Пройдет триллион лет.
Вселенная за пределами светового конуса некросолнца черным-черна. На дальних ее границах догорают последние звезды Местной группы. Белые карлики остыли до температуры жидкой воды, красные карлики уже невидимы в морозной тьме. Еще происходят иногда случайные звездные столкновения; пустоту подсвечивают вспышки видимого света или пронизывают титанического масштаба выбросы радиации: то умирающая сверхновая рождает гамма-всплеск.
Но такие столкновения случаются все реже и реже. Не только планеты мигрируют прочь от остывающих останков галактик. Звездные остовы тоже вылетают в пустоту, ибо сами галактики начинают разваливаться на осколки от старости.
Космос пуст и холоден, едва теплее абсолютного нуля. Некрозвезда держит путь сквозь то, что некогда называлось Войдом Волопаса, но теперь конца и края пустоте не видно: войды простираются во всех направлениях. Стазис и его клиенты больше не занимаются астрономическими наблюдениями. Они просто отслеживают простенькими радарными установками направление пути, ежегодно посылая вперед гигаваттовый локационный импульс. Он мог бы помочь уклониться от летящего навстречу астероида. Но за все миллиарды лет они не обнаружили за пределами Солнечной системы ни одного объекта, размером превосходящего песчинку.
Что же касается планет-прислужниц некросолнца… Однажды настанет день, когда придется сжечь Юпитер, чтобы согреться. За ним — Сатурн и ледяной Нептун, резервуар воды из земных океанов. Эти дни еще не настали, поскольку среди титанов — Реи и Океана, Гипериона и Крия[10] — кипит работа. Коричневые карлики, построенные из уворованного у Солнца вещества, и другие карлики, выкраденные из Млечного Пути, пока горит Вечный Огонь, служили топливом в течение срока, многократно превосходящего возраст Вселенной в пору зарождения человечества, ведь черные дыры — едва ли не самый эффективный преобразователь энергии. Но однажды и эти запасы будут истощены. Последний титан превратится в карлика и истлеет золой. Тогда надо будет сжечь планеты.
А вскоре после этого настанет время для последнего Пересева.
Пирс стоял в нерешительности перед дверью, ведущей под купол. Она слегка светилась голубовато-зеленым светом. Когда он огляделся вокруг, его тень рванулась в ночь за его спиной.
— Не оставайтесь снаружи слишком долго, — сказал кто-то желчным тоном. — Воздух опасен!
Воздух?
Пирс удивился, но вошел внутрь. Стеклянисто-прозрачные слябы воздушного шлюза трижды выдвинулись из стен и трижды закрылись за ним. Он оказался в просторном виварии, освещенном мириадами ламп дневного света, закрепленных в вершинах треугольных сегментов внутренней поверхности купола. Везде были растения. Зеленые, источавшие буйный аромат. Папоротники, лианы, саговники. Отовсюду неслись писк и жужжание роящихся насекомых.
Затем он заметил Библиария, который стоял посреди единственного свободного участка у самой двери в позе естественной и непринужденной, как у ходячего мертвеца.
— Я никогда здесь раньше не бывал, — объяснил Пирс закутанной в непроницаемые одежды фигуре. — Я пользовался только внешними зеркаловетвями, но не центральной Библиотекой.
— Я это знаю.
Библиарий откинул клобук своего одеяния, демонстрируя лысую голову с козлиной бородой под тщательно выбритой нижней челюстью. Его взгляд, казалось, способен был просверлить Пирса насквозь.
Пирс остановился в сомнении.
— Мы знакомы?
— Почти наверняка нет. Зовите меня Торк[11]. Или просто Библиарий.
Торк указал дорогу между растений.
— Идемте со мной. Я покажу вам читальный зал, и вы сможете приступить к своему делу немедленно. Если хотите, можете оставить в этом месте закладку, чтобы при необходимости вернуться.
Пирс покивал.
— Еще кто-нибудь здесь есть?
— Не в настоящем времени.
Торк принюхался к воздуху.
— Вы и я — единственные живые люди на планете. Впрочем, здесь можно встретить несколько версий самого себя. В этом десятилетии все ресурсы Библиотеки к вашим услугам, хотя использование их должно быть оправданным.
— Оправданным?
— Понимаете ли, наши кураторы — ваши или мои — могут заинтересоваться. А они не обязаны уведомлять меня о своих визитах.
Путь разветвлялся, огибая что-то, больше всего похожее на огромную друзу кварца, торчащую прямо из пола. Торк повернул налево.
— Ага, вот мы и пришли. Ваш читальный зал, агент — студент Пирс.
