Первого, чтобы не рисковать, я снял ножом. Второго Рубин отключил точно рассчитанным ударом в висок.
Его мы дотащили до укрытия, где стояла машина.
— Надо проверить, — сказал Рубин, кивая в сторону «Хавейла».
Очевидно, он имел ввиду растяжки или другие сюрпризы. Этим я и занялся, включив фонарик.
К моему большому удивлению, всё было чисто.
Я обернулся к Рубину, чтобы сказать об этом. Он же пристально разглядывал пленника с очень странным выражением лица.
Я не сразу понял, что это было узнавание.
Глава 16
— Привет, — пленник растянул потрескавшиеся губы в подобии улыбки.
— Мне жаль… — Рубин вздохнул.
Он потянулся к голове пленника. Мне показалось, чтобы свернуть ему шею.
— Эй! — окликнул я.
Рубин с удивлением посмотрел на меня. Потом повернул голову пленника и осмотрел припухлость и синяк на левой стороне его головы — след его собственного удара.
— Как ты оказался здесь? — спросил Рубин, проигнорировав мой окрик.
— То же самое хотел спросить у тебя.
Пленник явно расслабился.
— Мы не в игры тут играем, — спокойно сказал Рубин. — Ты дашь нам нужную информацию. И будешь жить. Может быть.
— О как ты заговорил! — снова улыбнулся пленник, но тут же поморщился. Всё-таки досталось ему изрядно; голова наверняка болела.
— Сколько вооружённых боевиков? Численность? Структура? — продолжал Рубин.
— Зачем тебе? — пленник изобразил притворное удивление. — Никак штурмовать собрался?
— Я не буду повторять много раз.
— А то что? Как тогда, под Харьковом?
Я заметил, как губы Рубина сжались в нитку. Чтобы там ни произошло, оно не было приятным воспоминанием для него.
— Духу-то хватит со мной такое повторить? — продолжал пленник.
Он сделал небольшую паузу. Рубин тоже молчал.
— Может, и хватит… — вздохнул пленник. — Зря ты убежал. Всё же хорошо было…
Я подошёл к Рубину и пленнику, опустился на корточки рядом и предложил:
— Дай я.
Рубин посмотрел на меня. Потом кивнул и убрал колено с груди пленника. Тот попытался воспользоваться ситуацией, нацелившись на мой нож.
Я сломал ему палец. Тот стиснул зубы, однако даже не застонал.
— Дальше будет хуже, — предупредил я.
Пленник плюнул мне в лицо, но промазал: я вовремя увернулся.
Улыбнувшись, я достал из голенища берца вскрытый шприц-тюбик.
— Немного нестерильно, — сказал я, демонстрируя его пленнику. — Но должно сработать.
Он начал дёргаться, но Рубин крепко держал его.
— Нет… — выдохнул он. — Вы не понимаете… не надо!
Я прислонил иглу к оголённому участку кожи на его предплечье.
— Что внутри? — спросил я.
Пленник промолчал. Я слега надавил на иглу так, что она начала проникать под кожу.
— Не надо! — повторил он.
— Что внутри? — повторил я. — Если скажешь, обойдёмся без этого. Обещаю.
Рубин смотрел на меня со смешанным выражением. Я видел, что ему приходилось непросто. Не ясно, кем в прошлом приходился ему этот боевик… сослуживец? Близкий друг?..
В любом случае, сейчас это не имело большого значения.
— Что внутри? — повторил я.
— Не знаю! — ответил пленник. — И никто из наших этого не знает.
— А кто знает? — всё так же спокойно, однако не вынимая иглу, спросил я.
— Вы знаете кто…
— Мы не в угадайку тут играем.
Я ещё немного надавил на иглу.
— Центр биологических разработок сил специальных операций, — ответил пленник. — Я так думаю.
— Чей центр?
— Понятно же, что не наш…
Ещё немного давления на иглу.
— Заокеанский! — сказал пленник и тут же добавил: — не надо. П… пожалуйста.
— А то, что будет? — спросил я. — Я ведь в любом случае это узнаю. Ты же понимаешь? Эта информация важнее, чем ваш состав и количество стволов.
— Я… я не уверен… — пролепетал пленник.
— А ты постарайся быть убедительным, — сказал я. — Заодно расскажи, как ты дошёл до жизни такой. Предателей Родины никто не любит.
— Я никого не предавал! — горячо возразил пленник.
— Правда? — я поднял брови в притворном удивлении.
— Вы не понимаете… пока не понимаете…
— Так объясни! — сказал я.
— Если бы ты только дождался… — пленник посмотрел на Рубина. — Ты…
— Я считаю до трёх, — сказал я. — Как действует эта штука? Раз…
Он попытался вырваться. Каким-то образом успел согнуть правую ногу в колене, после чего из всех сил оттолкнулся. Рука Рубина скользнула по его груди; он почти вырвался.
Я рефлекторно сдавил шприц-тюбик.
Почувствовав, что это случилось, пленник дёрнулся, как от удара электрическим током. Потом с невероятной силой подпрыгнул, зацепившись за торец бетонного укрытия руками, будто вовсе не чувствуя сломанный палец.
Я схватился за трофейный автомат, но выстрелить не успел.
Пленник посмотрел на нас.
— Всё равно вы ничего не измените, — сказал он неожиданно спокойным голосом. — Ждать совсем недолго…
После этого он оттолкнулся от стены и прыгнул прямо на здоровенный кусок арматуры, торчащий из стены в паре метрах правее.
Ржавый металлический прут пронзил ему грудь в области сердца.
Несколько секунд мы с Рубином стояли молча.
— Облажались, — он первым нарушил молчание.
— Есть такое… — кивнул я.
— Пойдём, теплаки заберём. Я заметил пару в схроне.
Убедившись, что пленник мёртв, я пошёл следом за напарником.
Машину мы, конечно, переставили. Место нашли у дальнего оврага, возле рыжего леса. Фон тут был заметно повышен, но явных пятен грязи не было. Мы решили, что в этой зоне наш транспорт точно искать не будут. А днище и колёса почистим, когда дела закончим. Лучше так, чем рисковать повторной засадой.
После этого мы пешком двинулись в город.
Мне, конечно, хотелось спросить о том, что такого произошло под Харьковым. И что это был за пленник. Но я не стал.
В «теплаках» был полный заряд, но мы всё равно его экономили: включали по очереди, чтобы разведать дорогу.
— Как думаешь, сколько до рассвета? — спросил я шёпотом, глядя на светлеющий восток.
— Часа полтора, — ответил Рубин. — Успеем.
— Надо успеть, — согласился я. — Знаешь… у меня мысль есть. Всё-таки провести эксперимент. Давай захватим одного из них, и…
— Не дадим самоубиться? —хмыкнул Рубин. — Думал об этом. Технически очень сложно. Нам бы самим уйти.
— Сам как думаешь? Что это за дрянь? — спросил я.
Рубин вздохнул.
— Знаешь… поначалу я думал, что это какая-то штуковина, которая заставляет быть послушным. Ну, вроде как сознание отключает или подавляет волю. Это бы многое объяснило.
— Но не всё, — вставил я.
— Не всё, — согласился Рубин. — Поэтому, думаю, дело сложнее.
— Заметил, как он говорил? Предполагалось, что ты останешься в живых после инъекции. И даже… скажем так, условно дееспособен. По крайней мере, способен к общению.
— Да. Мне тоже так показалось.
— Может, это нечто, заставляющее поверить в правоту врага? — предположил я. — Встать на его сторону? Искренне и осознанно?
Рубин почесал подбородок, на котором выросла довольно густая щетина, которая вот-вот должна была стать уже настоящей бородой.
— И самоубиться после этого? — скептически заметил он. — Нет, тоже не думаю. Да и невозможно это: ведь сторона конфликта — это большой комплекс социальных установок. Далеко не монолитный. Да и разница между нами, что бы мы там ни думали, не настолько велика, чтобы её можно было хотя бы точно определить… не говоря о том, что сторон может быть много.
— Да, ерунда какая-то, — согласился я.
— Может, всё проще, — продолжал Рубин. — Скажем, неизлечимая болезнь, заставляющая быть лояльным тому, у кого есть лекарство, облегчающее симптомы.
— Интересная гипотеза, — согласился я. — Но всё равно нелогично: человеку свойственно цепляться за жизнь.
— Если только симптомы не предполагают каких-то особенно жутких мучений…