Все подошли к кабине водителя. Снаружи, в блеклом свете фар виднелась разрушенная эстакада с выпирающими как зубы железными прутьями арматуры.
Сержант успел остановить махину аккурат за метров пятьдесят у края обрыва.
— И куда теперь? — в недоумении спросил Йован.
— Чтобы снова выйти на трассу, придется ехать через город, — заключил Матвей. — Но сделаем мы это уже завтра, на рассвете. Сразу как только поспим.
— Что, ночевать прямо здесь будем? — спросил Вадим Георгиевич.
— Нет, это не безопасно. Вездеход тяжелый, еще чего хуже остальная часть эстакады развалится, здесь лучше не стоять.
Сержант добавил:
— Мы минуту назад проезжали съезд в город, вроде с виду целый.
— Хорошо, тогда разворачивайся и давай к нему. Подыщем местечко рядом с дорогой и встанем лагерем, — сказал Матвей. — А я пока приготовлю оборудование для прогноза.
Совсем скоро они спустились с эстакады и вид очередного города за окном вновь привлек команду, заставив прильнуть к иллюминаторам.
Вездеход медленно проехал мимо пятиэтажного здания фабрики, чьи широкие окна напоминали бездонные глазницы. Кирпичный фасад здания был изрезан множеством трещин, а входное крыльцо полностью поглотила ржавчиной.
Вдоль дороги стоял покосившийся цифровой билборд, экран которого был покрыт мокрыми разводами и многолетней грязью. Интересно, что показывал этот гигантский экран, прежде чем отключиться навсегда? Должно быть, одну из тех глупых реклам доставки еды, о которой часто рассказывал Матвею отец.
«Говорю тебе, сынок, люди в те годы соревновались за первенство в тупости. Возможно, именно поэтому мы проиграли эту войну».
— Давай здесь налево, — посоветовал Матвей сержанту.
Они свернули на тихую, пустую улицу.
За старыми деревьями виднелись пятиэтажные здания, а между ними находилась детская площадка: горка для спуска в виде башни замка построенного из дерева, высокие качели и огороженная бревнами песочница с грязным снегом.
— Пойдет, — произнес Матвей, разглядывая окружение. Для себя он уже приметил место, откуда смог бы запустить радиозонд. — Так, слушайте внимательно. От вездехода ни на шаг, а лучше и вовсе сидите здесь и не высовывайтесь.
Он взял в руки мешок с радиозондом и метеодатчиком.
— Наберитесь сил, завтра у нас будет тяжелый денек…
Собранные данные с радиозонда стали поступать на планшет Матвея когда на улице стояла тьма, хоть глаз выколи. Пространство вокруг освещал лишь ближний свет фар и идущий теплый свет из салона Титана.
Несмотря на предупреждение собирателя, некоторые все же покинули вездеход, жалуясь на затекшие в дороге ноги, и, блуждая рядом с махиной, старались не заходить дальше границ света, будто опасаясь, что ступив за нее, их схватит внезапно ожившая тень.
— Эй, пантера, могу тебя спросить? — обратился Йован к Нади, стоявший с винтовкой наперевес. — Как по-настоящему звать-то этого Домкрата? — Он кивнул в сторону водителя, который занимался сменой батарей для предстоящего путешествия.
— Как ты меня назвал? — настолько строго спросила прогрессистка, что у самого Матвея мурашки от ее холодного голоса по спине пробежали. Чего уж говорить о бедолаге Йоване.
— Пантера… — осторожно повторил Йован, поправив воротник свитера, словно тот его души.
— Еще раз назовешь меня так, я тебе кадык вырву, — ледяным и одновременно угрожающим голосом ответила девушка.
— Да ну тебя… — отмахнулся Йован и вновь уставился на силуэты зданий впереди, видневшихся сквозь запутанные ветви кустарников и деревьев.