Это оказался белостенный куб без крыши, возведенный в центре специально расчищенного пространства. Через этот участок протекал маленький ручеек, бережки его поросли мхом и папоротниками. Стены куба были всего по плечо взрослому, что, впрочем, обеспечивало как соблюдение формальностей, так и достаточное уединение. Внутри стояли скамья и стол из обычного дерева.
— И это все? — разочарованно спросил Пирс.
— Не совсем. Смотрите-ка. — Торк поднял палец, указывая на купол. — Здесь мы поддерживаем биосферу, совместимую с нуждами человеческого организма. Налажены циклы воспроизводства воздуха и переработки отходов. Мы обеспечиваем себя светом и теплом, хотя последнее не так важно сейчас, чем несколько миллионов лет спустя. Мы отключили Солнце, чтобы сберечь его вещество, но оно все еще излучает в инфракрасном диапазоне, а настоящие трудности начнутся через восемнадцать миллионов лет, когда мы истощим последние стратегические резервы… Но, укрытая этим куполом, Библиотека будет доступна читателям еще около тридцати миллионов лет, в пору Великанской Зимы.
Фимбульвинтер, Великанская Зима, знаменующая конец света[12], когда последнее топливо для аккреционного диска будет использовано, а Земля останется вращаться вокруг холодной черной дыры на расстоянии в миллиарды световых лет от чего бы то ни было еще. Пирса передернуло при мысли об этом.
— А что не так с воздухом снаружи?
— Мы слишком быстро теряем водород. Не будет водорода, не станет воды, а без воды мы не сможем поддерживать биосферу, без биосферы же планета быстро станет еще менее населенной — никакого свободного кислорода… Так что примерно тридцать миллиардов лет назад мы насытили биосферу дейтерием в качестве меры предосторожности. Конечно, это потребовало основательной перестройки ферментных систем всех форм жизни, начиная с бактерий, но мы — вы и я — не приспособлены к потреблению тяжелой воды. Окружающая среда для нас ядовита. — Торк указал на ручей. — Но вы можете пить из него, если хотите, или заказать себе напитки по телефону. Не пейте только воды за пределами купола. И не дышите слишком часто, если уж выберетесь наружу.
Пирс осмотрелся.
— Но это просто читальный зал, какие есть в любой Отраслевой Библиотеке. А где же настоящая Библиотека? Где все архивы?
— У вас под ногами.
Торк посмотрел на него почти враждебно: вы что, не обратили внимания, когда в классе рассказывали об этом?
— Плато, на котором построено это помещение — в сущности, все верхние слои коры — заполнено запоминающими ячейками алмазопамяти, укрытыми сверху защитной оболочкой осадочных наслоений. Мы изменили циклы дрейфа континентов около пяти миллиардов лет назад, после того, как в очередной раз подогрели и остудили ядро. Тогда мы и начали накапливать записи в Библиотеке.
— Вон оно что.
Пирс еще раз осмотрелся.
— Ну что же, тогда мне лучше приступить к работе. А вы не против?
— Совершенно не против.
Торк отвернулся от Пирса и побрел прочь.
Если я буду нужен, позвоните, передал он.
Пирс сел за пустую столешницу и приложил ладони к регистрационной форме.
Целый континент, состоящий из алмазопамяти?
Одна мысль о таком количестве данных поражала воображение.
— Это должно быть где-то здесь, — с усмешкой пробормотал он.
Одним из качеств, которые первым долгом должен развить в себе агент Стазиса, является терпение. Они не ограничены, конечно же, сроками жизни обычных людей, ведь их жизни длятся столько, сколько не всякая память способна удержать, и если они не примут случайную смерть от чужой или своей руки, то могут, в принципе, реализовать проекты, работа над которыми отняла бы целую жизнь у простого смертного. Но так они и жили бы, не будь у них возможности пользоваться основным рабочим инструментом — Вратами Времен.
Пирс же полагал, что поручение вице-канцлера будет вполне тривиальным. Возможно, поиск займет несколько часов, а может, и пару дней, пока он будет копаться в папках и сверять исторические записи. Всего лишь через несколько минут, с точки зрения оставшихся в том временном потоке, он возвратится триумфатором и доложит о своих изысканиях совету. Сири наверняка придет в восторг и напишет не один сонет, воспевающий его подвиги в Библиотеке (в социологических исследованиях, проводимых в Ленге, стихи были вполне обычны, так как этот формат обеспечивал наибольшую плотность упаковки информации). И эпоха, ставшая ему родной, будет избавлена от скорби и тщеты бессмысленной войны доктрин. Таков был его план.
