Вновь зачирикали воробьи где-то на ближайшей яблоне-ранетке. Возможно, совсем скоро, где-то в ветвях появится гнездо, затем в нём яички мраморного или серого цвета, а потом малюсенькие пищащие клювики новорождённых птенчиков затребуют от родителей постоянной заботы и кормёжки. Вся яблоня была покрыта белоснежными цветочками, боровшимися за внимание оставшихся шмелей и бабочек, которые не так давно вылезли из своих сот и куколок, с яркими цветами, грушами и рябинами. Где-то в середине лета, может, ближе к осени, цветочки уступят место маленьким яблочкам, кислым и хрустящим на зубах.
Михаил вышел к девочкам побритым и умывшимся, но мешки под глазами сходить определённо не желали.
— Дядя Миша, чем займёмся?
— Если вы не голодные, то я хотел вам показать кое-что.
— Что?
— Сюрприз.
Оля пробурчала себе под нос: — Любит же он сюрпризы.
За штабом была сколоченная из прочных досок клумба, покрашенная в розовый цвет. Никакого чернозёма, только простая бурая земля. В ней рос один интересный экземпляр. Его окружали цветочки попроще: одуванчики и пара пёстрых ирисов. Не крупный, но очень гордый и сильный кустик, он тянулся к солнцу своими стебельками, раскинув на верхушке цветки из волнистых и острых, алых лепестков, выглядящих, как дикобраз, выпячивающий иглы.
Оля подошла ближе: — Это же гвоздика, да?
— Она самая.
— Красивая выросла.
— Да, очень! — Тоня присела на корточки, с интересом изучая маленькие фейерверки на ножках.
— Я со скуки сколотил, только потом дошло, что семян-то у меня нет никаких. Ни малейшего понятия, как она тут оказалась, в округе ни одной не видел. Может, ветер принёс семечко или птица, но выросла же, — Миша улыбнулся, — Я, наверное, с начала весны сюда не заглядывал, она вот как вымахала.
Оля тоже наклонилась к клумбе, Миша продолжал.
— Символ революции. Символ мужества всего нашего народа, от Калининграда и до Владивостока. Символ наших побед и нашит утрат, нашей любви и нашей скорби. Символ такой тривиальный, но такой всеобъемлющий. Символ советского человека, способного находить прекрасное в самом простом и обыденном, способного каждого признать товарищем, способного не делить народы на худших и лучших, способного погибнуть за свои идеалы, способного, в конце концов, быть Человеком. И знаете, я горд, что не предал эти идеалы, счастлив, что вы меня спасли, рад, что даже в таком мире ещё остались проблески счастья. Простите, что хотел сделать такую глупость.
Оля отвлеклась от гвоздики, взглянула на Михаила. Всё такой же спокойный и уверенный. На первый взгляд — по обыкновению удручённый, но на лице мягкая улыбка. У его ног тёрся Кишка.
— Не извиняйся. И, знаешь что?
— Да?
— Путь, что пройден всеми нами…
Тоня обернулась, алый галстук приковал взгляд всей компании: — Пройден совершенно не зря. Мы все устали, ждём спасенья.
Быть может, ангел или врач -
Найдётся, кто прервёт мученья
И остановит детский плач.
Но мы остались одиноки
В голодном мире нас — рабов.
Нам жизнь диктуют войн заскоки,
Что поощряют маньяков.
Убей того, купи другое!
Тебе не нужен друг и брат.
Такое время — непростое.
Не дрейфь, надень-ка коловрат!
Запомни: он другой, он хуже.
Коллега, он нас не поймёт!
И ходит тупо, неуклюже,
А рожа — голубя помёт.
Ты посмотри, да он же нищий,
Да он не ровня нам двоим!
Ударь, зарежь, стреляй — он лишний.
Мы за ценой не постоим?
Нам врут, играют с дураками.
Нам лгут о смысле песен, строк.
Скажи: — «Давай, товарищ, с нами!»
Ну а слышишь: — «Не дай Бог!
Ты превратишь меня в невежу,
Из шеи вырвешь позвонок!
Вдруг за станком разок опешу -
Отправлюсь сразу в воронок!»
— «С чего бы вдруг, да почему же?»
— «Со слов богемы понял я!»
— «Со слов того, кто предаст в стужу?»
— «Тебе откуда знать, свинья?!»
А каждый третий — самый лучший.
Он не посмотрит на других,
Услышит гром орудий жгучий:
— «Бегу к спасенью напрямик!»
Когда споткнётся, обопрётся
О человека ниже плеч —
Второй не стерпит сумасбродства,
Попросит лишь войну пресечь.
Но лучший стукнет, встанет ровно:
— «Не смей указывать ты мне!
Ты жирный, страшный. Тошнотворно.
Да я б таких подвёл к стене!
Ты слаб! Трусливый, недостойный -
Взгляни на дрожь, на свой кадык!»
— «Как лицемерно, уважаемый,
Вам в жизни главное — ярлык!
Эх, наплевать, все хотят счастья
Себе! Другому — никогда.
Помочь, не привлекав вниманья –
Ну что за глупость и брехня?
Немногие способны к жизни,
К взаимопомощи, к семье.
Но если смыслы бескорыстны,
Не пропадёшь ты в небытие.
