А дальше я попытаюсь передать всё дословно, насколько это помню.
— Я вижу Мишу, — заорал очень злобно Тобиас, с отборным матом он продолжил, видимо отследив своего сына — ты, что Иосиф, сука, ему приказал, урод?
Тобиас в шлеме видел передвижение отряда своего сына и догадался, что тот собирается сделать, хотя тут не нужно было догадываться, так как вариант был только один.
— Я не давал ему команд, — спокойно ответил Иосиф, смирившись с поражением, — у него связь только с Максимом.
— Выведи меня на сына, слышишь, он же сейчас подорвёт себя.
План Михали заключался в следующем: Миша понял, что его отец сейчас умрёт, а чуть позже и вся наша армия, я быстро перенаправил несколько дронов туда, где мог бы его увидеть и действительно: он и те наши солдаты, что уже были внутри Москвы минировали укрепления, попутно отстреливаясь от окружающих их европейцев, всего лишь пятьдесят человек, почти пятьсот тысяч парализованы в нескольких километрах от них, и было понятно почему ему придётся подорвать себя, потому что времени чтобы отойти у него больше не будет.
Грубо говоря, мы допустили ошибку минируя дома в самой Москве, количество взрывчатки и времени было ограничено, поэтому мы выбрали кольцо условное кольцо в глубине города, а европейцы, прямо как когда-то ЦРР в Новосибирске предусмотрели оборону по более широкому кольцу, не сразу конечно, но такой план ими был продуман задолго до нашей атаки, и, следовательно, реализован в день атаки.
Видимо Миша догадался о нашем провале, и он с остальным разведчиками и сапёрами стал минировать там, где застрял Тобиас, успеть подорвать хотя бы пару домов, чтобы создать брешь в обороне и дать нам войти в город. Честно сказать, я не могу до сих пор разгадать как ему удалось сделать хотя бы это.
Иосиф говорил мне, чтобы я отозвал Мишу, но он не слушал и продолжал делать своё дело, я честно сорвал свою глотку, то в мольбах этого парня, то в угрозах, но через считанные мгновения вокруг прозвучал гром, а пыль, грязь, обломки чего-то подлетели в воздух, это был наш шанс войти в город, шанс о котором европейцы не подумали. Ведь не учли способность жертвовать собой ради всех.
Они наконец-то стали оставлять некоторые защитные пункты, через которые наши и ворвались в город, Тобиас был среди тех ворвавшихся, но всё что он мог сказать тогда в микрофон — это нечеловеческий вой, полный злобы, ненависти, отчаяния, он только что потерял сына, когда-то потерял жену. Некогда было обдумывать тот подвиг, что сделали наши разведчики вместе с сапёрами, отдав свои жизни и накрыв себя обломками домов.
В этом облаке пыли и наших дымовых гранат, наползшем на некоторые районы Москвы нас, уже было не победить, да и действовали мы из тыла, за считанные часы мы заполнили город трупами.
Пыль стала потихоньку оседать, а вот звук стрельбы не становился тише ни на каплю, Тобиас орал, чтобы ему доложили про Войтова, где он и кто его схватит, при этом Иосиф отдал приказ забрать тела всех, кто подорвал здания в районе тех укреплений, которые мы не могли преодолеть.
В это же время я и столкнулся с Тобиасом, который бегал без шлема, оставив себе только микрофон и наушник, кто-то очертил выстрелами линию перед его ногами, мы подняли головы и увидели там того, кого так искал Тобиас.
Лицо Войтова не выражало ничего, он просто стал целиться снова, я мысленно согласился с тем, что слышал про него, что у него выражение лица тупого человека, ярко-голубые глаза и ненормально красное, почти бордовое лицо, которое особенно выделяется на фоне этих глаз и волос светло-русого цвета. Тобиас выпустил очередь в ответ и побежал за ним в здание, Войтов в это время сорвался с места, но побежал не вниз, а как потом оказалось в вверх, я же начал преследовать своего друга, но никак не успевал за ним, не знаю откуда у него столько сил, я так быстро бегать уже не мог, не хватало дыхания, да и под весом оружия на мне, очень быстро заболели колени.
