Ханна расстегнула куртку и подняла лицо к солнцу.
— Возможно, зима наконец подходит к концу.
— Вряд ли. — Он прищурился и посмотрел на небо. — Разве сейчас уже март?
— Первое число, — ответила она.
— Ты помнишь. Большинство людей уже потеряли счет дням.
— Я отслеживала дни в подвале, — тихо сказала Ханна. — Рисовала линии на стене. Более пятнадцати сотен. Каждый день для меня был битвой, которую я выиграла. Это имело значение. Я знала, что раз продержалась так долго, то могу преодолеть еще одну отметку. Я всегда могу прожить еще один день.
Как он жаждал обнять ее, сделать все возможное, чтобы облегчить боль, которую она несла, успокоить преследующие воспоминания.
Лиам немного знал об этом. Некоторые раны никогда не заживают, не полностью. Существовали способы сдержать боль, поместить ее в коробку. Не только жить со шрамами, но и примириться с ними. Найти покой. Он начинал верить, что это возможно.
— Я справилась, — проговорила Ханна. — И теперь мы сделали это. Мы преодолели столько. Это уже здорово.
Да, но это не означало, что он мог расслабиться. Ни на день, ни на минуту. Они уже потеряли больше, чем могут потерять два человека.
За воротами таились враги. Одни известные, другие нет.
Розамонд мертва. Ноа мертв. Ополчение потерпело поражение.
Но Саттер сбежал. Он все еще оставался где-то на свободе, и его знание о существовании «Винтер Хейвен» представляло явную и настоящую опасность.
Ополчение Саттера не шло ни в какое сравнение с крупными организованными бандами, вооруженными оружием военного образца, которые бродили по Среднему Западу. Фолл-Крик находился в тридцати минутах езды от границы между Индианой и Мичиганом. Если штаты начнут стычки за ресурсы, окажутся ли они на линии огня?
Они не готовы к чему-то подобному. У них просто не хватит людей, чтобы защитить это место.
Лиам боялся, что любых их действий будет мало.
— То, что ополченцев больше нет, не значит, что мы в безопасности.
— Мы никогда не будем в безопасности. Безопасности не существует. Ни после краха, ни до. Ты делаешь лучшее, что можешь, и живешь жизнью, которую дал тебе Бог.
— Ты говоришь, как Бишоп, — язвительно заметил Лиам.
Она озорно ухмыльнулась.
— Наш пастор влияет на всех.
— Так и есть.
— Ты все еще обеспокоен, — сказала Ханна, прочитав его мысли
— Я всегда буду беспокоиться.
— Лучше и не скажешь, — проворчала она, а затем посерьезнела. — Посмотри вокруг. Посмотрите, чего мы достигли. Как далеко мы продвинулись. Дай нам шесть месяцев. Год. Представь, что мы можем сделать.
— В тебе столько уверенности.
— Я прекрасно знаю людей, в которых верю.
— А если этого недостаточно?
Она выпятила подбородок, ее зеленые глаза сверкнули знакомой решимостью.
— Мы сделаем, чтобы стало достаточно.
Когда солнце скрылось за деревьями, дети пошли в дом, чтобы поиграть в карточную игру с Молли, а Призрак рысью побежал за ними, разбрасывая повсюду снег.
Лиам и Ханна остались снаружи. У Лиама оставалось еще несколько минут до дежурства. Он хотел провести с Ханной каждую минуту.
Они вместе смотрели на темнеющую ночь. Деревья стояли молчаливые и высокие, как часовые, а за ними блестела замерзшая река.
Он чувствовал присутствие Ханны рядом с собой, теплое и твердое, излучающее спокойствие, мир. Одно ее присутствие успокаивало его израненную душу.
Ради этого он и сражался. Это стоило того.
Он прочистил горло.
— Думал, это я спасаю тебя.
Она подняла на него глаза.
— Там, в лесу, в хижине.
Она одарила его язвительной улыбкой, ее губы изогнулись так, как он любил.
— Но без тебя меня бы здесь не было. У меня не появилось бы… всего этого. — Он широко раскинул руки, внезапно не в силах объяснить эмоции, сгустившиеся в его горле.
Эти люди, это место. Ханна. У Лиама не хватало слов, чтобы объяснить, как она нашла путь в его холодное, мертвое сердце. Как она вернула его к жизни.
