Топор бежал по лесу. Не обращая внимания на клубившуюся тут и там Муть. Срывая целые каскады мокрого снега и ледяной воды, оставляя после себя медленно тающий пар от перегретой кожи.
Он бежал на Зов Орла.
В его роду, начиная от прадеда, все были следопытами. Прадед родил троих сыновей, которые были охотниками, знатными стрелками. Все трое попали под Муть, выжил лишь его дед. И потом в его роду все мальчики затем становились охотниками, которые слышали Зов Тотема.
Множество братьев Топора, двоюродных и родных, все оказались отличными охотниками и воинами. Двое были теперь Боевыми Орлятами — бойцами личной стражи Князя. И они слышали Зов не хуже Топора.
И вот теперь, откуда-то с Северного Парка, снова слышался тот самый зов. И Топор бежал по лесу обратно, потому как крик этот мог означать только одно: Орлы бьются против врага, и им нужна помощь.
Солнце уже прошло зенит, когда сержант наконец добрался до места Зова.
Он сначала почувствовал запах гари, затем услышал запах крови. И только потом, уже прокрадываясь к хорошо известному ему месту, откуда он не так давно сбежал, Топор понял: опоздал.
Старая многоярусная стоянка была уничтожена. Верхние этажи отсутствовали напрочь, нижние проломлены во многих местах. Из проемов окон всё ещё поднимался дым, но Топор смотрел не туда, а на поле перед развалинами.
Зелёная поляна перед Северным парком была полностью покрыта телами. Изрубленные, пробитые копьями, обнявшиеся в последнем рывке ненависти со своими врагами.
Враги? Это не Пчёлы!
Медвежьи коричневые и кабаньи полосатые шкуры, тут и там залитые кровью, пробитые молодецкими ударами насквозь. В красном свете заката — красная кровь казалась бледной. Земля жадно впитывала её, не оставляя ни капли на поверхности.
Поле было мертво. Победители сняли с побеждённых всё ценное, всё оружие, все доспехи. И оставили павших орлов непогребёнными — ведь Муть всё равно заберёт своё, падальщикам ничего и так не достанется. И Топор сейчас как раз походил больше на грифа, чем на человека. В своей изодранной, потемневшей от грязи и гари одежде. Он одиноко бродил до самой темноты, наклоняясь к телам и пытаясь найти хоть кого-то живого. Или хотя бы опознать родню…
Удача улыбнулась ему с последним лучом умирающего солнца. Сержант услышал стон, раздавшийся из-под целой груды тел на входе в подвал. Растащив верхние тела, смердеющие медвежьим салом, он добрался до пожилого воина в чёрном, пробитом в десятке мест, латном доспехе. Его шлем-армэ был погнут, гребень — срублен несколькими ударами.
— Воин… Не вижу тебя… Назовись, — его глаза были сомкнуты веками, залитые запёкшейся кровью.
— Сержант роты охраны крепости Мясуха, Топор из рода Барановых!
— Ты с подмогой? Впрочем, это уже неважно… Передай, мы бились до последнего воина… Передай, что на нас напал… княжич Мирон Бероев…
Старый воевода приподнялся, с трудом поднял свой меч и прохрипел в небо:
— За Ворона! За Орла! Эррау!
После чего мягко опустился на землю и испустил дух.
Топор закрыл глаза воеводе Чернову-Кобылину, снял с его шлема наполовину отрубленное черное перо… И затем до самой темноты таскал тела соратников к большому погребальному костру.
И вот, когда в глубоком мраке ночи, уложенные на хвою и обложенные ветками, вспыхнули они, унося свои души дымом к звёздному небу, Топор с размаху бросил в ревущее пламя сотню разноцветных перьев и крикнул:
— Пусть Великий Орёл примет вас в свой Род! Я отомщу! Клянусь своим сердцем и своей душой! Эррау! — И откуда-то сверху пробасил в ответ далёкий отзвук грома…
Глава 5. Общая стоянка
Ближняя Муть — район примерно между МКАДот и Садовым Кольцом, а также — огромная территория Северного Следа. Весной и летом в ней образуются глубокие пространства, свободные от Мути. Ближняя Муть внутри кольцевой дороги — главный источник Зёрен Силы. Известно одно крупное поселение мутов — Рой. Говорят, в Ближней Мути имеются несколько полулегендарных поселений Изгоев, про которые почти ничего в действительности не известно.
(Энциклопедия Ядерной Эры. Издание 3-е, дополненное. Святоч, 38-й год Я.Э., типография Патриархии СПД).
Мы шли по тёмным тоннелям московского метро. Заброшенным, заваленным всяким мусором и промёрзшими полувековой стужей. Идти было нелегко. Иногда вода достигала почти потолка, и тогда мы раз за разом ползли по тёмному грязному льду, радуясь студёному сквозняку.
Пару раз мы выходили на поверхность. Ну, как “на поверхность” — тоннели метро здесь были неглубокие и частично обрушившиеся плиты улиц открывали нам доступ к небу. Колонны тут и там обвалились и сильно затрудняли продвижение. Видимо, это раньше были станции метро, с которых взрывы и пожары сорвали крыши и перекрытия. Их развалины огромными грудами топорщились у стен тоннелей. Тогда мы снова и снова искали проход в следующий участок метро, иногда буквально выкапывая лазы.
Что бы опять ползти по промерзшей воде почти под самым потолком.
Однажды, когда мы вот так проползали очередной ледяной нарост, княжна испуганно вскрикнула, отпрянула назад:
— Там… Там!
Она показала пальцем вниз, и я посветил туда фонариком. На меня смотрело лицо молодой девушки. Оно было умиротворённым и спокойным, словно девушка прилегла уснуть на пару минут и вот сейчас откроет глаза и проснётся. Но, это только казалось, потому что между нами и ней был толстый и почти прозрачный слой льда.
— Она, должно быть, вморожена в этот лёд с того дня, когда пришла трёхлетняя зима, — Ворона качнула головой, — там, впереди, таких много ещё. Княжна, не смотри вниз. Двигаемся дальше.
Мы снова поползли вперёд. Но я не стал закрывать глаза. Подо мной был целый поезд метрополитена, навеки вмёрзший в свой маршрут. Десятки людей, от мала до велика, уснувшие вечным сном в тёмной могиле подземного перегона. Я полз над ними, и луч моего фонаря выхватывал из вечного ледника их неподвижные взгляды…
Вы, кто навечно остался в моей памяти, кого ещё вчера ласкало своими лучами весеннее московское солнце. Вы, ради кого цвела эта земля, пели эти птицы… Вы, кто самим своим существованием согревали мир… Я не забуду вас. Вас невозможно забыть.
“Я отомщу за вас, клянусь!”
Ворона обернулась, сверкнула глазами в неверном свете факелов. Я что, опять сказал это вслух? Она задумчиво посмотрела на меня, словно увидела в первый раз. Покачала головой, вытащила из моего рюкзака емкость с водкой. Мы присели там, где лёд закончился и молча, передавая по кругу, добили флягу. Последней, не поморщившись, выпила юная княжна.
И мы пошли дальше. Оставляя позади то страшное ледяное кладбище…
Через пару сотен метров тоннель расширился и мы, поминутно озираясь, осторожно прошли на тёмную станцию.
— “СПАРТА…”, — прочитал я на стене, затем подобрал из кучи мусора остатки буквы “К” и приложил к пустому месту.
— Здесь нам придётся подняться, — сообщила Ворона, тщательно осмотрев следующие тоннели, — Лёд до самого потолка, дальше не пройдём.
Мы вышли под красное вечернее небо. Чтобы тут же упереться в пару ржавых наконечников копий, которые наставили на нас высокие, замотанные в лохмотья по самые уши, люди.
Ворона выхватила меч, мы вытащили стволы. Но девочка как-то спокойно подошла к вооружённым оборванцам и сказала:
— Мир вашему дому. Мы пришли с миром. Проведите нас к огню.
Оборванцы переглянулись, затем один из них качнул навершием копья:
— Уберите оружие, если вы пришли с миром.
Княжна повернулась к нам, уперев кулачки в бока:
— Не бойтесь, нас здесь не тронут.
— Изгои, — фыркнула Ворона пренебрежительно, — Да кто вас боится-то?
Но меч спрятала. Мы, вслед за ней, убрали и свои стволы.
— Тухлый, проводи их к Старшому, — распорядился воин и остался на своём посту. А мы вышли по заиндевелым ступеням к чудом сохранившемуся вестибюлю станции метро.
