- Похоже, вам здесь хреново живется.
- А вам до этого есть дело, да?
На это Данилову было нечего ответить. Его и так словно ушатом холодной воды облили.
— Ну ладно, — произнес он. — Будьте здоровы.
И под направленными ему в спину взглядами селян пошел обратно к своим. Только позже до него дошло, что пожелание здоровья звучало как жестокий сарказм. Еще бы сказал: «успехов».
«Не вышло из меня журналиста, — подумал он, — так же как и учителя».
Да и сама идея с хрониками была верхом кретинизма. Что это даст Подгорному, где свое горе можно есть полной ложкой?
Еще пятнадцать минут Александр потратил на то, чтобы сделать общие виды поселка издалека. Работающие люди — ну кто подумает, что они там мастерят домовину? Дети — те из них, что почище и выглядит понормальнее. Что там еще? Елочки, заборчики, грядки. А остальные кадры стер.
Можно было, конечно, поговорить со старостой, головой, ханом… или как там они называют этого мужика в круглой шапке. Но смысла в этом было не больше, чем в попытках влезть без мыла в чужую жизнь, полную проблем, суть которых они в Подгорном и так знали. И ничем не могли помочь.
Сгущалась темнота, слоистое закатное небо медленно меняло цвет от пунцового до темно-синего. В некоторых домах зажигались огоньки, явно свечки. Ложились спать тут рано. Где-то там над сельским кладбищем, отделенным от крайнего дома в ряду только неширокой дорогой, надсадно закаркала ворона. Жизнь налаживается, раз люди ее не трогали.
Человек, делавший гроб, еще какое-то время смотрел ему вслед. Он не соврал, хотя и не сказал всей правды. В прошлом сентябре, когда через деревню проходила даже не банда, а просто кучка озверевших беженцев, он чуть замешкался с ответом, где спрятал мешок картошки. И пила-ножовка действительно пошла в ход. В ту зиму у него умерла дочка. Сын пережил ее всего на три месяца. Все остальные погибли еще 23-го. Может поэтому никакие грабители и мародеры ему были больше не страшны. И если бы на месте этого человека с камерой оказался другой, который начал бы требовать и угрожать, тот легко мог бы получить топором между своих моргалок — человеку, делавшему гроб, было нечего терять, как и его соседям.
Глава 2. Диалог на привале
Костер в железной бочке почти прогорел. Все нормальные люди, утомленные дорожными тяготами, давно уже спали, но в одном из помещений на первом этаже по-прежнему было слышно тихое бурчание разговора.
Данилову не спалось. Он прислушался — на другом конце коридора что-то обсуждали вполголоса. Как ни странно, вовсе не «что вы делали до 23-го августа?». Говорили опять о национальном вопросе. Судя по тому, что и «интеллигенция» из стройотряда, и простые мужики-разведчики были этим озабочены, вопрос оставался больным. А до войны он был таким же острым и для Москвы, и для Осло, и для Парижа, и для Лондона.
— Да Кавказ уже был потерян. Надо было отделить этих гордых джигитов, чтоб не дать этой заразе расползтись дальше, — с жаром говорил Презик. — Поставить забор повыше, а всех кто успел к нам понаехать — тех выловить и чемодан в зубы. Пусть там у себя лезгинку танцуют.
— Ага, и отдать плодородные земли с прекрасным климатом. Где нет, как у нас в Сибири, зимы по полгода. Многие из которых были изначально русскими землями. Станица Грозная. И вдобавок получить под боком гигантское ваххабитское Сомали. Никакие границы не спасли бы, — это был спокойный голос Петровича. — Да ну вас на фиг. Кавказская проблема для России была решаема, без отделения и без геноцида. В СССР все нормально работало, не хватило лет двадцати для нормальной этой, ассимиляции. А вообще, вы б еще про монгольское иго начали. Нет уже той страны, а вы все вчерашний день обсуждаете.
— Сегодняшний, — возразил незнакомый молодой голос. — А у нас в городе ничего похожего разве нет?
— Это явно не проблема номер один. Как будто русских ублюдков не бывает.
— Бывают, — согласился Президент. — Сам видел. Но не заговаривайте зубы, мы про Диаспору говорим. Ты был у них в районе?
— Не был.
— А я был. Базар, одно слово. Какие-то безделушки в инструментальном цехе точат, одежду-обувь чинят. Кто на подсобных работах, кто в снабжении. Приторговывают, в том числе продуктами. А у нас в отряде много оттуда?
— Человека три, — после паузы ответил Петрович.
— Вот-вот. Это менталитет. Это не переделаешь.
— Но ведь в свое время переделали. И теперь придется. А одежду-обувь тоже чинить надо, если ты не забыл. Новой-то скоро взять негде будет.
