- Всё закончили, ждём. Я в спортзал иду, к гражданским.
- О! Десертик! Я сейчас тоже буду, ответил Иваненко. Всё это время он был на дальней стоянке в своём Лэнд Ровере, «смотрел мультики» под лёгкой дозой спека. Новенькая дорогая иномарка подъехала к спортзалу, пошатываясь, из неё вылез генерал с бутылкой виски в руках. Отхлебнув с горла бутылки ввалился в спортзал. Там на расстеленных на полу матрацах сидели женщины и дети разного возраста, всего человек двадцать, трое пацанов от десять до тринадцати лет и двенадцатилетняя Любушка, белокурый зеленоглазый ангел, дочка начальника кинологической службы, возле неё сидел пухлый мопс с грустными глазами. Ратушный с тремя солдатами стояли у входа внутри спортзала и о чем-то не громко разговаривали. Генерал вошел в зал обвел пьяным взглядом женщин, поднял правую руку, с бутылкой, зажатой в ладони, указательным пальцем показал на девчушку и сказал Ратушному:
- Её, если обратится. Да даже если не обратится, похуй!
- Но если не обратится, то…. Попытался что-то сказать Ратушный, но Иваненко оборвал его.
- Ты стал хуёво слышать? Или у тебя мораль с совестью мозг захватили? Выговор тебе Башня, с тебя почка, одно яйцо и три литра крови. Усёк? Не вякай, довякаешся когда ни будь, я тебя на запчасти разберу, за тебя хорошо заплатят, ты у нас прокачанный, горстями жемчуг жрешь и две белки, или три? Иваненко икнув, поднес бутылку ко рту и отхлебнул добрый глоток вискаря.
- Две. Процедил Башня.
- Третья когда, через год? Верно?
- Верно. Сквозь зубы, уже тихо зверея ответил Ратушный.
- Вот и выполняй. А будешь хуёвничать или моралиста из себя лепить я вместо неё тебя выебу. Как будет готово позовёшь. Генерал нетвёрдой походкой вышел на улицу, завалился на заднее сиденье, активировал планшет и продолжил смотреть какой-то фильм попивая янтарную жидкость из красивой, резной бутылки.
- Мразь…. Прошипел ему в след Башня, до бела сжав кулаки.
- Шэф брат, успакойся притармази да, сказал с грузинским акцентом один из бойцов, положив руку на плечо Башни. Улэй эго накажэт, мамой клянусь!
- Знал бы я тогда, когда выбирались… Сам бы эту гниду грохнул бы. Филин, если девчонка не переродится… Бузани её спеком, а потом хлопьями, пусть лучше уйдет под кайфом, чем этот ублюдок ей воспользуется.
- Эсть. Ответил кавказец, с силой потянул воздух носом и громко выдохнул.
Ратушный подошел к женщинам, присел на корточки и начал говорить:
- Дамы, слушаем меня внимательно, сейчас мои люди наденут вам и детям на руки и на ноги вот такие браслеты. Он показал что-то вроде кандалов, только ремешки из толстой брезентовой ткани, соединенных между собой тремя звеньями цепи и застегивающихся на манер собачьего ошейника, скорее всего в прошлом им и являясь. Застегнутыми вы будете до утра, пока не пройдёт отравление. Если кому-то надо, сходите в туалет сейчас, потом нельзя будет. А в идеале постарайтесь просто уснуть. Три женщины и один из мальчиков спросили разрешения пройтись по нужде, Башня дал добро и заодно сказал своим бойцам, чтоб остальных начинали паковать. Вся процедура заняла пятнадцать минут.
-Так ребята, я и Филин отбиваемся на три часа, раньше будить только в том случае, если сами не справляетесь. Если девчонка обратится, знаете, что делать, не первый раз. Сказал Башня и пошел через весь спортзал спать в раздевалку, где уже на полу были расстелены матрацы.
- Когда уже это мразёвство кончится… на выдохе сказал один из бойцов.
- Когда этот кощей-педераст-бессмертный ласты склеит. Произнёс себе под нос рядом с ним стоящий боец.
