— Расскажите про спутник.
— Спутник «Night Stalker» запущен с мыса Каннаверел уже после ударов, 8 октября, — он действительно будто проповедь читал. — На нем установлена самая мощная электронная оптика, а также многослойная защита от жесткого излучения. Стратосферные облака пепла создают огромные трудности. Его больше всего на высоте 7–15 км, но достаточно много и у поверхности, несмотря на вымывание с дождями в первые дни и снегом сейчас. Не меньше мешают ионосферные возмущения. В ионосфере до сих пор хаос — после того как мы, русские, китайцы, японцы, индусы и пакистанцы взорвали свои бомбы. В основном, из-за наших бомб, конечно. Зато можно сказать с уверенностью, что мы теперь — единственная страна, располагающая орбитальной группировкой. Хотя бы в составе одного спутника.
— Это радует.
— Основная проблема не в сборе информации, а в ее анализе. Чувствительность инфракрасной оптики спутника потенциально позволяет засечь даже отдельного человека на поверхности. Но как идентифицировать цель, учитывая все флюктуации? Это могут быть нагревательные приборы, работающие двигатели, костры, пожары и, наконец, биологические объекты. Это могут быть возмущения в мезосфере. Программа определит профиль цели по температурной карте. Система зафиксирует превышение температуры на поверхности даже на один градус, — с нескрываемой гордостью объявил инженер.
— Роберт, я так понимаю, вы эксперт по ракетам, а не по спутникам, — это было утверждение, а не вопрос.
Брешковиц кивнул и поправил очки на переносице.
— Какое время вам нужно, чтобы запрограммировать ракету? Увы, вам некому помочь, с нашим «оружейником» на прошлой неделе произошел несчастный случай.
— Время подготовки ракеты к запуску — двое суток. Это связано с возросшей сложностью определения маршрута.
— Садитесь за ваше пианино, Роберт, — капитан указал на ЖК-экран, висящий на стене и пульт, — и составляйте программу. У вас двадцать четыре часа. Пейте сколько угодно кофе, глотайте стимулирующие препараты, но в срок уложитесь. Именно столько нам понадобится на заправку и технические процедуры в боевом режиме.
Первой «учебной» целью был город с непроизносимым названием. Кемеровская область, координаты 53° 54' с.ш., 86° 43' в.д., высота над уровнем моря: 1025 футов.
«Устойчивые скопления людей. Комплекс зданий».
Вернее, не город даже, а пепелище, где каким-то чудом уцелели несколько сотен человек. Кто эти люди? Но — кто бы они ни были, Сильверберг им искренне, без лицемерия, сочувствовал.
— Сложный рельеф, — забубнил специалист по ракетам. — Вдобавок, изменился. Последние записи системы GPS за 23-е августа дают одну высоту, а вчерашние измерения со спутника — другую. В некоторых местах расхождения до ста восьмидесяти футов.
— В какую сторону?
— В сторону понижения.
— Хм. Похоже, поверхность просела. Землетрясения. Каверны… Ну и что с того? Думаю, это не помешает вашей птичке. Было бы хуже, если бы земля поднялась, но такое же невозможно.
— После того, что я увидел в моей Калифорнии, я ничему не удивлюсь, — пробормотал инженер.
Командир слышал про разлом Сан-Андреас и судьбу Лос-Анджелеса, и понимал, о чем тот говорит, но предпочел промолчать.
«Ракету стоимостью в миллионы долларов на головы одичавших оборванцев? — размышлял он. — Хотя какие теперь доллары…»
Сильверберг не мог понять, за каким дьяволом они торчат тут, в самой заднице гибнущего мира. У него нет семьи, терять ему нечего, но если бы выдался шанс, он сразу ушел бы на вольные хлеба. Пока шанса не выпадало — опекали его довольно плотно. В составе экипажа было четыре человека, явно агенты ОСБ — объединенной службы безопасности. Если понадобится, он бы смог от них избавиться, но время еще не пришло.
Его подлодка уже выполняла здесь боевые задания. Огайо сожгла атомную электростанцию в Томская область, город Северск. Та давно не функционировала, поэтому настоящего Чернобыля не получилось — только однократный выброс радиоактивных веществ. Уровень заражения Западной Сибири сразу подскочил. Еще сожгли стратегические и продовольственные склады, железнодорожный парк под консервацией… Но прямым и бессмысленным со стратегической точки зрения геноцидом он занимался впервые.
Командир всегда был слишком впечатлительным для подводника, и только врожденный артистизм и живой ум позволяли водить за нос психологов, которые ни за что не позволили бы ему занять этот пост. А вдруг де в решающий момент он возгласит: «Make love, not war!» и выбросит пусковые ключи в океан?
