— Другого у нас просто нет.
— Но ты останешься один точно справишься?
— Должен.
— Я постараюсь, быстро вернутся. — Снимая с предохранителя пистолет, произнес гонщик. — И еще одно…. Если можно…. Давай обойдемся без жертв.
— Было бы не плохо, если все так бы и вышло, — подтвердил Крис. — Ты готов?
— Да.
— Тогда пусть подъедут поближе и начнем.
Автомобиль КГБ был в метрах ста, когда началось действие. Леоне глубоко вздохнул, и ударил Криса в челюсть.
— Бей в нос свободной рукой и сильнее, немного крови не повредит, — скомандовал Крис, делая вид, что ухватился за руку, в которой Джон сжимал пистолет.
Дважды повторять не пришлось, и гонщик два раза, видимо для лучшего эффекта с размаху врезал своему товарищу в переносицу.
— А теперь руку с пистолетом вниз и когда я скажу, стреляй! — продолжал Гладиус.
Когда пистолет оказался на уровне живота Кристофер отвел дуло чуть в сторону. Машина была в пятидесяти метрах.
— Давай.
В морозной тишине раздался выстрел, обожгло правый бок видимо пуля все — же зацепила, но это было царапиной даже для обычного человека. Крис упал на колени и схватился за живот, А Леоне моментально оказался в машине, колеса немного забуксовали и белый «Леруа» рванул с места с умопомрачительной скоростью. Гладиус встал и, шатаясь, прошел пару шагов к центру дороги, где и рухнул. Оставалось только надеется, что железная махина затормозит. И действительно броневик начал снижать скорость.
«Попались»
Решил парень и начал потихоньку вставать на колени. Дверь машины открылись, и захрустел снег.
— Помогите! — прерывисто простонал, на издыхании простонал Кристофер. — Этот гад меня подстрелил!
На секунду ему даже показалось, что переиграл, и как-то все это выглядит банально, но шаги не стихали.
— Я заметил его… Он тут ошивался… — Гладиус поднял глаза и увидел офицера КГБ в зимней форме и защитном шлеме, больше слова были не нужны. Требовался лишь один точный удар в грудь, парень сжал пальцы в кулак и ударил. Только ничего не вышло, противник, будто растворился в воздухе, и прежде чем удалось что-то понять, Крис получил удар с ноги в голову, откуда-то справа. В глазах потемнело, мир закружился, и он упал на землю. Разумно было предположить, что офицер воспользуется таким удобным шансом и добьет лежачего противника, но он стоял на месте не подвижно. Но долго разлеживаться все равно было нельзя, парень оперся на руку и встал. Голова трещала, а из носа текла кровь и, капая с подбородка, падала на снег, его немного шатало. И опять никакой боли, никакого потери контроля над собой. Неведомая сила, которая брала на себя управления, в подобных ситуациях посылая Криса, куда подальше просто не проявлялась, будто никогда её и не было. Стоило Гладиусу только подняться на ноги и попятится на несколько шагов назад, как его противник начал действовать, и опять Крис даже не понял, что произошло. Враг был в метрах трех и удар в челюсть, а ведь даже моргнуть не успел, еще удар в солнечное сплетение, а потом с колена в пах. Кристофер согнулся бы от боли, если бы офицер не держал бы его двумя руками за воротник формы.
— Кто ты такой мать твою? — прерывисто дыша, спросил Крис.
Вместо ответа сотрудник КГБ ударил головой с такой силой, что стекло на пуленепробиваемом шлеме треснуло. Перед глазами у Криса все поплыло. Офицер достал из кармана шприц и резко всадил его в шею парня. Сердце бешено заколотилось, дышать стало невыносимо тяжело, будто на грудь давило нечто невероятно тяжелое. Офицер отпустил Криса, и он упал, хватая ртом, воздух будто рыба, вытащенная на сушу.
— Я ожидал от тебя большего, — донесся раздающейся эхом голос, как будто откуда-то из далека. Парень попытался, встать, но сил хватило только на то, чтобы немного приподнять голову, дрожащие руки подломились, и Крис упал лицом в снег.
Через сетчатую ограду было хорошо видно пусковую площадку, каждую субботу отсюда в небо взлетали ракеты. И сейчас рассекая утренний туман, ввысь поднималась одна из них.
— Ты ведь полетишь на следующей? — приникая к ограде и наблюдая за исчезающей ракетой, спросила Лана.
— Да.
— Значит уже через неделю?
— Да.
Лана замолчала и пошла домой, они жили рядом, вот уже три месяца она приходила со своей сестрой к космодрому, и они вместе наблюдали за пуском ракет. Каждую субботу в тот же час и в ту же минуту становилось на одну ракету меньше. Три месяца назад Рэма была так счастлива, когда узнала, что она полетит. Она всегда мечтала о пламени и далеких звездах, на которые они иногда смотрели в редкие ясные ночи, выбравшись из дома. Но звезды были так далеки, и скоро так же далеко будет и Рэма.
Дни летели слишком быстро, слишком неуловимо. Если бы можно было замедлить ход времени, пока она не так далеко, пока можно еще прикоснутся, услышать смех и увидеть сияние в глазах такой же, как у звезд, проклятых далеких звезд которые отберут её.
