— Ой, всё, некогда мне, давай, пока.
Я отключил вызов и раздражённо бросил трубку на стол. Вот вроде нормальный он мужик, но нудный — сил нет. Вечно по всякой ерунде звонит. И ведь ничего такого не сказал, но нервы взвинтил моментально. Прям талант у него. Не побоюсь этого слова — дар.
С улицы донёсся звук клаксона. Похоже, Колян подъехал. Я выглянул в окно, чтобы убедиться, и заодно махнул ему рукой, мол, вижу. В один большой глоток допил остатки пива, сунул в карман телефон и вставил в рот очередную сигарету. Зачем-то осмотрел сторожку, прежде чем выйти, и, сняв ключи с гвоздя у двери, выбрался на улицу. Однако не успев защёлкнуть замок, вновь вытянул его из проушины и вернулся в помещение. Ключи от отцовского дома не взял.
— Фу, — помахал Колян ладонью перед носом. — Свежий выхлоп?
— Ты только не начинай! — огрызнулся я и захлопнул дверь старенькой «Газели».
— Да я не об этом… Хотел поинтересоваться: почему в одну каску?
— Тебе нельзя, ты журнал, — ухмыльнулся я.
— Чё⁈ Всё уже, белочка в скворечник постучала?
— «За рулём», — продолжая ухмыляться, добавил я. — Никакого у тебя креативного мышления. Поехали, чё стоим-то?
— Куда?
— Не заставляй меня выражаться. Я ж тебе говорил: от отца кое-что забрать нужно.
— А, точно, — кивнул Николай и, включив заднюю передачу, развернул машину. — Ну чё, может, вечером посидим?
— Да я как бы это… в завязку думал.
— Ха-ха-ха, ну да, я заметил… Куда прёшь, блядь! — Колян несколько раз ударил по клаксону. — Нарожают дебилов…
Некоторое время ехали молча, точнее, под тихое бормотание водителя. Однако он быстро проругался и снова завёл пластинку про посидеть.
— Ну чё думаешь?
— По поводу?
— Ну ёпт… по поводу пообщаться.
— Не знаю, не уверен. Позвоню, если что.
— Вот так мы и теряем настоящих друзей.
— У Витька завтра похороны. Тебе, кстати, везти.
— Да мы по дэхе.
— Ага, знаю я твою дэху, опять до утра просидим. Не, давай как-нибудь в следующий раз. Не сегодня точно.
— Ну как знаешь, — буркнул в ответ он.
— Давай только без обид, лады?
— Я, по-твоему, кто? Это у баб чуть что не так сказал — сразу война. У нас, мужиков, всё проще: да — да, нет — нет. Куда там дальше-то, я что-то не помню.
— Вот здесь налево, только не разгоняйся особо.
— Эх, ебать! Вот это колеищу накатали! — выругался Колян. — С дорогами у нас совсем беда, заебался уже с подвесной, хоть с ямы не выезжай. Вчера вон опять задней осью влетел, что-то греметь начало.
— Бывает, — неохотно поддержал я вечное нытьё любого водителя в нашем городке. — Вон тот дом, слева.
— Ёпт… Я туда не заеду… — Колян задумчиво почесал макушку. — Ты бы хоть снег откинул вначале.
— Здесь тормозни, не страшно.
— Да я так всю дорогу перекрою.
— Ладно, вон к соседу пока приткнись.
Колян завернул к следующему двору и заглушил машину. Я выбрался на улицу и прошёл к отцовскому дому. Сразу нахлынули волной воспоминания, делая и без того мрачное настроение ещё хуже.
* * *
— Ну что, наигрался? — строго спросил отец. — Я ведь тебя предупреждал! Знал, что этим всё кончится!
— Бать…
— Чё бать⁈ Ты обо мне хоть на секунду задумался? Представил, каково это — хоронить сына⁈ Бать…
— Я жизни спасаю! — не выдержал и закричал на отца я. — Тебе этого не понять! Это мой выбор, мой, понятно⁈
— Понятно, — нахмурился отец и вышел из палаты.
* * *
Воспоминание промелькнуло всего за мгновение, но осадок после него ещё долго торчал в горле. Я ведь не знал, что он болен, что жить ему оставалось всего ничего. Хотя… в тот день это мало бы что изменило. Ведь я свято верил в то, чем занимался. Священник прав, отец всегда был против моего выбора, не приветствовал то, чем я занимался. Не забывал он и высказывать мне своё недовольство перед каждой командировкой.
