— Что происходит? — Сергей нахмурившись смотрел на то, как вооруженные люди перестраиваются в подобие редкой цепи вдоль бортов автобусов. Они не поднимали оружия, они просто становились рядом с машинами, и этого оказывалось вполне достаточно, чтобы вокруг них образовывалось пустое пространство. — Что это значит?
— Если бы я знал, — ответил Самарин. Но он, кажется, начинал понимать.
Один из тех вооруженных людей подошел к их автобусу и крутанул рукой, показывая, чтобы ему открыли. Зашипела пневматика, дверь откатилась в сторону, человек быстро поднялся по ступенькам и Самарин без особого удивления увидел, что это один из тех, Пастухов. Его белые глаза холодно поблескивали над шарфом, намотанным вокруг лица.
— Самарин? — голос человека был глух и как-то бесцветен.
Андрей кивнул.
(Пошли со мной. Нужна помощь, дикие волнуются.)
Самарин снова кивнул, чувствуя, как страх внутри превращается во что-то другое, более сильное.
— Я выхожу, — Андрей посмотрел на водителя и Сергея, потом повернулся к гостю. — У тебя есть еще оружие?
— Возьми мое, — он протянул Калашников. — Мне оно не нужно по большому счету.
Андрей взял автомат, передернул затвор, проверяя механизм, потом протянул его остолбеневшему Одинцову.
— Держи. Мне оно тоже ни к чему. Особенно по большому счету. Толку от него все равно много не будет, а вам… вам может пригодиться.
— Я бы не стал этого делать, — в голосе зараженного слышалось раздражение. Он холодно смотрел на Самарина.
— Я знаю, что ты бы не стал, — он криво ухмыльнулся. — Пошли, чем дольше мы стоим, тем… Пошли.
Зараженный кивнул, развернулся и быстро спустился по ступенькам вниз. Дикие, уже успевшие подобраться поближе, отшатнулись от него как от огня.
— Заводи двигатель, — сказал Андрей и тоже спустился по ступенькам на мостовую. Шипение и мягкое чмоканье двери за спиной показалось ему неприятно громким. Он натянул на голову капюшон, защищая лицо от ветра и посмотрел на терпеливо глядящих на него диких.
— Здрасьте, мальчики и девочки. Ну что, прогуляемся? — пробормотал Андрей.
И пошел рядом с медленно покатившимся вперед автобусом. Дикие пропускали машины мимо себя, отталкиваемые присутствием тех, кого им нельзя было трогать ни в коем случае, и смыкались за колонной. В воздухе не было ни единого звука кроме призрачного шарканья множества ног по асфальту. Самарин поплотнее закутался в куртку, гадая, ощущает ли он холод только из-за ухудшающейся погоды, или это следствие чего-то еще.
Колонна продолжала медленно двигаться вперед, окруженная со всех сторон огромной толпой зараженных, терпеливо шагающих следом.
13.
Аня прижалась к Сергею, не в силах больше смотреть на то, что происходило снаружи. Это было настолько же ужасно, насколько и отвратительно. И еще запах. Этот невероятный запах, липнущий к ней, заполнявший, казалось, каждую пору тела. Ее тошнило от кислой невообразимой вони, накатывавшей со всех сторон. Их запах. Тех тысяч, что стояли на тротуарах, забивали перекрестки и смотрели, просто смотрели своими белесыми, лишенными всего человеческого глазами. Но она знала, что будь их воля — они бы перевернули автобусы и выковыряли всех людей, как нетерпеливый ребенок выковыривает сардинки из банки. Они бы растерзали всех и каждого. Разорвали на куски. Она судорожно сглотнула и слабым голосом сказала:
— Сереж. Сереж, пожалуйста, задерни штору. Я… я больше не могу.
Бледный Сергей послушно задернул штору, избавляя их от этого зрелища.
— И обними меня.
Его не надо было просить дважды, она спрятала лицо у него на груди и беззвучно заплакала.
Максим, сидящий почти в самом конце салона, хмуро посмотрел на них, его руки стиснулись в кулаки с такой силой, что побелели кончики пальцев.
— Это еще что такое?
Сергей обернулся и вопросительно посмотрел на Мишку. Тот сидел прямой, как шпала и прислушивался к чему-то. Он заметил, что Одинцов повернулся к нему и спросил:
— Серый, слышишь?
Тот качнул головой, чувствуя непонятную даже для самого себя тревогу.
