Я отвернулся от окна, выбросив сигарету, и почувствовал, как осенний воздух холодит разгоряченную кожу, остужает немного голову, но сердце все равно колотится, и очень хочется унять это внутреннее противоречие. Надо как-то забыться, но сегодня у меня не получится. И все из-за этой мелкой противной девки.
Надо было сразу избавиться от нее, когда я почувствовал, что с ней не все так просто. В этом потоке были девки мутные, но эта… Что-то с ней не так и я должен выяснить что. Там, в поезде… я уже был готов к сопротивлению, но… Ее внезапная покорность, будто она не ожидала, но совершенно не испугалась, а скорее… удивилась, просто подкосила, обычно девки реагируют на насилие по-другому… Она боялась, но перечила мне. Она обмирала от страха и все равно ответила на поцелуй. Она заставила меня почувствовать желание, а потом нагло перехватила инициативу. Что она о себе возомнила? Что можно, вот так просто, играть со мной? Хочется раз и навсегда указать на ее место, чтобы не думала выеб*ваться больше!
Ярость затапливает до краев, бутылка летит в стену, разбивается с приглушенным звуком, оставляет мокрый след на серой, как мое нутро, штукатурке и осыпается на пол блестящими осколками.
Во всем виновата эта девка. Эта неофитка, жалкая, мерзкая, противная в своей привлекательности. Ее надо проучить. Ее обязательно надо заткнуть, растоптать, унизить, чтобы не смела поднимать на меня свой упрямый, непокорный взгляд, напоминающий… растопленный шоколад. Бесит, ужасно бесит, что когда она рядом, я не могу быть собой, каждый раз, когда она оказывается поблизости, я точно знаю, что это именно она, а не кто-то еще… Какого хрена я знаю, что она пахнет чем-то свежим, и этот ее запах сводит с ума, сны о ней заставляют просыпаться в горячечном поту, и ничего не помогает прийти в себя, ни душ, ни кофе, ни другие девки.
Когда и как она могла превратиться из раздражающего фактора в проблему? Какого, вообще, х*я происходит? Отчего именно на нее всегда натыкается взгляд, когда я оказываюсь перед толпой неофитов, а в столовой я вижу непременно именно ее, приваливающуюся на плечо какому-нибудь идиоту и расточающую всем улыбки своими вечно разбитыми губами.
Просто до чертиков бесит, когда вокруг нее табунами вьются другие парни. Она притягивает взгляд, как магнитом, на нее и ее идиотские поступки невозможно не обращать внимания, и я должен, просто обязан прекратить все это! Нет в ней ничего, что есть в других девках, такая же тупая дура, как и все. Я должен понять, доказать себе, что это так, чтобы невозможно было злиться на нее! И, вообще, испытывать какие-то эмоции, кроме безразличия!
Ноги сами несут меня по лестницам, по полумраку длинных, запутанных туннелей. Я знаю где она. Я видел, что она не пошла с неофитами на зип-лайн, и сейчас она одна в спальне. Толкнув дверь, оказываюсь в пустом помещении, звук льющейся воды выдает нахождение добычи. Ее нужно раздавить, вытравить из себя зависимость от нее. Она должна ответить за свою дерзость, за то, что позволила себе пререкаться со мной! Я уже все решил. Любой ценой.
Крадусь тихо, как хищник на охоте, проникая в комнату со множеством узких скрипучих кроватей, и пробравшись в душевую, прислоняюсь плечом к косяку. Ожидание не занимает много времени, но я успел в красках представить себе всю картину того, что сейчас будет здесь происходить, и от предвкушения мне становится все труднее дышать.
Она выходит из душа, окутанная паром и сладким ароматом мыла. Вода тонкими струйками стекает с коротких волос на белую, изящную шею, спускаясь к такой беззащитной ямочке под ключицей, ниже, капельками покрывая маленькую грудь, с заострившимися пуговками сосков. Тонкую девичью талию огибает черный дракон, плотно запустивший острые когти в нежную кожу. Разорвать ее теплую плоть. Вонзить клыки в трепыхающееся сердечко. Я и есть дракон, и сегодня… пощады не будет, это я могу гарантировать!
Я чувствую ее страх, витающий здесь, отражающийся в ее глазах, которые, не мигая, смотрят на меня. Зверь во мне чувствует его. Я так давно играю в игры со страхом, что чую его везде и всегда. Монстр, сильный и беспощадный, готов вот-вот вырваться на свободу. В секунду все исчезает, остается только нестерпимое желание. Эта девка ответит за все бессонные ночи, за мою ярость и бессилие, за свое легкомыслие и безрассудность.
— Нет! — вскрик врывается в ночную тишину. Она поняла, зачем я здесь, но Зверь уже выпущен и он не остановится. Не сможет.
