Я пытался найти оправдание собственной глупости, однако с каждой новой секундой надежда таяла на глазах. Не смог, не справился, потерял людей. Как тогда…
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться? — появился перед глазами курносый веснушчатый Данилюк. Был он из Кременчуга и уверял каждого, что именно его родину Гоголь и имел в виду, говоря о «птице и середине Днепра».
В быту Данилюк оказался чрезвычайно говорливым, веселым и непоседливым. У него была простая и незамысловатая мечта — дом вдали от города, с черешневым и абрикосовым садом. Чтобы он лежал в тени деревьев и смотрел на небо. Когда он говорил об этом, его лицо становилось еще более лучезарным. Потому сейчас, когда я видел Артема серьезным, это означало только одно — дело труба.
— Разрешаю.
— Не нравится мне все это, товарищ лейтенант. Мы же тут как на ладони.
Несмотря на веселый южнорусский говор, тревожность Артема передалась и мне. Хотя, наверное, она и не уходила.
Каждый хороший летеха понимает, когда пахнет жареным. Без этой чуйки хорошим командиром не стать. Так мне говорили в офицерском училище, куда отправили со срочки. А теперь я вернулся в свое же подразделение.
Сказать по правде, именно сейчас где-то чуть ниже копчика у меня у самого играло одно место. Даже не за себя, за «слонов».
— Приказ получен, мы выполняем, — вытер я пот со лба. — Не боись, Артем, нас обещали с воздуха прикрыть.
— Да толку с вертушек, товарищ лейтенант? Там же этих нор десятки. И хрен знает куда они все ведут.
— Гвардии рядовой Данилюк, вы намекаете, что я должен ослушаться приказа?
Артем вытянулся в струну. Его веснушки, казалось, переместились ближе к носу, желая спрятаться от возможного наказания.
— Никак нет.
— Все нормально будет, Артем, — сказал я уже более спокойно. — Гляди.
Над нами, в синем до отвратности небе, от которого резало в глазах, тяжелой поступью настоящих авиационных богатырей полетели «крокодилы». Мы с Данилюком молча глядели на могучие МИ-24, которые добравшись до расстояния удара, выпустили по горной гряде НАРы. От звука многочисленных взрывов заложило в ушах, а и без того светлое небо стало ослепительным.
— Видишь, Данилюк, как утюжат. Там и не осталось-то никого. Все будет нормально.
На короткий миг мне показалось, что он даже поверил. Да что там, поверил я и сам.
А уже вечером, скрипя мелкими камешками под ногами, я нес безжизненное тело Данилюка. Потому что он оказался прав. Этих нор было бесчисленное множество. И Бог знает, или Аллах, куда они вели. Что мы поняли точно — нас ждали. Большую частью роты перерубили в мясо, включая молодого веснушчатого парня.
И теперь я нес его к КАМАЗу. Чтобы некогда веселого веснушчатого паренька запаяли в цинковую коробку и отправили домой. В место, где до середины Днепра долетит редкая птица. И когда его будут везти на кладбище, может, они проедут через черешневый сад, чтобы сквозь ветви Артем посмотрел на небо…
Я сделал глубокий вдох, возвращаясь в реальность. Легкие будто обожгло от нестерпимого жара. Ну вот, молодец, нашел когда выключаться.
Состояние по-прежнему было хуже некуда. Вдобавок ко всему я просрал порядочно времени из-за очередного «вьетнамского» флэшбека из своей паршивой, а по-другому и сказать нельзя, жизни.
Валькирии уже подлетели вплотную к дому. И одна из них, кряжистая, но вместе с тем не сказать, чтобы толстая тетка с лицом, покрытым угрями, отдавала распоряжения.
— Он где-то здесь. Прошерстить каждый подъезд. Этот ублюдок не должен уйти.
Вот так да, сколько внимания моей скромной персоне, просто поразительно. Значит, все-таки сработала наводка. Вряд ли это отряд по очистке Города от случайных ублюдков.
Однако перейти от слов к делу валькирии не успели. Бог, или кто прячется за завесой свинцовых туч в Городе, услышал мои призывы. Застрекотал пулемет, взрывая землю под ногами чертовых гарпий, а мое сердце радостно заплясало в унисон выстрелам. На этот раз Гром даже зацепила одну крылатую бабу. Пуля прошила ей живот и проклятая курица упала на землю. Что такое? Защиту решили снять. Это вы рано.
