class="p1">чаще. С самозабвением сорванца Роецкий устраивал семье «огненные проделки», не считаясь с огромными убытками, которые они влекли за собой. Его безмерно развлекал этот разгул стихии, который он в критический момент умел обуздать, каждая новая победа, одержанная над коварным противником, доставляла ему неизъяснимое наслаждение.
Огонь уничтожил половину спальни, сжег дотла часть дорогой обстановки, сожрал значительную часть белья и одежды. Роецкие смотрели на это безразлично, будучи жадными лишь до эмоций, порождаемых пожаром, алча новых «красных впечатлений».
От всего прочего мира архивариус, однако, старательно скрывал свои «забавы»: Марианне под угрозой немедленного увольнения со службы велено было ни единым словом не упоминать никому в городе о том, что время от времени происходит на вилле. Странная вещь: пан Анджей, столь раскованный в этих взглядах перед женой и ребенком, словно бы стеснялся своих «вкусов» перед людьми.
- 364 -
Повреждения, причиненные дому искусственными пожарами, исправляли втихую и с необычайной тщательностью. В случае неожиданного визита моментально убирали поврежденную мебель, торопливо затирали предательские следы, или же сообразительная Марианна сразу вела гостя в комнату, в которой до сих пор не бывало компрометирующих происшествий.
Однако эта постоянная скрытность, эта непременная осторожность в отношении близких знакомых раздражали честолюбие Роецкого. Наконец ему это надоело, и он решил сыграть с гостями шутку, которая одновременно оказалась бы еще и актом мести.
Однажды в воскресенье, когда многолюдная компания приглашенных забавлялась в салоне «Пожарово», внезапно занялась от свечи портьера, висящая над дверью гостиной.
Кто-то крикнул «Пожар!» — и началась ужасная паника. Парочка дам упала в обморок, некоторые выскочили через окно в вечерних туалетах, без верхней одежды на двадцатиградусный мороз. В несколько секунд Роецкий потушил «пожар» и с сардонической улыбкой начал приглашать перепуганных гостей обратно в дом. Однако люди не желали развлекаться дальше и, провожаемые ироничным взглядом хозяина дома, поспешно расходились по домам.
— Вот видите, любезные господа, — говорил им на прощание неумолимый Роецкий. — Ну что? Неужели вам так страшен огонь на горелище?
— Да-да, вы правы, любезный пан Анджей: нас удивляет та энергия, с которой вы обуздали проклятую стихию, — признавались гости. — Однако, любезный пан, лучше не играть с огнем: осторожность не помешает.
И потихоньку удалялись с виллы...
Так прошел февраль, повеяло мартом. Роецкий беспрестанно играл в пожары. Но постепенно мотивы забавы подверглись изменениям. Если сначала речь шла прежде всего о наслаждении от подавления и укрощения разбушевавшейся стихии, то теперь удовольствие от одержанной победы уступило место непреодолимой потребности огня ради огня. Поэтому он оттягивал момент тушения с каждым
- 365 -
разом все дольше, позволяя пламени разгораться все свободнее. Вначале он хотел вдоволь налюбоваться картиной бушующего огня, прежде чем решиться начать его гасить. Поэтому не раз случались довольно критические моменты, и игра становилась по-настоящему азартной. Несмотря на это, несмотря на опасность, которая угрожала его семье, пан Анджей никогда не был доволен — ему постоянно казалось, что он начал гасить огонь слишком рано, что можно натянуть струну еще на тон выше. Неведомым образом он предчувствовал, что все эти «пробы» являются прелюдией к чему-то большему, всего лишь бледным предвестием «забавы в высоком стиле».
И он не ошибся. Вскоре должен был наступить желанный миг. Случилось это девятнадцатого марта, аккурат в день святого Иосифа.
После шумной забавы в семействе Варецких Роецкие вернулись домой поздно ночью. Мария, утомленная бесконечными турами вальса, вскоре провалилась в глубокий сон. Роецкий не мог уснуть. Он закурил папиросу и, лежа навзничь, отдался каким-то неясным грезам.
Медленно образы начали собираться в единое целое и сгущаться, пока наконец в мыслях его не нарисовался цельный четкий контур пылающего дома.
Роецкий знал этот дом. То был Дворец дожей в Венеции, который он видел много лет назад, когда путешествовал за границей. Теперь он весь стоял в пурпуре пожара на фоне черной душной летней ночи.
Почему именно этот дворец? Он не знал. Лишь отчетливо чувствовал жар огня и выразительную вонь паленого, совсем близко, всего в нескольких шагах...
Он поднялся с кровати и, как автомат, зажег свечу. Прикрывая ее свет рукой, принялся что-то искать в сундуке. Нашел перевязанный шнуром тюк, приготовленный там уже давно. Развязал. Посыпались свитки пакли...
Он подложил под шкаф округлый комок волокон и поджег. Не оглядываясь назад, перешел в гостиную, подбросил под кресла несколько комьев пеньки и, быстро поднеся к ним свечу, словно во сне прокрался в столовую. Через
- 366 -
минуту он уже поджигал стол в кухне и, задыхаясь от дыма, раскладывал костер в гостиной. Когда он переходил к купальне, ему уже преградило дорогу мощное пламя, вырывавшееся из алькова. Он засмеялся ему коротким нервным смешком и исчез в глубине коридора с пучком зажженной пакли в руке...
-------------------------
Под утро в Кобрине тревожно зазвенели колокола.
— Горит! Пожар! — вопили чьи-то перепуганные голоса. В окнах появились встревоженные лица, на улицы выбегали люди. Колокола непрерывно гремели протяжным погребальным стоном.
— Иисус, Мария! — выкрикнул какой-то женский голос. — Огонь на горелище! Роецкий горит!
— И этот не уберегся!
— И для него наконец пришло время!
Люди суеверно крестились, остолбенело глядя на огромную красную колонну над пихтовым холмом за городом...
Однако никто не спешил на помощь: страх приковал ноги к земле, сковал движения, заморозил волю...
Издали донесся сигнал тревоги: играла пожарная труба. Через минуту быстро промелькнули несколько насосных установок и машина со спасательной командой. Через четверть часа они прибыли на место... Поздно! Вилла представляла собой одно большое море пламени. Огненные языки вытягивались из окон, вырывались в клубах дыма из дверей, выстреливали кровавыми факелами выше дымоходов. А вокруг с топором в руке, словно одержимый бегал в исподнем Анджей Роецкий, рубил пихты и ели и с какой-то демонической радостью, с пеной на губах швырял их на съедение огню...
Несколько наиболее смелых пожарных прорвались вглубь дома, чтобы вскоре извлечь оттуда три обугленных тела: двух женщин и ребенка. Бешено сопротивлявшегося Роецкого в конце концов связали веревкой и доставили в клинику для душевнобольных.
Астральная сказка
Под гранатовые небеса брызнул новый сноп огней, распорол сияющей линией траурные одеяния июльской ночи и, рассыпавшись там, в самом зените, искрящимся мириадами звезд букетом, обрушился каскадом между деревьями королевского парка...
Прежде чем восторженная толпа зрителей пришла в себя, в пространство вознеслась трехцветная «Палица Геркулеса»: ослепительно-белый луч света взмыл вертикально вверх, точно стрела, а вокруг него кружили две полосы, две дивных пряди:
