— Миро, остальные — вы поняли?! — требовательно спросил я.
— Принято, — сообщил слышавший этот разговор Миро.
— Чем дальше, тем больше «приятных» сюрпризов, — проворчала Рина.
— Надо высаживаться прямо туда, — решительно молвил Джером, закончив педантично проверять, хорошо ли функционирует противогаз, встроенный в шлем, и насколько герметично шлем примыкает к скафандру. — Прыгать чуть ли не на самый шпиль чертового замка. Если упадем где-то на подступах, за спинами атакующих — внутрь не пробьемся. Во всяком случае, не раньше, чем они всех внутри «зачистят».
— Так и сделаем, — кивнул я мрачно.
— Вы осознаете, что телохранители оппозиционеров будет воспринимать всех незнакомых вооруженных людей как атакующих? — осведомилась Мей. — Все, кого вы встретите — будь то боевики или охрана — скорее всего, атакуют вас без предупреждения при первом же контакте.
— Да ну?! А я думал нас там встретят с цветами и в жопы расцелуют! — не удержался от сарказма Джером.
— Эй, ковбои, как слышите? — донесся у меня в ухе голос Миро, который уже сидел за рулем БТР-а. — Какие приказы для кавалерии?
— Я не знаю, как далеко вас унесет чертовым ветром. Но по возможности пробивайтесь к нам с боем по той самой дороге с юго-востока. Больше нигде БТР не проедет. Действуйте по ситуации. Не лезьте туда, где применяют газ. Не могу сказать ничего конкретнее, братишка, — сказал я.
— Долететь бы живыми до земли — а там как-нибудь прорвемся, — вздохнул Миро.
— Перехватчики начинают сближение, — предупредила Мей. — Наши пилоты последуют указаниям черногорских властей, чтобы избежать уничтожения. Однако перед этим они должны успеть произвести ваше десантирование.
Ее прогноз показался мне излишне оптимистичным. Я неплохо представлял себе логику действий военных, и на их месте в подобной ситуации я сбил бы неопознанное воздушное судно, которое ведет себя так странно, не задумываясь.
— Будьте готовы! — воскликнула Мей. — И еще раз предупреждаю: скорость, высота и ветер далеко не оптимальны для высадки. Это будет жестко.
— Боже, храни нас, — прошептал Илай где-то в недрах БТР-а.
— Поверить не могу, что я согласилась на это, — проворчала Рина, удивляясь самой себе. — У меня же сыну всего месяц. Он даже не успел запомнить, как выглядит его мать!
— Рина, поверь мне — это, может быть, и к лучшему, — съязвил Миро, пытаясь разрядить обстановку. — Парень будет искренне верить, что его мать была похожей на юную Деву Марию, а не на перекачанную одноглазую и одноногую нигерийскую гориллу, которая больше всего в жизни преуспела в боксе, сквернословии и убийствах. И давай не будем делать вид, что ты не тащишься от всего, что сейчас происходит, лады? Я слишком хорошо уже знаю твою извращенную натуру.
— Ну хорошо, хорошо, раскусил ты меня, грязный цыган, — нервно засмеялась Рина, и на заднем фоне прозвучал щелчок затвора ее винтовки. — Но для приличия стоило немного поныть.
Десантный отсек начал открываться. Странное это было ощущение — вдруг ощутить несущийся в лицо ветер и увидеть прямо перед собой сумеречное небо, в которое можно окунуться, сделав лишь один шаг вперед. Когда-то, в «Железном легионе», мне уже доводилось переживать такое. Но тогда в моих венах лилась дежурная доза «Валькирии» — и тревожное очарование момента прыжка, щекочущее ощущение жизни, повисшей на волоске, и от того необычайно тонко осязаемой — ускользало от меня.
— Ты уверен, что это сработает?! — проорал мне на ухо Джером, стараясь перекричать ветер.
— Конечно, нет! — заорал я в ответ. — Мы же высаживаемся в самую середину долбаного пекла, ни черта не зная о том, что там происходит!
— Я имею в виду чертов реактивный ранец! Он действительно успеет затормозить нас?! Или мы расшибемся о землю в гребаную лепешку?! — с тревогой вскричал Лайонелл, хотя до этого я уже трижды подробно объяснил ему, что нужно делать при приземлении.
— Джерри, ты так мужественно держался, любо-дорого было посмотреть — и вдруг в последний момент начинаешь пищать, будто обмочил подгузники! А как же казачий дух, шашка наперевес и все дела, а?! — подразнил его я.