— Тростинка, Штучка, займитесь ею, — недовольно бросила Прыщавая.
Однако я уже воспользовался моментом. Отвлеченная стрельбой Гром-бабы, нынешний командир валькирий на секунду отвернулась, а мне только это и нужно. Нас разделяло метров тридцать, может, чуть больше. Сейчас Прыщавая как раз стояла возле детской площадки, рядом с горкой.
Я вскинул автомат, отодвигая штору. Руки все еще ходили ходуном, однако мне удалось поймать удачный, как показалось момент, и открыть огонь.
Привычный звук автомата, похожего на работающий шуруповерт, вкупе со звоном стекла, приятно ударил по ушам. Однако мое удовольствие покоробила крохотная девчушка, бросившаяся на грудь командиру. По белым крыльям растеклась тягучая маслянистая кровь, а я успел отпрянуть от окна. Весьма вовремя, потому что стекло вместе с рамой и подоконником разлетелось на части. Я не знаю, что уж там было в арсенале у валькирий, но наше вооружение им явно проигрывало.
Мне удалось лишь выбраться из комнаты, когда уличная стена окончательно рухнула, точно ее выворотило здоровенным бульдозером. Вдобавок, в антресоль над моей головой прилетело несколько внушительных камней. Они лишь чудом не задели одну тупую башку. В данном случае мою.
Все, что я успел — выскочить в подъезд, переходя в боевую трансформацию. И тут же выломал следующую дверь, чтобы попытаться выбраться из дома на центральную улицу.
— Двое в подъезд, вы с той стороны, остальные за мной! — гремел позади злой голос Прыщавой.
Я заметался в коридоре, не сразу поняв, куда лучше двигаться — в комнату или на кухню. Сделал два шага и остановился. Потому что вдруг понял все.
Снаружи, не считая торопливых шагов валькирий, было тихо. Пулемет Гром-бабы молчал. Значит, теперь и она… все. Зачем и куда бежать, когда ты лично погубил группу? Ради чего?
Да и не уйти мне. В нынешнем полуживом состоянии, когда каждый шаг воспринимается, как мука, против горящих ненавистью полуженщин-полугарпий, полных сил и решимости. Тем более с такими способностями, которые я видел.
Город не терпит пустоты. Твое место всегда займет кто-то более сильный, ловкий, наглый и решительный. Получается, что сегодня этим кем-то должны были стать летающие девки.
Я не сдался. Скорее согласился с неизбежным. Я всегда знал, что не умру во сне, что изношенное сердце не остановится, не желая поддерживать старое дряхлое тело. Как иронично, что жизнь воина прервут валькирии. Пусть они немного и похожи на недотраханных психичек. Ну, ничего. Я их встречу с распростертыми объятиями. У меня есть «Вал» и уверенность в собственных похмельных силах. Это немало. Хотя…
От внезапной догадки меня прошиб пот. Тупая не соображающая голова. Как до меня раньше-то не дошло? Нет, это еще не все.
Дрожащей рукой я достал из инвентаря кровавый артефакт.
Сердце Культа.
Текущая заполненность живой энергией — 82 %.
Провести синергию Сердца Культа?
Внимание! Данный процесс может повлиять на изменение вашего тела и сознания.
Что может быть хуже нынешнего состояния моего тела и сознания? К тому же, измененный Шип намного лучше, чем Шип мертвый. Простой довод, с которым вряд ли кто-то поспорит.
Я ничего не сказал. И не подумал. Лишь сжал артефакт сильнее и тот вспыхнул так ярко, что, казалось, сжег роговицу. Я рухнул куда-то в неведомые бесконечные чертоги, окутанные мертвенно алым цветом, заполненным кровью и смертью. И падал целую вечность, напитываясь чем-то чужим, темным, зловещим. Субстанция касалась меня, проникала в поры, текла по венам, смешивалась с кровью. И еще было больно.
Точно тысячи крохотных раскаленных игл впитывались в каждый сантиметр моего тела. Артефакт словно хотел убить меня. Причем сделать это с изощренностью самого жестокого садиста. И вот когда показалось, что терпеть уже нет никаких сил, я вернулся обратно. В ту самую кухоньку в неизвестной квартире. Застрявший между центральной улицей и некогда уютным двориком. Между безвыходностью, смертью своих боевых товарищей и враждебных девиц с крыльями.