— Прислушайся, мне кажется это вертолет, или еще что-то… — на лице Михаила было написано болезненное возбуждение. — Не знаю, но…
На секунду все, казалось, замерло, и Сергей действительно услышал далекое шлепанье вертолетных винтов. Он даже привстал со своего места, пораженный до глубины души, и в этот момент море зараженных заволновалось, они поднимали головы и смотрели вверх, на небо, сыпавшее им в лицо снегом.
— Там что-то происходит, — медленно сказал Михаил, вставая со своего кресла. — Мне кажется, нам лучше остановится и узнать.
Звук приближающегося вертолета нарастал, он был где-то совсем рядом, может, за ближайшим зданием.
— Я не… — начал Сергей.
Именно в этот момент словно волна агонии прошлась по диким, а следом появилась и ее причина.
Из-за ближайшего девятиэтажного здания вынырнули два военных вертолета, на полминуты зависли в нескольких сотнях метров от едва ползущих автобусов (и в паре десятков над головами глядящих вверх зараженных), а потом резко наклонились мордами вниз, устремляясь к автобусной колонне.
1.
— Боже… боже… боже…
— Заткнись, или я выкину тебя из кабины, — в голосе Малышева не было и тени злости, он даже не посмотрел на бормотавшего пилота, его взгляд был прикован к тому, что творилось под вертолетом.
Пилот послушно замолчал, вытаращенными глазами глядя на море людей внизу, его губы шевелились, словно он читал молитву.
— Опустись ниже. Я хочу посмотреть.
Вертолет скользнул на десяток метров вниз, теперь Малышев видел поднятые вверх лица, видел пустые, белые, как круживший в воздухе снег, глаза. Странно, но он не чувствовал к ним отвращения — скорее его охватило странное возбуждение и… да, даже восхищение.
— Гляньте на них… вы только гляньте, — прошептал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Вепрев вцепился в свой автомат, словно от этого зависела его жизнь. Он никогда не чувствовал себя таким уставшим и старым. Эти, внизу… они были отвратительны. Он чувствовал их взгляды, словно они могли видеть его через весь этот металл. Цепкие, словно бы изучающие взгляды. Он помотал головой, убеждая себя, что этого не может быть, что они не могут его видеть, но все равно чувствовал… практически знал: они смотрят на него.
Малышев поднес рацию к губам, не сводя жадного взгляда с толпы.
— Скиба, ты меня слышишь?
— Так точно, товарищ полковник.
— Где вы?
— Въехали в город семь минут назад. Двигаемся в указанном направлении.
— Хорошо. Будьте осторожны, в городе зараженные.
— Как много, товарищ полковник и где именно?
Малышев диковато хихикнул.
— Вы их скоро увидите, не сомневайтесь. Их тут тысячи, если не десятки тысяч.
В рации несколько секунд стояла ошеломленная тишина, потом Скиба сказал:
— Принято, товарищ полковник, — небольшая пауза. — Какие будут приказания?
— Продолжайте движение к нам, в квадрат Р-5,— Малышев замолчал, обдумывая свои следующие слова, а может, просто наблюдая за толпами там, внизу. — При столкновении с зараженными — стрелять на поражение.
— Принято, отбой.
Вепрев с болезненным любопытством посмотрел на Малышева, ожидая, какова будет его реакция на то, что Скиба закончил разговор первым, да еще и без «товарищ полковник». Но Малышев только отставил рацию сторону, по-прежнему глядя вниз, на зараженных. Похоже, сейчас его больше ничего не интересовало, на губах наверняка играла легкая улыбка, и Вепрев с содроганием подумал, какие же мысли могли сейчас быть в этом сумасшедшем мозгу.
— Какие будут приказания, товарищ полковник? — спросил пилот. Они уже некоторое время висели просто так в воздухе, над образовавшими круг зараженными.
— А? А, да. Продолжайте движение. Мне кажется, эти идут в северо-восточном направлении. Посмотрим, что у них там.
— Так точно, товарищ полковник.
Вертолет клюнул носом вниз, пилот повел его в ту сторону, куда медленно двигалось море тел. Второй вертолет, полетел следом на безопасном расстоянии от ведущего. Зараженные провожали их взглядами, а затем шли следом.
2.
Группа зараженных во главе с Обожженным в молчании наблюдали за толпами диких, огибающих магазин, где они остановились. Когда-то здесь торговали ювелирными изделиями, но сейчас в комнатушке сверкали разве что разбитые стекла витрин: все драгоценности были вынесены мародерами. Но место было просто идеальным для плана Обожженного. Оставалось подождать совсем немного и тогда он поймает-таки свою раздолбайку-дочку и помогающую ей мамашу.