Мы часто ругались по данному поводу. Он хотел, чтобы я стоял у станка, как и он, оставляя своё здоровье на заводе за копеечную зарплату. А во мне бурлила энергия, чувство справедливости не давало покоя. Если где-то обижают слабых, там обязательно должен находиться я, дабы объяснить уродам, как нужно жить. И это со мной с раннего детства, с самого детского сада. Затем школа, где я точно так же ввязывался в любую драку, где обижали слабого.
Впрочем, он сам виноват. Он воспитал меня и вложил в голову все эти понятия. Так зачем впоследствии осуждать? Ведь я поступил так, как он меня научил. А теперь вот оказывается…
А что оказывается? Чем он на самом деле занимался? Почему отец Владимир назвал его воином? Сколько помню, отец всегда возвращался домой грязный и усталый, провонявший соляркой. Руки настолько сильно были пропитаны металлической грязью, что с ней даже мыло хозяйственное не справлялось. С чего вдруг он стал воином? Или я чего-то не знаю?
— Охуеть! — раздался позади голос Коляна. — Еле пролез за тобой. Весь двор снегом завалило. Ты чё дом так запустил?
— Я здесь не живу, — спокойно ответил я.
— Ну и дурак, — прокомментировал приятель. — Домик-то крепкий ещё, а без хозяина ветшает, скоро разваливаться начнёт. Ты уж если сам не живёшь, так продай кому.
— Без тебя как-нибудь разберусь, — огрызнулся я, впрочем, без злобы.
— Да я вижу, как ты разбираешься, — ухмыльнулся он. — Живёшь, блин, как этот…
— Вы, блядь, с Валеричем сговорились, что ли⁈
— То есть я не первый тебе об этом говорю и всё равно похер?
— Садись — пять.
— Ты чё взять-то хотел?
— Ящик вон тот.
— Оружейный, что ли?
— Его, — кивнул я.
— И куда ты его собираешься?
— В сторожку перевезти. Нехорошо так, чтоб стволы без присмотра лежали.
— Это, конечно, да, но что-то мне кажется, Валерич это дело не оценит.
— Потерпит, — буркнул я в ответ. — У тебя отвёртка в машине есть?
— Ща посмотрю, — ответил Колян и направился к выходу.
Минут через тридцать мы выволокли ящик на улицу и, завалив его набок, покатили по снегу. Мне всё же пришлось взяться за лопату, чтобы почистить хоть небольшую тропинку. Вышло так себе, снег всю зиму летел сюда с крыши и утрамбовался до состояния льда. В итоге с тропинкой как бы даже не хуже стало.
Стволы и патроны я сложил в спортивную сумку и вынес отдельно, а как только загрузили ящик в кузов с надписью на борту «Ритуал», запер оружие внутри. Затем вернулся в пустой дом, окинул его на прощание взглядом и, заперев все двери, запрыгнул в машину.
— Ну а если серьёзно, почему ты в доме не живёшь? — Колян тут же вывалил на меня уже давно опостылевший вопрос.
— Не могу объяснить, — тем не менее честно ответил я. — Просто не хочу — и всё тут.
— А продать?
— Да жалко как-то, — пожал я плечами. — Заводи, поехали, психолог хе́ров.
* * *
Провозился я до самого вечера. Пришлось устроить капитальную перестановку мебели, чтобы впихнуть оружейный ящик в узкое помещение сторожки. Заодно устроил переборку всего имущества. И теперь у двери меня ожидало четыре пакета с мусором, два из которых — со старой спецовкой и рваными башмаками.
Удивительно, но пока я был занят делом, бухать совершенно не хотелось. А стоило закончить и осмотреть плоды своего труда, как в голове тут же возникла мысль: «Надо бы обмыть». Но вместо этого я закурил и выглянул в окно.
По подоконнику вновь барабанил мелкий, противный дождь. Однако от него были и свои плюсы: снег садился прямо на глазах. От вчерашней наледи за ночь не осталось и следа, по крайней мере, на дороге. Лишь на тротуарах остались чёткие, грязные бугры, превратившиеся в мутный лёд. Но грязных сугробов ещё хватало по обочинам, или как у моего отца во дворе. Где снег всю зиму сходил с крыши, образовав гору едва не выше забора. Теперь, находясь в тени, он будет таять там до самого мая.
Мысли вновь свернули к разговору со священником. Некоторое время я колебался, но любопытство пересилило. Опять же, лучше сходить и отвлечься, иначе желание набухаться вновь победит, а я вроде как собирался завязать.
