Я не нашелся, что ответить.
— Гостиный Двор находится на Гостином Дворе! Если это действительно вас интересует…
— Спасибо, я так и думал…. А хотите поехать в Петергоф?
— Хочу! — почти мгновенно ответила она.
— А…
— Лена, — перебила она меня.
— ?
— Меня Леной зовут…
— Шурик. Саша! — выпалил я.
И тут она улыбнулась и подняла на меня свои глаза… красные, заплаканные, бездонные … Красивые…
«СТАНЦИЯ „ГОСТИНЫЙ ДВОР“. ПЕРЕХОД НА СТАНЦИЮ „НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ“…» — зазвучал из динамиков приятный мужской баритон.
— Наша! Пошли!
Рев сирены, казалось, заполнил собой все пространство. Свет и в составе и на станции начал мерцать, а потом и совсем погас. Послышался детский плач и крики.
Лена стояла на месте и не двигалась…
— Лена!!! Наша станция!!! Пошли!!!
Она продолжала стоять на месте…
— Ленаааа…
* * *
— Да проснись же ты! — Кто-то тормошил меня и бил по лицу. — Что, кошмар опять?!
Я открыл глаза… Передо мной сидел старший смены, Валентин Сергеевич. Увидев, что я пришел в себя, он вынул из нагрудного кармана носовой платок и вытер лоб.
— Опять напугал ты нас, Санек. Что тебе такое страшное снится, поделись секретом… Сразу легче станет.
Я собрал все свои силы и поднялся с кушетки.
— Не станет… Лучше уже никогда не станет. Уходить мне надо…
— Ишь ты, что удумал — уходить! — взмахнул руками Сергеич. — Молодой, здоровый мужик, а несешь какой-то бред! Чтобы я больше не слышал от тебя такого!
— Постараюсь… — Я изобразил улыбку.
— Ну и молодец! Давай приходи в себя, скоро сдавать смену. Дома доспишь…
«Гостиный» медленно отходил ото сна. Сначала в предутренней тишине раздался скрип открываемых гермоворот. Потом стали слышны хлопанье дверей, людской говор… Станция наполнялась звуками. Люди вылезали из своих нор, отправляясь на работу. Затем, вызвав спазм в желудке, к звукам прибавились запахи готовящейся пищи. Станционное освещение с каждой минутой прибавляло в мощности, создавая иллюзию смены дня и ночи.
Дверь в подсобку резко открылась. Громко обсуждая станционные новости, в помещение ввалилась новая смена.
Первым вошел Ваня Крошев, весельчак и балагур с ярко рыжими волосами и никогда не закрывающимся ртом. Шутки-прибаутки и иронические замечания в адрес окружающих сыпались из него, как из рога изобилия. Зашел дядя Сёма, Семен Семеныч — золотой человек! Если рядом дядя Сёма, проблемы обходят это место стороной.
— Здорово, мужики! — протянул он руку для приветствия.
— Привидения не соблазняли ночью? — поинтересовался Ванька. — А то Сашок что-то такой уставший!
— Да ну тебя, балаболка рыжая! — грозно рявкнул Сергеич.
— Анекдот новый слышали? — Ванька не обратил на окрик Сергеича никакого внимания.
— Слышали… — выдавил я из себя.
— Так вот, — продолжил он, — знаете, чем отличается сталкер-пессимист от сталкера-оптимиста? — Ответа на вопрос парень ждать не стал, тут же продолжил: — Если они попадут в замкнутый туннель, то пессимист умрет на месте, а оптимист — на бегу!
Шутка получилась не особо удачной, смеялся над ней один рассказчик, но это его, казалось, ничуть не смущало.
— Ты бы, Вань, подумал, чем кота своего будешь кормить, — совершенно серьезно сказал Семеныч, когда тот просмеялся.
— Какого еще кота?! — опешил Ванька, пытаясь понять, в чем скрыт подвох.
— Как какого? Который тебе зарплату наплакал!
Взрыв хохота. Даже я не сдержался.
— Да ну вас! — захлебываясь смехом, простонал рыжий.
Отсмеявшись, я попрощался с ребятами и отправился к себе.
Выходя из туннеля, я заметил сидящего на краю платформы соседского мальчишку Гришу. Свет станционных ламп, отражавшихся в его светлых волосах, и самого его делал похожим на фонарик. Несколько дней назад отца Гриши завалило обрушившимися перекрытиями. Хлынувшая сразу после этого вода в считаные минуты затопила место аварии, не оставив никому шансов на спасение. Сил рассказать мальчишке о трагедии не нашлось ни у кого, и Гриша каждое утро ждал отца со смены…
Услышав шум, мальчик спрыгнул на рельсы и побежал мне навстречу.
— Дядя Саша… — увидев меня, мальчишка сразу сник.
— Гриша? Ты чего тут так рано делаешь? — я попытался изобразить удивление.
— Вы папу моего не встречали?