После смерти Джессы и Линкольна он думал, что больше никогда не захочет ничего и никого. Он думал, что не заслуживает этого. Теперь он хотел всего этого. Ханну. Ее детей. Призрака. Дружбы Квинн, Молли и Бишопа. Дом, который он мог бы назвать своим. Непростая, болезненная красота полноценной жизни.
Ханна подошла ближе, ее зеленые глаза сияли.
— Люди спасают друг друга, Лиам. Мы спасли друг друга.
Они стояли с поднятыми лицами, выдыхая бледный воздух, который поднимался и исчезал в темноте. Верхушки деревьев таяли в черном небе и медленно исчезали, пока не стало видно горизонта — только ночь, только небо, только чернота, усыпанная невероятно яркими звездами. Вся Вселенная горела звездным светом.
Лиам не был поэтом или религиозным человеком, не склонен к сентиментальности. И все же он чувствовал, как его грудь расширяется от благодарности, как его наполняет чувство удивления. Этому миру, этой ночи. К ней, женщине рядом с ним.
— Ты теперь здесь свой, — сказала она. — Фолл-Крик и твой тоже.
Он колебался, не зная, что сказать.
— Если ты этого хочешь.
Ханна прикусила нижнюю губу.
— Хочу.
— Тогда я останусь.
Она улыбнулась.
— Хорошо.
Ему потребовались все силы, чтобы не заключить ее в свои объятия прямо сейчас. Он сопротивлялся желанию приподнять ее подбородок и поцеловать Ханну как следует.
Что-то его удержало.
Придет время, и он скажет то, что нужно сказать, озвучит свои намерения. Но для этого нужно выбрать подходящий момент и сделать все правильно. Сегодня еще рано.
Ее муж умер всего несколько дней назад. Она едва не потеряла сына. Не говоря уже о том, что ей пришлось убить похитителя и наблюдать, как его мать-социопатка умирает у нее на глазах.
Какое бы решение ни приняла Ханна, он не хотел, чтобы оно становилось реакцией на травму или горе. Он хотел, чтобы это решение имело под собой реальную основу.
Ей нужно исцелиться. На это требовалось время.
Лиам даст Ханне время.
Она смотрела на него в темноте, искала его лицо, его глаза.
— У меня есть для тебя работа.
— Говори.
— Твой племянник, — тихо сказала Ханна. — Ты не успокоишься, пока его не найдешь. Найди родителей Джессы. Если они согласятся, привези их в Фолл-Крик. Верни остальных членов своей семьи домой.
Глава 69
Саттер
День семидесятый
Маттиас Саттер продвигался вперед, с АК-47 в руке, полз по слякотному снегу и гнилым листьям на животе и локтях, пока не достиг гребня холма.
Рычание двигателей привлекло его внимание — больше механических звуков, чем он слышал одновременно за три месяца.
Он находился где-то к северу от Гранд-Рапидс. Ему потребовалось пятнадцать дней, чтобы проехать сто миль на мотоцикле «Сузуки Квадраннер» 1982 года, который он украл у Розамонд. Конечно, ему пришлось почти неделю провести в норе, чтобы оправиться от ран и принять антибиотики.
Это потребовало времени. И еще несколько пуль.
К счастью, огнестрельное ранение, которое он получил, оказалось сквозным. Пуля пробила жир и мышцы его левой стороны ниже ребер и вышла с минимальными повреждениями, хотя было чертовски больно.
Держа между собой и целью тонкий подлесок, Саттер опустил винтовку и прислонил ее к корню близлежащего дуба, снял прицел и посмотрел вниз по склону.
Около двадцати пяти мотоциклов стояли на большой поляне в ста ярдах от дороги. Еще двадцать старых грузовиков, джипов и квадроциклов расположились кругом на поляне. К нескольким машинам были прикреплены десятки кемперов.
Дым клубился от костра в центре поляны. На столе, покрытом брезентом, лежали обработанные останки зарезанного оленя. Остальная часть оленя жарилась на костре.
Десятки мужчин и женщин собрались вокруг места приготовления пищи. Они были одеты в обычную одежду — джинсы и брюки-карго, кожаные куртки и пальто, но все хорошо вооружены. Детей среди них не было видно.
