешагнула через багаж и открыла двери. — Доброго пути!.. Чемодан не забудьте.
Пассажиры уже стояли на перроне.
— Сходи завтра в ЗАГС, узнай, с кем Маринка подала заявление на регистрацию — с Максимом или с этим из твоего сна, — подумав, через остановку сказала Клавдия Егоровна.
Ночью наш состав прибыл на восьмой путь Казанского вокзала, и через час, едва-едва успевая, я нырнула в последнюю электричку.
Над Москвой сияла полуночная заря…
НЕ НАДО ГОВОРИТЬ ВСЁ!
— Гурий Палыч, — представился он, и кивнул на стул перед собой. — Присаживайтесь.
«Следователь Волкоедов» было написано на двери кабинета, у которого толпился народ.
Пока я шла от ЗАГСа, представляя, как буду знакомить милицию со своим вещим сном, у меня подкашивались ноги. Уже на лестнице РОВД я вдруг сориентировалась: рассказывать абсолютно всё — верный признак недалёкого ума, если не сказать — безумия. А милиции нужны факты.
— Итак, — усаживаясь, внимательно поглядел на мою грудь и ноги капитан Волкоедов. — Что вас привело сюда?..
Я молчала, не зная, как лучше преподнести то, что узнала. Информация требовала разъяснения…
Волкоедов молча записал мои путаные показания и сказал:
— Проверим… Итак, Чаплина Марина Викторовна намеревалась заключить брак с Перетятько Юрием Сергеевичем? А к вам пришёл её искать Максим… А фамилия… а отчество?.. А где проживает?..
Я надолго задумалась.
— Так… я не знаю, — покрывшись краской стыда, призналась я.
— А вы не могли поинтересоваться? — вопросил Гурий Палыч и сжал губы так, что на его лице начисто пропал рот.
— Могла, — задумалась, потом согласилась я. — А он бы мне сказал?
— Вот листок, напишите его приметы, — положив передо мной бумагу, потребовал следователь.
Так как я пишу с ошибками, мне пришлось долго размышлять над каждым словом, но Волкоедову, похоже, вся эта информация была не очень-то нужна, он подчёркнуто сухо попрощался со мной.
«Какой! — подумала я. — Наверное, не женат».
И вежливо откланялась.
ПРЫЖОК — В ПРОШЛОЕ
Я вышла из РОВД и свернула в сторону горбольницы. В толпе людей на тротуаре я заметила Максима. Мне показалось, он делает вид, что не узнаёт меня… Мне вдруг стало стыдно — я ведь ничего не знаю о нём! Он мог быть другом Маринки, в конце концов!.. Мало ли, что я увидела во сне… Мало ли, что в ЗАГСе лежит её заявление с каким-то Перетятько?..
— Как Марина?.. — спросила я, догнав его.
— Почти умерла, — отвёл глаза он и пошёл дальше.
Я шла и плакала в такт биения сердца.
— Станция Ложь, — повторяла я пока не подошла к главному корпусу.
Жёлтые листья больничных деревьев… служебная дверь. Я дождалась, пока она откроется, и вошла следом за санитаркой с биксами. Реанимация — самое закрытое отделение. Причём закрытое всегда. Туда невозможно проскользнуть ни под каким предлогом, даже за взятку. Может быть, это везение, но я тихо шмыгнула в соседнюю кардиологию и по служебной лестнице прошла внутрь реанимационного отделения. Я увидела на двух соседних кроватях — маленькую девочку, которая с хрипом устало посмотрела на меня, и тебя, Маринка… Ты лежала у окна с трубкой, торчавшей и подключённой к аппарату: за тебя дышал «Сименс» — ярко-красный и не страшный.
Это была ты со своими белыми кудряшками, я тебя узнала!..
— Маринка, просыпайся!.. Цепляйся за жизнь, Маринка! — я взяла твою холодную ладошку и потрясла её. И незамеченная, через минуту ушла…
Ноги понесли меня на тот самый пустырь — в тот туалет, рядом с которым тебя нашли в то утро. Даже днём бывший рынок, через который редко кто ходил в старую часть города, представлял собой унылое зрелище… «А что же было той ночью?» — вглядывалась я в пастообразную стену с буквами «Ж» и «М».
