Тоня по бескультурью перебивала Мишу, но он только рад был отвечать на её вопросы. «А как мотор работает? А каким образом свинец от радиации спасает? А капсюль почему взрывается?» — И ещё многие другие. Оля не часто слышала такое от подруги, хотя знала ответы на многие, а потому даже немного расстраивалась, но продолжала молча идти, вглядываясь в пересечение неба и щебёнки в поисках 57-го. Уже был полдень, когда они наконец приблизились к нему.
— Вон он, вон! — Тоня радостно воскликнула.
Михаил был прав, можно было не волноваться: 57-ой стоял нетронутым. Удивительно: танк, разработанный ещё в пятидесятых, на ходу, после войны, да ещё и переоборудованный. К нему было припаяно много дополнительных карабинов, стальной ящик, а боевое отделение было увеличено почти на треть, что в ширь, что в длину. Такой большой кармой и несуразным видом он немного напоминал шмеля. Тоже нелепый на вид, с большой попой и очень полезный.
— Орудие рабочее? — Миша отпустил тележку, пойдя рассматривать чудо человеческой мысли.
— Да, дядь Миш, мы пару раз стреляли!
— Фугасными. Нужно было пробить кое-что, — уточнила Оля.
— Хочется увидеть того гения, что создал такое, — Миша открыл машинное отделение, — Даже двигатель не оставил в покое! Я же на механика учился, вроде, что-то да помню из этого… Вам тут и масло нужно и воду менять. Бедный аппарат, ещё пару дней так и он у вас помрёт на ходу.
Михаил схватил первую канистру и направился заправлять баки: — У вас лебёдка хоть есть?
— Нет её у нас, откуда ей взяться? — ответила Оля.
— Плохо. Старым путём не доедем. Легковушки мы, может, раздвинем на этой махине, но «ЗИЛы». Хотя, — он по-отцовски положил руку на корпус 57-го, — Как же я давно не видел рабочей техники, аж душа радуется!
— А что, поломана вся? — вопрошала Тоня.
— Да чего уж там, не вся, конечно. Но та, что на ходу, фонит неимоверно. Пытались вот после активных боёв расчистить завалы, а там снова атака, и снова. Поздно все поняли, что дело это глупое, и много техники побросали.
— А что случилось?
— Ну как же. Ядерный удар. А в округе люди, завалы, спасать всех надо. В исполкоме у нас в Свердловске всегда были все сердобольные, да и волонтёров очень много. Как началось всё, неделю или больше Москву не было слышно, а люди с пригородов, окрестностей бегом завалы расчищать, помогать, в военкомы направились, совершенно забыв об опасностях, что за собой такой взрыв несёт. До этого никто такое оружие в войне не использовал, а взаимопомощь и патриотизм от радиации не спасают, к сожалению. В итоге только хуже сделали. По-человечески, по-людски, но хуже. Держитесь подальше от всяких железок и техники, — он с тоской взглянул на Тоню и направился сгружать остальные канистры в танк.
— Я закончил. Ну, что, мехвод, заводи машину!
Оля обернулась через плечо: — А тележка?
— Ай, потом заберу, у меня их и так с десяток. Поехали уже!
Оля пожала плечами, все забрались в танк.
Пришлось постараться, чтобы двигатель завёлся. Он запыхтел, зарычал и тут же повалили чёрные, густые клубы дыма. Трёхтонный агрегат двинулся неохотно, постепенно набирая скорость. Гусеничные траки давили грунтовую дорогу под собой, раскидывая щебёнку во все стороны. По всему лесу раздавалось гулкое эхо от работающего мотора, предназначенного в своё время для лёгонькой Победы, а сейчас служащему боевой машине, созданной в первую очередь для ведения войны. Высунувшись из рубки, Тоня смотрела вперёд, будто капитан корабля, а Оля хорошо управлялась с рычагами. Даже будучи девушкой, ей не составляло большого труда манипулировать старым, скрипучим механизмом. А вот визор на месте водителя был довольно мал, и сама Оля была не очень высокой, хотя выше Тони, потому всегда подкладывала себе что-то на сиденье, чтобы быть чуть повыше.
Поездка обещала быть недолгой. Спешить неуда. Михаил рассматривал переоборудованную рубку. Снизу прикрытые ящики с десятком сухпаев, какими-то закатками, крупами и бутылками воды. Над ними располагалась широкая доска метра полтора длиной или больше, на которой ночью и спали девочки, укутавшись в спальные мешки. Всё та же старая керосинка, «Света», и ещё всякое по мелочи.