— Мой знакомый скинхед говорил, что кости первых европеоидов нашли на Кавказе, — с усмешкой произнес Дэн. — Мол, именно там люди сделали первую стоянку после выхода из Африки. Поэтому они вроде ближе всего к неграм. Хотя я бы не стал ручаться…
— Да не трогайте вы негров, — произнес Петрович. — Они вам что сделали? Вообще, пишут, что у всех рас есть черта, доставшаяся от предков. У черных — челюсти. У желтых разрез глаз. А у белых повышенная волосатость. Вон, как у меня.
Смешки. Наверно, он показал на свою голову.
Данилов не собирался присоединяться к беседе. Он просто хотел сходить в туалет, а для этого надо было выйти на улицу. По-французски — sortir.
А когда он возвращался и проходил по коридору, его фигуру заметили.
— Давай, Данила, присоединяйся, — малорослый Презик сделал приглашающий жест. — Животрепещущий вопрос обсуждаем.
В маленькой каптерке на лавках и стульях вокруг голого стола сидели четыре человека. Хотя ни стаканов, ни фляжек нигде не было, Сашин нос уловил запах паров спирта. Понятно, чем они тут занимались. Ну дело их, он отнюдь не ханжа. Если кто-то и был пьян, то не сильно, а нервное напряжение как-то надо стравливать.
— Признавайся, Санек, — посмотрел на него доверительным взглядом Дэн. — С «черными» когда-нибудь проблемы были?
— Нет. Русские гопники дубасили пару раз, а эти нет.
Данилов присел на краешек лавки.
— Так именно поэтому ты жив, чудак-человек, — вступил в разговор Гена Касаткин, нагловатый парень с замашками участника КВН, который, похоже, принял на грудь больше других, — Наши, они тебя по-братски колотили. А те бы сразу секир-башка сделали.
— Да они могли не только забрать мобилу у какого-нибудь ботаника, — Дэн, как и его сосед по лавке были здорово распалены спором, — Могли поиграться с любой девушкой, а потом ей камнем голову пробить. Объяснили бы, что нарушила их национально-культурные традиции и казнена по заветам пророка. В худшем случае их подержали бы год-два в психушке. И то вряд ли. Скорее сказали бы: «Ай-ай-ай. Нехорошо!» и отпустили бы к назад. В горы.
— У нас было на всю роту четыре чечена, так они знаете, чё вытворяли? — продолжал Касаткин. — С ними даже офицеры боялись связываться. Потом из их республики даже призывать перестали. За особый вклад.
— Так что, вы им все носки стирали? — с ехидцей в голосе переспросил Дэн.
— Да ну, лично я не стирал, — возразил молодой. — Они же тоже не дураки, на тех, кто мог ответить, не лезли.
— Так почему не вступались за тех, кто не мог? — снисходительная усмешка на лице сурвайвера стала презрительной.
— Лохов что ли защищать? — Касаткин удивленно уставился на него. — Я им в няньки не нанимался. Кто позволяет себя дрючить, того надо дрючить. Закон природы.
— Шакалов это закон, а не природы, — мрачно ответил Дэн. — Вот в нашем подъезде жили азеры. Небогатые. Растили что-то вроде баклажанов. Сами растили, не перекупали. Старый мужик был, лет шестидесяти. Фарид, по-моему, его звали. Было у него пятеро сыновей. Так они сначала старшему машину покупали — вскладчину. Не только он, но и все дядья и другие родичи деньги давали, причем не в долг. Потом следующему. И так до самого младшего. Машины, кстати, одинаковые. Потом этот Фарид отправился к Аллаху, к тому времени у его брата подросли сыновья. Так вот теперь уже эти пятеро давали деньги, откладывали от заработка, чтоб каждому из тех двоюродных «Ладу-приору» купить. И дядья давали, и весь кагал. Потому что так заведено.
— Кагал это у евреев, — возразил Петрович.
— Какая разница? Я же про взаимовыручку. Сам погибай, а товарища выручай. А у нас… Готовы были только подножку подставить, лучший кусок вырвать… Если они — волки, то мы были стадо свиней. Так что дело не в том, что есть плохие «чурки» и чистые как снег русские. Дерьма хватало везде. Просто, у нас, если ты дерьмо, выплывать будешь сам. А у них за тебя будет стоять клан. И для них будет на первом месте, что ты свой, даже если мразь. А чужак, каким бы хорошим парнем ни был, будет, прежде всего, чужак.
Александр слушал его внимательно и кивал. Ему хотелось вставить реплику, но что он мог сказать им, чтоб не наскучить своим нудным менторским тоном?
Может то, что с точки зрения науки этносоциологии дело не в нациях, и даже не в людях, а в системе их взаимодействий. И даже не в том, что соприкасались народы с совершенно разным укладом и уровнем развития, а в том, что скорость их перемещения и перемешивания стала такой, что закат Римской империи, затянувшийся на века, в современном мире занял бы не больше десяти лет. Кто-то мог бы пожелать новому Вавилону поскорее пасть под ударами варваров. Но тогда вместе с городом грехов исчезло бы многое из того, что составляет фундамент цивилизации. В каком бы положении ни был Запад в начале 21 века, наука, техника и большая часть культуры создана именно там, а не в афганском кишлаке.