— Не знаю я его настоящего имени, никто не знает, — все же с нисхождением ответила Надя. — Его родители погибли еще в первый год от Черни. Это случилось за пару дней перед тем, как вас отправили на карантин. — Надя взглянула на Домкрата, осторожно вставляющего батареи в аккумулятор вездехода. — Ему тогда года четыре было, может и того меньше. На Прогрессе все мысленно на нем поставили крест — слишком уж он был с виду хилый и болезненным, да и глухонемой к тому же, какая польза от такого? Ему даже поэтому имени не давали, зачем имя без пяти минут покойнику? Вот он и стал вроде отщепенца на станции: то здесь украдет кусочек еды, то там выпросит глоток воды, ночевал у кого придется. Но, в итоге, он смог выжить и стал полезным для станции, начав помогать нашему механику, дяде Грише, когда ему было около семи лет. Именно дядя Гриша и дал ему прозвище Домкрат. Почему? Не знаю. Наш дядя Гриша хоть и был первоклассным механиком, но немного с придурью…
Йован почесал подбородок, задумался, а затем спросил:
— Так он чего же, четырехлетним ребенком имя свое не запомнил? Написал бы где-нибудь, если говорить не может.
Надя пожала плечами и села на упавший вдоль дороги столб, приложив к нему винтовку.
— Не мог он тогда писать, не умел.
— Ну щас же может, верно?
— Верно.
— Так чего не напишет сейчас?
— Вот пойди и спроси у него, — с раздражением ответила прогрессистка. — Мне то откуда знать, чего он своего имени не говорил? Мы с ним не родственники и толком на станции общих дел не имели.
Кое-что из услышанного не сложилось в голове Матвея, и он поинтересовался:
— Раз не имели, откуда тогда знаешь язык жестов?
Он заметил как Надя едва заметно дернулась. Ага! Стало быть, чего-то она не договаривает. Но прогрессистка поспешила прочистить горло и решительно ответила:
— Просто знаю и все.
— Просто знаешь язык жестов, вот как?
— Да, именно так, — твердо ответила Надя, взяла оружие и пошла сторожить периметр вокруг вездехода.
Тем временем Йован и Матвей обменялись многозначительным взглядом.
— Не нравится она мне, — поделился Матвей, вернувшись к изучению проявляющейся картинки синоптической карты. — Темная лошадка.
— Да брось, — отмахнулся Йован и сел на опрокинутый столб, где прежде сидела Надя.
— Вот только не говорим мне, что я не прав. — Он кивнул в сторону Нади, слегка пнувшей кусок отколотого бордюра в темноту. — Не люблю, когда от меня что-то скрывают.
— Да брось, Матюш, — тихонько ответил Йован и прочистил горло. — Прицепился к бабе из-за ерунды.
— Да не ерунда это, Йован, понимаешь? — Он перестал изучать данные с планшета и обернулся к спутнику. — Это ерундой может показаться только по началу, как неосторожно брошенное слово, а потом… раз! И вся это недосказанность прямо или косвенно влияет на нашу миссию. — Планшет пикнул, данные собрались полностью. Матвей обернулся и в пустоту пробормотал: — А нам это ни к чему, особенно сейчас, когда…
Он вовремя замолчал, хоть почти упомянул, что на кону, возможно, будущее всего человечества.
К счастью, Йован этого не услышал, или, быть может, только сделал вид, что не услышал. Он хлопнул себя по ляжкам, тяжело выдохнул и, встав на ноги, произнес:
— Могу я быть с тобой откровенным, старина?
Здоровяк положил руку ему на плечо.
— Ты просто ревнуешь Арину к ней, вот и докапываешься до нее на ровном месте.
— Чего?
— Да, да, и не утверждай обратное. Видел я еще на корабле, как ты поглядывал, как они с ней вместе болтали о чем-то. Ты уж прости, я за тобой не шпионил, но твою кислую и одновременно сердитую физиономию в ту минуту и слепой разглядел бы.
Матвей хотел было возразить, да не стал. Да и внимание то и дело отвлекала карта, которую, хочешь не хочешь, а нужно изучить для безопасности всех.
— Ладно, пойду я вздремну, глаза уже слипаются, — зевнул Йован и дружеских похлопал собирателя по спине. — Надо бы вытащить из этого исландца секрет того, как он так быстро засыпает. Ублюдок спит уже третий час мертвым сном! Даже остановка не разбудила.
Матвей остался один, но ненадолго. Через несколько минут к нему подошла Арина.
— Вот. — Она протянула ему собранный ей метеодатчик. — Должен работать.
— Отлично. Я как раз закончил со своим.
Матвей открепил со штатива свой метеодатчик и заменил его на Аринин.
— А разве нам для этого не нужна высота? — поинтересовалась девушка. — Как тогда, на крыше.