Тем временем компания выехала на шоссе. Можно было не рассчитывать на тихую поездку, но того и не требовалось. В иной ситуации хотелось заткнуть себе уши, но рёв мотора и бренчание железок привносили в очередной день долгожданную живость.
Как и предполагалось, 57-й расталкивал легковушки, как задира младшеклассников. Но вот на КПП, за невозможностью сдвинуть многотонные грузовики, пришлось смести сетчатый забор с колючей проволокой.
Когда трио подъезжало к окраинам, Михаил оживился и стал руководить процессом. Только он знал, какими дорогами можно попасть в часть. Если до этого девчонки смотрели на десятки заросших дворов, то теперь им приходилось пробираться сквозь повалившееся фонарные столбы, деревья и даже объезжать подбитый БТР. А вот жёлтый трамвай, что сошёл с рельс и перевёрнутый троллейбус. Груда металлолома с длиннющими усищами. Фары разбиты, стёкла выбиты, а колёса спущены.
В Свердловске население было около миллиона, но машин на автострадах или в городе меньше, чем могло быть, если так присмотреться. В СССР никогда не было много личного автотранспорта — дорогой и очередь выстоять надо, да и с развитым общественным он был многим попросту не нужен. Двадцатиминутная прогулка была куда лучше, чем лишний раз покупать бензин, спорить с автолюбителями, чинить всё за свой счёт. Но это же статус! Да и если напрячь память, Тоня вспоминала, что папа любил возиться с мотором от Запорожца. Бранился на него часто, но машину любил. Такое дорогое хобби, да и от двух женщин в квартире хороший способ отдохнуть, чего Тоня признавать не хотела. Отец очень её любил, а думать про него сейчас что-то такое было в её понимании непозволительно.
Несколько столовых и магазинов, бывших ларьков: одни с мороженым, другие со свежей, на тот момент, конечно, газетой. Разбитая аптека бежевого цвета, которая, однако, не была разграблена. Это было помещение на углу жилого дома дореволюционных времён. В этом районе они остались, как достояние истории. Десяток штук. А теперь целых так всего тройка, другие превратились в руины. Осиротевшие стекольные рамы напоминали о произошедшей трагедии. На прилавках стояла сотня склянок различного содержимого, благо на большинстве из них остались нетронутые этикетки.
— Нам бы взять чего, — Оля приоткрывала дверь, но Тоня протиснулась вперёд раньше.
— У вас совершенно ничего с собой нет?
— Ничего. Совершенно ни-че-го, — Оля принялась рассматривать первую попавшуюся на глаза склянку.
— Лучше положи на место. Сейчас я вам всё нужное и ненужное сам соберу, — Михаил пошёл за прилавок, где принялся разгребать мусор.
— А это что такое? — Тоня подбежала к нему и показала упаковку таблеток.
— Да тут и названия нет, по виду что-то для живота. Дай-ка посмотрю… Да, жёлтые с полоской, жаль названия не помню. Берите, лишними не будут.
Он отдал блистер Тоне, продолжил копошиться в вещах. Она в свою очередь с важным видом пошла к Оле и вручила ей ещё две упаковки.
— Куда нам столько, мы же не питаться ими собрались.
— Пойду ещё что-нибудь поищу, — Тоня побежала в подсобку.
— Только не пробуй там ничего.
— Сейчас все таблетки съем, моргнуть не успеешь!
— Вот что мне с ней делать? — Оля наблюдала за Мишей, как он открывал шкафчик за шкафчиком, рассматривая остатки содержимого.
— Хе-хе, ничего. Она хоть и ребёнок, но очень умная, — он встал, держась левой рукой за спину, а в другой держа пакет, — Вот же гадство, я же не старик ещё. Так, смотри. Тут бинтов да побольше, широких. Зелёнка, йод, пирамидон, мазь вишневского, те таблетки ты взяла. Вот жаропонижающее, ещё аспирин, нашатырь, обычный спирт, антисептик, ножницы, активированный уголь. Антибиотиков я давать не буду, только хуже себе сделаете. Прививки у вас все нужные имеются, а в случае отравления обильно воду пейте и постельный режим. Вроде всё, держи, пойдём за фармацевтом.