Осознавшая свое положение неофитка бросается в сторону в надежде спастись, но я резко перехватываю ее и прижимаю к себе, раскрасневшуюся после душа, мокрую и трясущуюся, оттесняя ее к стене. Жалкая, мелкая дрянь. Нечего разыгрывать тут невинность, я видел, замечал с каким неприкрытым вожделением смотрят на нее некоторые парни. Давай, не сопротивляйся, тебе даже понравится! Она замирает на миг, явно для того, чтобы усыпить мою бдительность, а потом снова начинает вырываться, отчаянно борясь за неприкосновенность своего тела. Значит, играем в непослушание? Короткий резкий удар в лицо вновь разбивает ей губы, заставляя некоторое время приходить в себя и прекратить сопротивление.
— Не дергайся, сука, и не вздумай орать, убью, бл*дь! — я давал тебе шанс исчезнуть. Сбежать, уехать, умереть. Теперь поздно, ты в моей власти.
— За что? — еле слышно только и успевает прошептать она, когда я швыряю ее к окутанной паром стене, наваливаясь всем телом и впиваясь в разбитые губы поцелуем, грубым, жадным, унизительным. Она пытается извернуться, но я хватаю ее за горло, не давая мотать головой.
— Доигралась, — выцеживаю сквозь зубы и только сильнее сдавливаю тонкую шею. — Не дергайся, говорю, дура! Расслабься, может, получишь удовольствие!
Моя рука лихорадочно шарит по ее телу, а разум весь стек ниже пояса, если оставались какие-то рациональные мысли в голове, то сейчас испарились и они. О, да, мне нравится, что она в ужасе пытается отшатнуться от каждого резкого движения, приносящего ей боль, но мне мало этого, и я заставляю ее смотреть мне прямо в глаза.
— Нет! — мелко мотая головой, умоляюще всхлипнула она, пытаясь если не вырваться из моей хватки, то хотя бы отстраниться. Похоже, и впрямь память у девицы слишком короткая, раз простейших вещей она не понимала. Иначе бы и не дергалась лишний раз: с первого раза бы запомнила, что не самая лучшая это идея — пытаться вырваться, не просто не имея для того достаточно сил, но и пусть и неосознанно, но все-таки опрометчиво слишком уж дразняще извиваясь всем телом и этим самым только больше распаляя меня.
— Нечего было играть со мной, крошка, — издевательски шиплю ей в лицо, чувствуя полную власть над ней, точно зная, что меня уже ничто не остановит.
Подхватываю девчонку под бедра, такую легкую, и усаживаю на старую, узкую тумбу. Она все еще слабо сопротивляется, но все попытки тщетны, я крепче сжимаю ее горло и прижимаю спиной к холодному кафелю стены, полностью обездвижив ее, будто распяв. Только тонкие пальчики не оставляют жалких попыток разжать мою хватку, ну не идиотка ли? Лицо кривится в безмолвном крике, и я всем своим звериным чутьем ощущаю испытываемый ею страх…
Влажные глаза, словно два блюдца, не мигая смотрящие в упор, в панике расширились при звуке щелкнувшей пряжки ремня и расстегивающейся молнии на джинсах. Как же мне в них тесно, черт. Она с шипением втянула воздух сквозь зубы, дернулась с невесть откуда взявшейся силой, болезненно приложившись затылком о стену, не сумев оказать свое очередное безуспешное в наивных попытках и совершенно бессмысленное сопротивление, зажмурившись и стиснув зубы, чтобы не взвизгнуть, ощутив обжигающе горячее прикосновение налившегося кровью члена к обнаженной коже. Грубо протиснувшись между ее ног, одним рывком всаживаю в нее член до самого основания, получив себе в награду полный муки всхлип. Чееерт, какое же освобождение! Ничего больше не осталось, только крепко обжимающие меня мышцы и ощущение физического обладания…
Не снимая одной руки с ее шеи, второй притягиваю ее к себе за бедра, хоть силой вынуждая девку все-таки для себя раскрыться, раз уж самостоятельно расслабиться ей, все никак не удавалось, и глубже вдвигаюсь в тяжело, но одуряюще приятно принимающее меня тело, упиваясь моментом. Она бьется в моих руках, хрипит, задыхаясь, давится собственным страдальческим скулежом, но алкоголь, кураж, адреналин туманят мозг, срывают стоп-сигналы, и я уже не замечаю этого, быстрее ускоряя темп, впиваясь пальцами в шелковую кожу. От самоконтроля не осталось и следа. Меня словно током бьет, от ее влажной, умопомрачительно узкой п*зды, и грубые стоны, зарождающиеся в глубине груди, рывками вырываются наружу.