***
После того как меня привязали к койке, хоть и не совсем удобно, но мне удалось покемарить. Я всё-таки намучался и устал от разбора и погрузки медчасти, да и похмелье давало о себе знать. Проснулся я от криков:
- Первый кубрик, первый ряд зараженный! И следом, второй кубрик первый и второй ряд! Я не понимал, что там происходит, пока мой сосед по кровати не открыл глаза. Даже в свете фонаря было видно, что в этих глазах ничего человеческого не было. Это были не глаза, коих я по роду профессии повидал не мало, это были белёсые буркала с желтыми прожилками, и серо-мутным зрачком, глаза голодного хищника, даже не хищника, а какой-то твари из детских кошмаров. Пару секунд он смотрел на меня, затем что-то сообразил и начал утробно урчать, клацать челюстью, попутно дергаясь, чтобы освободиться от пут. Но дергался он не осознано, а чисто рефлекторно, как будто не понимал, что примотан к кровати, просто тянулся ко мне зубами дергался и всё. По началу было жутко, но когда я понял, что мне особо ничего не угрожает, я крикнул:
- Третий кубрик, третий ряд, зараженный! В кубрик вбежал солдат с мощным диодным фонарём, пробежав лучом света по ряду коек он вычисли откуда кричат и подошел к нам. Положив фонарь на койку так, чтоб тот светил на лицо больного солдата. Зараженный увидел новое действующее лицо, повернул голову уже к нему, не переставая противно урчать. Боец на безопасном расстоянии поднес левую руку ко рту зараженного солдата и поднял её вверх.Зараженный рефлекторно потянулся за ней запрокидывая голову назад обнажая тем самым шею и отвлекаясь от всего остального. Правой рукой боец бесцеремонно воткнул пятикубовый советский стеклянный шприц с мутной белёсой жидкостью в то место шеи, где примерно находится сонная артерия и сделал инъекцию. Связанный солдат несколько раз конвульсивно дернулся, захрипел, затем его выгнуло в дугу и всё…. Он просто осел на кровати не живой куклой.
- Это что? Что ты наделал? Что ты ему вколол?! Вскрикнул я. Он же двухсотый! Сидящие на других кроватях с тревогой уставились на нас.
- В отключке он, успокойся. И вы тоже успокойтесь, посмотрел он на солдат. Сейчас вы почти все через это пройдёте, завтра будете как новые. Вполне обычным тоном, даже не много зевнув, ответил мне боец. Только это и отодвинуло панику - его будничная манера разговаривать.
Ну нельзя вот так вот, с лицом обычно уставшего человека убить больше сотни людей. Время шло, то тут, то там выкрикивали номера кубриков, рядов кроватей, в нашем кубрике тоже кричали с интервалом в пять-семь минут, ещё пару раз я был свидетелем подобных сцен. Но что-то от меня ускальзывало, что-то на уровне рефлексов, я не мог понять, что тут не так. А ещё болела голова и мучила жажда.
- Слышь боец, дай попить. Обратился я к солдату, в который раз проходившему мимо меня.
- Терпи. Ответил тот, даже не останавливаясь.
- Вообще то я полковник и могу просто приказать. Ответил я.
- Хуёвник! Срифмовал боец. В жопу засунь себе свои приказы вместе с погонами. Тебе что сказали, нет больше армии, нет больше Рос… Боец запнулся на последнем слове. Но можно было понять, что он хотел сказать: «России». Иммунных по утру считают! Сказал боец, перефразировав известную поговорку и заржал.
К рассвету голова просто разламывалась. Жажда была такая, что губы было больно облизать языком. Выкрики давно закончились. Бойцы Башни дремали, а мне не спалось. Хоть и был дичайший дискомфорт, но я старался не обращать на него внимания и пытался анализировать ситуацию, как вдруг до меня допёрло! То, что ускользало и казалось не правильным! Когда бойцы делали уколы больным, они делали это без обеззараживания, не протирали место укола спиртом! Это грубейшее нарушение, но что ещё хуже, они делали инъекции одним и тем же шприцем, не меняя иглы!!! Мысль ввинтилась штопором в мозг, что это последний укол в их жизни, они всё-таки убивали тех несчастных, которые заурчали… Мысли начали скакать как блохи на бездомной собаке, что тут блядь происходит? А происходила явно нездоровая херня, я это понимал, но принял для себя решение – не пиздеть! Ничего хорошего из моей истерики не вышло бы, а вот получить смертельную инъекцию или хуже того, пулю в макушку – влёгкую. Я так понял, что с потерями они не считались, трупом больше трупом меньше, никто не заплачет.
Буквально сразу после рассвета, бойцы Башни прошлись по кубрикам и освободили адекватных солдат и офицеров, которые не урчали и не пытались укусить ближнего своего. Приказали построиться в холле казармы и рассчитаться по количеству. Нас оказалось всего тридцать два человека из почти двухсот. Перед тем, как освободить служак, старший из группы Башни повышенным голосом, чтоб всем трём кубрикам было слышно, сказал:
