— Мей, послушай! Лаура тоже там, ведь так?! Лаура там вместе с отцом?! — вскричал я.
— Дима, как бы там ни было, уже поздно что-либо обсуждать. Небо над Подгорицей закрыто. Любого, кто вторгнется туда без разрешения, собьют без предупреждения. Так что выбора нет. Мы разворачиваем воздушный корабль, — решительно заявила Мей.
— Нет! Не делайте этого!
— Это не обсуждается. Это не мое решение. Ты должен успокоиться, Дима. Корабль доставит вас туда, где с вами побеседуют наши люди, и мы выработаем разумный план действий. Мы будем внимательно следить за событиями в Подгорице. Но на вмешательство в них — санкции руководства нет.
Я уже не слушал ее. Отстегнув ремень (из-за разворота, на который как раз в этот момент пошел корабль, меня бросило о противоположный борт), я отчаянно бросился в сторону, где стояли боевые скафандры.
— Дима, ты что делаешь?! — прокричал Джером, однако тут же отстегнулся и бросился следом.
— Эй, вы двое что, спятили?! — крикнула нам вслед Рина.
— Дима, не делай глупостей, — прокричала по интеркому встревоженная Мей, которая явер соедила за нами через видеокамеру. — Корабль сейчас где-то над Средиземным морем. Ты что, хочешь прыгнуть в воду и добираться туда вплавь?! Давай будем взрослыми людьми, в конце концов!
Я не слушал ее — был сосредоточен на том, чтобы одеть скафандр.
— Грека, то что она говорит, звучит довольно здраво, — счел нужным заметить Джером, одевая на себя второй скафандр. — Выпрыгнув сейчас в чертово море, мы делу не поможем.
— А я разве говорил, что собираюсь куда-то выпрыгивать? — спросил я шепотом, сжав зубы от злости, один за другим застегивая и затягивая ремешки и крепления.
— Но если нет, то?.. — Джером замер на полуслове, и бросил на меня напряженный взгляд.
— Кто-нибудь объяснить мне наконец, что творится?! — тщетно пытался привлечь наше внимание Миро, махая руками.
Я не ответил — лишь подпрыгнул на месте. Металлические подошвы сапог ударились о днище десантного отсека с гулким лязгом. Скафандр неспроста назвали «Ходячая крепость». Экзоскелет существенно усиливает массу и физическую силу своего носителя. Оставалось только надеяться, что достаточно существенно.
— Мей, я прошу тебя в последний раз — прикажи чертовому пилоту разворачиваться! — прокричал я голосом, тембр которого был призван оповестить о полном отсутствии желания шутить.
— Дима, ты должен сделать вдох и успокоиться. Я обязана удержать тебя от каких-либо безумных выходок. Поэтому никто не откроет тебе десантную дверь. Ради твоей же безопасности. И когда ты придешь в себя — ты еще скажешь мне за это спасибо!..
— Ну ладно, — вздохнул я, и с мрачной решимостью водружая на голову шлем, а рукой хватая и перебрасывая через плечо ремень пехотного огневого комплекса «тип 707».
— Это чертовски плохая мысль, — предупредил Джером, следя за тем, как я делаю один за другим решительные шаги к кабине пилотов.
Лишь в этот момент, кажется, Мей поняла, что происходит.
— Остановите его, кто-нибудь! — истерично прокричала она по интеркому, а затем попробовала изобразить строгий голос. — Это зашло слишком далеко! Мне приказано сообщить, что любая попытка причинить вред имуществу или персоналу евразийских ВВС будет воспринята как враждебный акт! Вы меня слышите?!
Пилотам, кажется, уже сообщили о том, что происходит в десантном отсеке, либо они наблюдали за этим через камеры видеонаблюдения. Корабль принялся вилять крыльями и делать крутые виражи. Перегрузка навалилась на меня, словно обух, ударивший по голове. Нас с Джеромом, не пристегнутых, бросило куда-то, как тряпичных кукол — но я в последний момент успел ухватиться за выступ на борту.
— Мей, прости меня! — прокричал я сквозь рев напрягшихся двигателей, направляя винтовку на дверь кабины пилотов. — Но я не буду сидеть и ждать, пока где-то там убивают Лауру!
— Дима, остановись! Если ты проделаешь хоть одну крохотную дырочку в фюзеляже во время полета на гиперзвуковой скорости, вы все умрете в течение доли секунды!