— Да пошел ты в жопу, грека! Какой же ты все-таки чокнутый сукин сын!
Мы оба засмеялись. Смех был непроизвольным — просто реакция двух мужиков на чудовищный стресс, который не смягчали на этот раз никакие стимуляторы. Лишь наши обнаженные души — и призрачный лик смерти, задумчиво глядящий из тени в поисках своих следующих избранников.
При подготовке к высадке Илай Хендрикс отозвал нас с Джеромом в сторонку и вручил по два комплекта боевых стимуляторов.
— Я чувствую себя ужасно, Димитрис, предлагая тебе этот яд после всего, что мы прошли с тобой, после нашего клуба, — произнес тогда пастор виновато, вздохнув и посмотрев на меня своими добрыми глазами огромного плюшевого медведя. — Но я чувствовал бы себя примерно так же ужасно, если бы не сделал все возможное, чтобы помочь тебе вернуться живым. Я буду молить Господа, чтобы он простил мне этот грех.
— Все в порядке, Илай, — ответил я, вздохнув и ободряюще положив руку ему на плечо.
Я кривил душой. Я чувствовал растущее беспокойство по поводу того, как я плюю в лицо судьбе и докторам госпиталя Святого Луки, подарившим мне шанс на чудесное исцеление от моей страшной зависимости от «Валькирии». Совсем недавно я бессильно наблюдал, как на моих глазах буквально сгорал от этой гадости Донни — так же, как эта зараза сжирала на моих глазах многих других сильных и некогда здоровых мужчин и женщин, которым я тщетно пытался помочь в своем в клубе. Несмотря на это, я уже нарушил свое табу, приняв «коктейль Аткинса» перед боем в Мериде. А теперь — собирался нарушить его снова. Ведь было крайне наивно полагать, что враг будет играть по правилам и не станет пользоваться стимуляторами. Препарат дает в бою колоссальное преимущество — усиливает скорость реакции, резко повышает метаболизм и общий тонус всех мышц, блокирует те функции организма, из-за которых человек ощущает боль. Без такой помощи у меня почти не будет шансов на победу.
— Что это? — поинтересовался Джером, с интересом крутя меж пальцев ампулу.
Не пройдя через знакомство с «Валькирией», он относился к таким вещам с большим энтузиазмом, чем я.
— Комплексный боевой стимулятор ML-400. Его называют «Геркулес». Принят на вооружение в Силах специальных операций в начале этого года. Является глубоким дальнейшим развитием той самой гадости, которую когда-то принимал Димитрис, — опасливо глядя на меня, объяснил Илай.
От этих слов мои пальцы невольно вспотели, зубы сжались, а дыхание участилось. Я ощутил такое омерзение и ненависть к темно-синей жидкости, которая переливалась в ампуле, что с огромным трудом удержался от желания расколотить ее об пол. Нет, я ощущал омерзение даже не к ней — к себе. К темным, гадким, ненавистным глубинам моей натуры, которые охотно выползли из норы, где упорно дожидались своего часа все эти годы, и ухмылялись уродливым оскалом наркомана. Темная сторона моей личности, которую подселил мне в гены Чхон, когда я был еще зародышем в пробирке, воспряла. Она желала получить эту силу, это могущество. Желала быть сверхчеловеком. Желала крушить и убивать.
Я сделал глубокий вдох, закатил глаза, и огромным усилием воли попытался восстановить душевное равновесие.
— Неконтролируемая ярость? Провалы в памяти? — спросил я требовательно.
— Нет. Не должно быть. Но все прочие побочные эффекты — на месте.
— Как ты умудрился достать это?.. — я осекся, вдруг вспомнив, что говорю не просто со священником с родным братом Пита Хендрикса.
— Димитрис, если ты считаешь, что?.. — виновато и опасливо глядя на меня, начал было спрашивать Хендрикс.
— Спасибо, — отрицательно покачал головой, педантично вставляя ампулы в инъекционную систему, встроенную в рукав боевого скафандра.
Вспоминая сейчас об этом моменте, я чувствовал тревогу и легкую злость на себя. Но и они не ослабляли решительности. Может быть, эта гадость убъет меня в конце концов. Если так, то я буду виноват в этом сам. Но перед этим — я остановлю этих ублюдков, разрушу их планы, спасу Лауру и нашего ребенка. Все остальное — не имеет значения.