Нет, приступов гуманизма у него не бывало. Просто Сильверберг был художником, а не тупым солдафоном. Он находил в своем деле удовольствие.
Он любил охоту, ходил на лося и кабана, был на африканском сафари в Тунисе… И сейчас он чувствовал похожий азарт. Как на серьезной охоте, появилось ощущение опасности. Хотя в реальности она, конечно, была не больше, чем на сафари с джипами. Глядя на экран, капитан чувствовал исходящую от этих размытых пятен на снимке запредельную ненависть. Попади он сейчас туда, в этот ледяной ад, не задумываясь застрелился бы. Потому что иначе смерть будет долгой и страшной.
Это только в книжках уцелевшие сливаются в экстазе гуманизма. Опыт войн от начала истории говорит: врага надо добивать.
Ну да ладно, незачем думать об этом…
Лучше поразмыслим о более интересном. О том, чего недоговаривал, или попросту не знал господин инженер. Трудно представить, что цель их пребывания в этой дыре заключается в том, чтобы отстреливать отдельных уцелевших или сжигать стратегические склады с ватниками и ушанками.
Он знал про бункеры Урала.
Превышение температуры на один градус, говорите?
Бункер, как бы он ни был замаскирован и как бы глубоко ни был упрятан, должен давать тепловое излучение. Особенно если это подземный город с ядерным реактором.
Вот для чего понадобились и спутник, и доработка ракет… Coup de grace.
В этом было нечто символичное. Сильверберг нанес первый удар, ему, возможно, предстоит нанести и заключительный.
Конечно, он мог ошибаться, и его роль ограничится испытанием ракеты, а где-то на базе ждет своего часа звено ракетных крейсеров «Тикондерога». Или эскадра эсминцев. Или подлодка класса «Лос-Анджелес». Но капитан Сильверберг надеялся на лучшее.
И первый же приказ, пришедший после рапорта об успешном окончании учений, заставил его довольно потереть руки.
Обская губа. 800-километровый залив, в побережье Северной Евразии. Дойдя до его южного окончания, можно забраться в самое сердце Урала. А оттуда цели реально добить и простыми Томагавками. С ядерными зарядами, естественно.
— Ботаник, подъем, — кто-то толкнул его в плечо. — Эй, Иуда, мать твою, а ну вставай.
Прозвище прилипло накрепко.
Данилов с трудом продрал склеившиеся веки. В воздухе было слишком много сажи, и во время сна слезные железы работали вовсю. Сажа была всюду, и тот, кто входил, не вытерев тщательно ноги, получал хороших люлей.
— Что такое?
— Пора на пост. Отрабатывать казенный харч. Забыл, что ли?
Александр проморгался и увидел над собой бритую голову Николаева. Пришлось подчиниться, как бы ни хотелось бы покемарить еще пару часов.
Он поднялся. Здесь можно было помыться, но вот спать раздетым и на простынях в этом краю всепроникающей сажи было нереально.
Напарники уже собрались. Илья и парень Сашиного возраста, невысокий, кривоногий и кудрявый. Ни дать, ни взять — херувимчик. Имени его Данилов не помнил, но знал, что раньше тот был сборщиком тележек. Он и сейчас занимал самое низкое положение в табели о рангах у «оптимистов». Но это не мешало ему с удовольствием охаживать рабов обрезком шланга.
— Как там погодка? — спросил Александр.
— Как на экваторе, — ответил Илья. — Марсианском, епта.
Данилов закашлялся и почти минуту не мог остановиться.
— Ботаник, ты чего перхаешь? Ты что, блин? — посыпались вопросы со всех сторон.
Жизнь в тесном помещении и слабый от лучевой болезни иммунитет приучили их панически бояться инфекций.
— Все нормально. Ноги вчера сильно замерзли на раскопках… Сейчас, только сожру леденцов от кашля.
— Я тебе щас дам пиндецов от кашля, — фыркнул Николаев. — Симулянт. Ниче, посидишь на холодке, все микробы сдохнут.
Он думал, что Саша хочет отвертеться от караульной службы.
— Значит так, орлы. Пойдете на самый север. Там вчера крутились какие-то черти. Если оборзеют и полезут, пугните их, этого хватит.
Они вышли из спящей жилой зоны и прошли по коридору до оружейной. Кто-то очень умный (Мясник, наверняка) приказал, чтобы в помещении на руках ни у кого, кроме старших, не было даже пистолета.
Вооружились. У тележника оказался позорный ИЖак, а Физрук мог похвастаться винтовкой незнакомой Саше модели, чему последний немного завидовал.