Я вздохнул и опустил винтовку, а затем убрал палец с курка.
— Знаю, — произнес я. — Ты права.
— Вот видишь. Это был просто нервный срыв. Ты должен оставаться спокойным и…
Я не слушал ее. Я сделал несколько шагов назад, разгоняясь. А затем со всей возможной прытью спринтом ринулся прямо в массивную дверь, отделяющую кабину пилотов от десантного отсека.
— Дима, что ты де?!.
Мощи бронекостюма хватило — дверь-таки слетела с петель. Жалобно взвизгнув, она ввалилась внутрь пилотской кабины. А следом за ней — ввалился я. Китаец средних лет и молодая блондинка славянской внешности в евразийской военной авиационной униформе и высокотехнологичных шлемах, сидящие в креслах командира и второго пилота, оглянулись с таким ужасом, словно в кабину ворвалось торнадо. Должно быть, с их стороны это где-то так и смотрелось. Второй пилот, так и не успев закрыть рот, запоздало потянулась за личным оружием, который был спрятан где-то под сиденьем — но я, поднимаясь, решительно ткнул ей в лицо дулом винтовки.
— Ложимся на прежний курс, — приказал я по-русски.
— Это невозможно! — ответила та испуганно. — Нам поступили другие указания!
Китаец вторил ей на мандарине, одаривая меня рассерженным взглядом.
— Мне плевать на ваши указания! Я не буду повторять дважды! Или вы делаете это, или я пристрелю вас обоих, и сделаю это сам! Летим в Подгорицу! Место высадки — замок Бесац!
— Ты с ума сошёл! Ты разве не слышал товарища Чанг?! Нас же собьют!
— Дима, ты спятил! — раздался из интеркома голос Мей, которая явно уже и сама утратила самообладание. — Меня расстреляют из-за того, что я, дура, убедила коллег поверить человеку, который затем ворвался в кабину нашего воздушного судна и угнал его ради сумасбродной затеи, которая забросит наше государство в самый центр грандиозного международного скандала! Остановись! Прекрати это!
— Мей, всё что я сказал тебе — правда! Если мы сейчас ничего не сделаем — то будут уничтожены единственные люди, которые способны сменить Патриджа! Руководство вашей партии хочет и дальше иметь дело с этим сукином сыном?! Или с адекватными лидерами, которые положат конец вражде и начнут конструктивный диалог?! Так и спроси у своих «товарищей»! Спроси их, черт возьми! Ведь они слышат нас сейчас!
— Да послушай себя, Дима! Ты просто сошел с ума! Сошел с ума, и я — страшная дура, что не поняла этого раньше! Ты…!
Её голос вдруг оборвался. А затем — резко преобразился. Из гневного и взволнованного — мгновенно сделался чуть испуганным и раболепным. Я не расслышал всего, что она пролепетала на мандарине невидимому мне собеседнику. Расслышал лишь три фразы: «так точно», «будет сделано» и «товарищ председатель».
Некоторое время на ее стороне царило напряженное молчание. Пилоты продолжали смотреть на меня со смесью ужаса и злости, не отпуская штурвала. Затем — вновь раздался голос Мей на мандарине, уже более ровный и спокойный. Командир корабля несколько раз переспросил у нее что-то, продолжая коситься на меня с неодобрением. Затем — в сердцах выругался, одарив полным гнева взглядом выбитую мною дверь.
— Только что пилотам было приказано вернуться на прежний курс, — изменившимся, чужим, холодным и официальным тоном произнесла Мей.
В ее голосе отчетливо был слышен благоговейный страх, появившийся в тот момент, когда она сказала «товарищ председатель». Такого страха в голосе этой уверенной в себе женщины, которая, как я успел сегодня убедиться, явно занимала в евразийской иерархии более высокое место, чем пыталась меня убедить, я не слышал никогда.
— Мей, прости, что втянул тебя в это. Но…
— Сейчас не время для выяснения наших личных взаимоотношений. Настоятельно прошу больше не произносить ни слова, если ты не готов адресовать его непосредственно высшему руководству Коммунистической партии Евразийского Союза.
Я выдохнул. Ее тон подействовал на меня подобно холодному душу. Абсурдность и серьезность происходящего доходила до меня постепенно, по мере спадания горячки, в которой я вломился в кабину, мало думая о последствиях. Однако пути назад уже не было.