— Нет… Гриша, он, наверно, на сложном объекте. Ты знаешь, как много аварий случилось за несколько дней. А твой отец — незаменимый человек!
— Да… Вы правы, мне тоже все говорят об авариях…
— Ну, чего ты! Все будет хорошо! Давай иди домой и собирайся на занятия, а то отец будет недоволен тем, что ты тут сидишь, — похлопал я мальчишку по плечу.
— Тогда я, пожалуй, пойду, — уже веселее сказал он.
— Другое дело! — махнул я ему вслед.
Мальчик ловко запрыгнул на платформу, секунда — и его уже и след простыл.
В полудреме, на заплетающихся от усталости ногах, я добрел до своего закутка. Тут было темно и неуютно. Я включил фонарь, вошел. Аккуратно заправленная постель в углу, перекинутая через спинку стула шаль. Ленина шаль. Раскрытая книга на столе. Ремарк, «Триумфальная арка». Ленина книга…
Не раздеваясь, я лег и мгновенно заснул.
* * *
Скрипнула дверь.
— Просыпайся, соня! — услышал я сквозь сон веселый голос Лены.
Вспыхнула спичка и, спустя секунду, комната озарилась ярким светом керосиновой лампы.
— Уж давно нет футбола с хоккеем, а вы, мужики, все валяетесь на диване! Непорядок! — засмеялась она и тут же поделилась радостной новостью: — А мы сегодня наконец-то открыли детский уголок! Теперь будем учить детей уму-разуму! Вот! — Лена достала что-то из кармана, протянула мне. С обертки смотрела краснощекая девочка в платочке. — «Аленка». Шоколадка! Наградили за ударный труд. Сейчас закатим с тобой пир на весь мир!
Горячий чайник уже стоял на столе, а в стаканах заваривался ароматный чай. Я смотрел на Лену, все пытаясь разглядеть, что изменилось в ее облике, что ушло навсегда, что появилось нового. Она сильно похудела. Осунулось лицо и впали глаза. Невероятно, но у нее до сих пор еще оставалась косметика, и она умело скрывала под макияжем и бледную кожу, и синяки под глазами…
— Постарела, да? — игриво спросила Лена. — Знаю, что постарела… — улыбка слетела с ее бледных губ, но через мгновение Лена вновь просияла. — Чудо ты мое! Ну что бы я без тебя делала?! Ты меня любишь? Нет, не отвечай, — она приложила палец к губам. — Я тоже тебя очень люблю… А знаешь, какая у меня мечта? Нет? Встретить рассвет на колоннаде Исаакия. Увидеть, как просыпается наш родной город. Как наполняются жизнью улицы. Как окрашиваются разными красками дома, скверы, Нева… небо… наше небо… — Лена замолчала. Слеза прочертила полоску на ее щеке…
— Ничего. Мечта обязательно сбудется, если в нее верить! Ведь так?!
— А ты, наверно, мечтаешь о кружке холодного пива и рыбке?! Угадала?! — рассмеялась она.
* * *
В дверь постучали.
— Санек, как и просил, бужу. Пора на смену, — послышалось за дверью.
— Спасибо… встаю…
На автопилоте сунул ноги в сапоги. Потом достал из-под кровати небольшой сверток, бросил его в рюкзак и вышел из комнаты.
Люблю я ночь… Когда встал вопрос о выборе работы, не задумываясь выбрал ту, где есть ночная смена. Ночью стираются все грани. Привычный мир по велению царицы-ночи меняется до неузнаваемости, знакомые предметы превращаются в тени, на место звуков приходит звенящая тишина… Смотреть ночью вдаль… Правда же, здорово звучит? Попробуйте, не пожалеете! Если у вас развито воображение, то вдалеке можно увидеть много чего интересного. Очень советую. Иногда я ложусь в промежуток между рельсами и смотрю вверх, на звездное небо. Правда! Нужно просто лечь и расслабиться. И вот уже, смотрите, загораются маленькие звездочки. Заметили? Меня этому научила Лена. Мы часто мечтали о будущем, лежа вот так, под звездным небом…
Я медленно двигался по своему участку, прислушиваясь к звукам и отмечая изменения в покрытии полотна и на тюбингах. Неожиданно до моего слуха донесся непонятный звук. Сначала тихий. Потом громче… Еще немного, и я мог бы поспорить на что угодно, что это приближается состав… Откуда он? Как такое может быть?!
Шум усиливался, но и впереди, и сзади была лишь мрачная темнота туннеля. Мгновение — и звук оглушил меня. Он был тут, рядом. Состав несся прямо за стеной туннеля. И я интуитивно бросился вдогонку…
Спотыкаясь о шпалы и падая, не замечая разбитого колена, я бежал вперед, пытаясь догнать ускользающий от меня поезд. Неожиданно ровный рисунок тюбингов прервался темным пятном. Дверной проем, заколоченный сгнившими от времени досками, не показался мне достойным препятствием. Одним ударом я снес доски и не вбежал — влетел в освободившийся проем.