Лана лежала на кровати и смотрела на карту солнечной системы, которая была прикреплена к потолку. Даже тут в своей комнате, под крышей, не удавалось убежать от других планет, и в этом было ничего удивительного, ведь эта комната раньше принадлежала Рэма. На столе стоял ночник в форме луны, а еще был проектор, который показывал на стенах красочные, яркие картинки — Млечный путь, потом Галактика Андромеды и Треугольника рассыпались своим сиянием по стенам комнаты. Но сегодня впервые Лана решила спать без света. Она по-прежнему боялась темноты, но лучше тьма, чем вновь глядеть на эти звезды, пусть даже не настоящие. Бояться темноты не стыдно, особенно когда тебе одиннадцать лет, поэтому девочка укрылась одеялом с головой. Раздался стук, и от этого резкого звука, раздавшегося в ночной темноте, сердце Ланы испугано заколотилось. Стук повторился, но сердце переставало биться чаще, так стучалась только Рэма. Одеяло моментально полетело прочь, и девочка подбежала к двери, хоть она не была заперта.
— Как ты тут оказалась? — открывая дверь, спросила Лана.
— Нам разрешили повидаться с родными чуть раньше.
— Почему? — обхватив талию девушки руками, спросила Лана.
— Да просто так, — обнимая сестру, ответила Рэма. — Ты не рада?
— Рада.
— Спишь без света? Совсем уже взрослая стала.
— Просто я, я…
— Смотри теперь какая у меня стрижка, — перебив сестру, улыбнулась Рэма. — Правда идет?
Лана подняла глаза и посмотрела на сестру и только сейчас заметила, что вместо привычных длинных локонов, у неё была короткая стрижка.
— Это, что бы в невесомости волосы сильно не мешали, — Пояснила Рэма, отпуская сестру из объятий.
— Раньше было лучше. Тебе совсем это не идет.
— Ничего, они отрастут со временем, — включив свет, и бросив мимолетный взгляд на настенное зеркало, произнесла Рэма. — Я тебя разбудила?
Лана повертела головой.
— Это хорошо, я баялась, что ты уже спишь, я не хотела бы тебя разбудить. Знаешь, у меня для тебя есть подарок, девушка сняла с шеи серебряное ожерелье с кулоном и протянула сестре.
— Это же мамино! — воскликнула Лана.
— Да папа подарил его маме еще до войны, потом оно было с ней, когда они прятались в бомбоубежище, и когда помогали обустраивать этот город, и когда мама заболела… — Рэма замолчала и на её лице, на короткий миг промелькнула печаль, но через миг она снова заулыбалась.
— Вот так, — защелкивая застежку на цепочка промолвила девушка. — Он будет напоминать тебе обо мне.
— Я и так бы не забыла! — насупилась Лана.
— Верю, верю. Но все же это подарок.
— Ты можешь не лететь? — сжав кулачки, произнесла Лана.
— Я должна.
Лана резким движением сорвала кулон с шеи и швырнула на пол.
— Ты нас бросаешь меня и папу! А ведь обещала, когда мама умерла, что ты будешь рядом всегда! — крикнула девочка дрожащим голосом, на её глазах наворачивались слезы.
— Я не бросаю, просто я должна, — поднимая кулон с пола, и кладя его на стол, сказала Рэма. — Я хочу найти для нас новый дом, он есть где-то далеко отсюда, но я верю, что он есть, его просто не может не быть.
— И поэтому бросаешь нас в старом, — упав в постель и обняв подушку, пробормотала Лана, шмыгая носом.
— Я вас не бросаю, — садясь на край постели, ласково произнесла девушка. — Ты ведь не помнишь мир до войны? Я только хочу тебе показать его. Голубое небо, летний дождь от которого не надо прятаться, а можно гулять под ним, радугу, изумрудную траву по весне и опадающую листву осенью. — гладя сестру по голове тихо шептала Рэма. — Столько вещей ты не видела, столько у тебя отняли, целый мир, который должен был на всю твою жизнь принадлежать тебе, разрушен. Я лишь хочу подарить тебе новый, дать всем второй шанс. Мы его заслужили… Заслужили вечера на веранде в Июле, и темные тихие ночи в Январе. Заслужили пикники возле ручья, и прогулки по парку, где продают мороженое и сладкую вату. Мир, где люди не умирают от радиации. Место, где можно лепить снеговика зимой, и пускать воздушного змея, скрыться летнего полуденного зноя в тени дерева. Ты просто не понимаешь, насколько мир был раньше прекрасен, сколько было красок, сколько жизни. Ты лишена своего дома от рождения, он сгорел, остались только пустые почерневшие стены. Я помню плохо прежний мир, но достаточно что бы любить его. Я хорошо помню поле диких красных Маргариток, оно было возле дома, и я иногда гуляла там. Ты ведь никогда не видела поляну из цветов, только фото и голограммы. Не вдыхала запах, не трогала лепестки, и не бегала с сачком за бабочками, не слышала, как стрекотали кузнечики. Ты даже не знаешь, как квакают лягушки под вечер в заросшем пруду. Я все это вспоминала, очень долго, все обрывисто. Но у меня хоть есть воспоминания, а у тебя нет ничего. Поэтому я и лечу, что бы у тебя была хоть надежда.