Не выходя полностью на крышу, я уже видел, как Тобиас, может реально, а может мне показалось дрожит, направляя автомат перед собой, осторожно и я взял своё оружие в положение готовое для стрельбы, дальше стал изучать происходящее через прицел. Медленно сдвигаясь в сторону и поднявшись ещё на пару ступеней, я заметил, как в метрах десяти от моего товарища в такой же позе замер Войтов, держа Тобиаса на мушке.
Выстрелы внизу будто утихли, я понимал, что у нас преимущество над нашим единственным на данную секунду врагом, и выстрелить мне гораздо удобнее и безопаснее, ведь я могу спокойно прицелиться, но вряд ли Тобиас простит мне это.
Не зная, что делать в эти секунды, я всё же принял решение: прицелился и сделал выстрел, пусть он обижается потом, но, если можно не рисковать — я не буду рисковать.
Пуля снесла значительную часть головы Войтова, он рухнул на землю и во время падения его изрешетил ещё и Тобиас. Неужели это всё, конец войны, что для армии в целом, что для нас лично?
Я стал подниматься на крышу дальше, но оказалось, что полковник ЕА был не один, просто его подстраховка сработала чуть позже, ведь не успел я выйти из чердака полностью, как грудь Тобиаса продырявило несколько пуль, я рефлекторно упал на землю, а потом пополз за другом, схватив его за шиворот затащил в укрытие.
Я не мог понять, в сознании он или нет, взял его на руки словно ребёнка и пошёл в низ так быстро как получалось.
«Нашли, Мишу, ты слышишь, Тобиас». - кричал Иосиф в мой наушник, да и в наушник Тобиаса тоже, — «Он в плохом состоянии и большие раны, но пульс есть, я уже дал приказ, чтобы подали электричество, сейчас спасём сынка».
Электричество было нужно для специального устройства, которое заставляло клетки копироваться намного быстрее, следовательно и заживлять раны, конечно же нам такое дали китайцы, но оно потребляло чудовищно много энергии. Отрубить-то атомные станции не было такой уж проблемой для наших инженеров, а вот включить их обратно требовало времени.
Я побежал вниз, с каждой минутой затихали автоматы, а на улицах всё больше вели пленных, дедов с седыми бородами, да и вообще, как правило люди были старше меня, за двадцать шесть лет почти не выучившие русский, судя по их говору. Некоторые были жалкими, а кто-то ещё пытался делать устрашающий вид крича и огрызаясь на нас, но я спешил, спешил отдав Тобиаса медикам, туда где сейчас должен быть Миша.
Он уже лежал в грузовике, а какая-то девушка направляла прибор на огромную рану в его животе, он тяжело дышал, но был в сознании, черноглазый, черноволосый, высокий и здоровый как Иосиф, ещё вчера полный сил и жизни парень, сейчас переломанными ногами и руками пытался не отдать душу.
— Мы победили, Миша, и если бы не ты, то не знаю, что было бы. — сказал я тому, кто вряд ли меня слышал, но мало ли.
В следующую секунду загудел прибор для копирования клеток, а через пыль и туман свой свет направили фонари, загоревшиеся посреди дня, действительно, рана на его животе стала постепенно уменьшаться, но тут девушка, которая держала белую штуку, похожую на душевой шланг убрала палец с кнопки, в прицепе грузовика бушевала тишина.
— Что такое? — Спросил её я.
Она только покачала головой, убрала руку с того места на шее, где обычно ищут пульс. Много времени, чтобы догадаться, почему она больше не следит за пульсом не понадобилось.
Я зачем-то одной рукой схватил себя за лицо так, будто хотел его оторвать, но на самом деле, то ли чтобы не заорать, то ли чтобы не заплакать, повернулся, заглядывая сквозь меня стоял Иосиф и так же ошарашенно смотрел быстро переводя взгляд, я сказал: «И Тобиас». Хоть мне и никто не докладывал о его смерти, мне казалось после таких ранений шансов нет.
Наш главнокомандующий куда-то молча ушёл.
Так закончилась наша война в России.
Но как говорится «Кому война, кому мать родна», так мать — это нам с Иосифом, Россия номинально стала свободным государством, но под протекцией Китая, Иосиф исполнял свои договорённости тем, что отправлял людей в Европу, чтобы строить сооружения по очистке от радиации, конечно же люди при этом сильно страдали сами, но никто не говорил кого именно посылать, поэтому поехали пленники, предатели и всякий вот такой контингент.