На грязном бетонном полу кучками сохли экскременты, заброшенный туалет всё ещё был посещаем. Смятые газеты, битое стекло, окурки и много подсолнечной шелухи… На земле валялись пустышка, которую обычно сосут младенцы, когда мамина грудь вне пределов досягаемости, и разбитая бутылка из-под сухого вина. И ещё две туфли в разных концах туалета — одна без каблука.
Я подняла их, потом пустышку и пошла домой, солнце почти зашкалило за горизонт.
— Дешёвая, — вертела я в руках пустышку, пока ехала в свой микрорайон. — Бутылка из-под «Сангрии»… Ты ведь покупала вино…
В окно смотрел яркий и холодный лунный луч, пока я засыпала. Пустышка и бутылка высвечивались на подоконнике. Твои туфли я положила на стул у кровати.
…Кто-то фонарём посветил мне в лицо, я зажмурилась, и через минуту — Маринка засмеялась и помахала мне рукой… как той самой ночью, когда мы с ней попрощались в начале Святой улицы. ПОЧЕМУ Я СНОВА ЭТО ВИЖУ?
…Я продолжала идти за Маринкой, а не ехать, как ту ночь, в пустом автобусе в свой микрорайон.
— Марин, Марина… — громко позвала я. — Маринка, стой!
Но она уже входила в ночную продуктовую палатку у дороги. Она вбежала по ступенькам, пропустила кого-то и вошла… Из палатки вышла маленькая женщина со свёртком… Ребёнок! Завёрнутый, как кокон, и очень махонький на вид свёрток, там должен лежать месячный младенец…
Я озадаченно взглянула… Стояла ночь, градусов пять, эта женщина была одна с грудным младенцем на дороге у магазина… У обочины с выключенными фарами стояла какая-то кособокая легковушка, в ней кто-то курил, рубиновый сигаретный огонёк светил со стороны водительского сиденья…
Марина что-то покупала, показывая рукой продавщице… Я поискала глазами женщину с ребёнком и увидела её голосующей за деревом… Никто не останавливался, машины проезжали мимо.
Я озадачилась ещё больше и попыталась войти внутрь палатки, Маринка увидит меня, и мы вместе пойдём с ней домой! Я буду сторожить её до самого утра! Я толкнула дверь, а она не поддалась, я взглянула — у меня не было рук!!!
Это был всё-таки сон…
Марина вышла и, помахивая пакетом, в двух шагах прошла мимо и быстро побежала к дому… Я за ней.
И вдруг я в страхе проснулась!.. У моих ног на кровати сидел Длинный Коля.
— Чего тебе? — крикнула я.
— Ты знаешь, — сварливо проворчал Пылинкин и сплюнул. — Спроси, почему я умер, как собака!!!
— Исчезни, гад!..
Я села на кровати и вдруг подумала, а как же я помогу Маринке?.. Нужно взять какое-то оружие — и потяжелей! Марина, ведь мы будем отбиваться?.. Сколько их было — один или два, ну тех, кто напал на тебя? Я в спешке обежала своё жилище, схватила кухонный нож и тяжёлую банку с зелёной краской и, кинув всё это в пакет, легла и намотала его на руку.
Пока я снова заснула, прошло не меньше часа, но время как-то ужалось, и я увидела Маринку, правда, она шла не в сторону своего дома по ночной дороге, её красная куртка мелькала в середине пустыря — она почему-то бежала к туалету!!! Я рванулась за ней и вдруг услышала — крик!
— Маринка! — крикнула я и снова проснулась… На моей кухне кто-то кидал кастрюли об пол! Пылинкин… бледный гость из прошлого!..
— Так что, не узнаешь?.. — брякнув сковородой о линолеум, склочно спросил Длинный.
— Убью! — завопила я и вцепилась ему в воротник. Длинный стряхнул меня, как букашку, и говнистым шагом вышел через закрытую дверь.
Но я снова заснула и оказалась на совершенно тёмном пустыре… Сзади торчала автобусная остановка, и горел жёлтым светом фонарь над палаткой… Впереди, через кучи арматуры темнел карточный домик туалета… Я, подвывая, бросилась туда… на моей руке болтался тяжёлый пакет с краской и кухонным ножом…
