Автомобильный транспорт перевели на альтернативные виды топлива.
Взамен убитой фондовой биржи создали небиржевые площадки где инвесторы могли купить акции приглянувшейся им компании, не вспоминая слово «ликвидность», которое в новых условиях потеряло смысл как потеряло его слово «форекс» вслед за смертью всех мировых валют.
Товарные биржи работали как часы, поуменьшилась лишь номеклатура за счёт всякой пены, без которой вполне можно было обойтись.
Суды практически полностью переключились на рассмотрение гражданских дел, потому что уголовные правонарушители как правило не доживали до суда.
Все больницы, как стационарные, так и новые госпиталя, оперативно развёрнутые в самолётных ангарах, из которых выкатили на лётное поле бесполезные в отсутствие авиационного керосина самолёты, были заполнены умирающими от огненной лихорадки людьми. По сути, это были уже не больницы, а хосписы, в которых больные нуждались только уходе и облегчении страданий и умирали не за несколько месяцев, а максимум за десять дней.
Окончательный удар по нефтяной промышленности нанесли внезапно появившиеся, никогда ранее не встречавшиеся и ничем не убиваемые микроорганизмы, которые со страшной скоростью пожирали извлечённую из недр сырую нефть и нефтепродукты, разлагая их на ряд простых соединений, и в том числе весьма высокий процент газообразного водорода.
Несмотря на то что последний являлся идеальным топливом, перестроить в короткий срок всю промышленность и транспорт на его использование оказалось делом абсолютно нереальным, и поэтому все привычные и казавшиеся неотъемлемой частью жизни расточительные излишества, которые общество позволяло себе благодаря дешёвому ископаемому топливу, быстро исчезли.
С исчезновением с карты мира стран — потенциальных противников — потребность в вооружённых силах в их привычном виде практически исчезла. Огненная лихорадка проредила ряды военнослужащих по тем же принципам что и гражданских. Отсутствие ГСМ превратило военную технику в бесполезный утиль. Альтернативного топлива не хватало даже для гражданского транспорта, да и вообще, на спирту и на рапсовом масле много не повоюешь.
Таким образом, в виду потери мобильности боевая мощь армии США упала практически до нуля. Но зато армия оказалась совершенно незаменимой для поддержки гражданской инфраструктуры. Военное положение, объявленное в стране, больше всего коснулось самих военнослужащих.
Военные теперь помогали штатским во всех областях. С присущей им чёткостью они взяли на себя обеспечение деятельности главнейших предприятий непрерывного цикла, координировали работу гражданских секторов экономики, в короткий срок наладили новые логистические цепи и оказывали неоценимую помощь в организации грузоперевозок и складского хозяйства, осуществляли подворные обходы населённых пунктов, выявляя заболевших огненной лихорадкой и отправляли их в госпитали-хосписы, а также вели учёт безвозвратных потерь.
Армейские подразделения занимались также сбором и захоронением трупов погибших от огненной лихорадки, отловом химер, распределением предметов первой необходимости среди населения, поддержанием правопорядка и даже психологической помощью пострадавшим от Пандемии — людям, потерявшим родственников, семьи, друзей.
Захоранивать сотни тысяч тел в земле было невозможно даже для армии, крематориев катастрофически не хватало, поэтому довольно скоро привычные виды похорон пришлось заменить на более практичные массовые погребальные костры с последующим захоронением пепла погибших в братских могилах.
Торжественные молебны в память погибших от огненной лихорадки, повсеместно организуемые военными, распространились по всей стране и быстро стали национальной традицией. Военнослужащие, которых в США всегда очень уважали, стали национальными героями.
Грузы и пассажиров, поток которых сократился как минимум на порядок, стали доставлять железными дорогами и водным транспортом. Вся нация пересела на велосипеды, которые стали служить не для праздного катания, а для деловых поездок — в основном, на работу и по магазинам. В сельском хозяйстве, страдавшем от нехватки ГСМ наравне со всеми, стали широко использовать тягловый скот.
Туристы неожиданно осознали, что вовсе не обязательно лететь за тридевять земель чтобы увидеть новые места. Оказывается, достаточно было отъехать от дома на час на велосипеде, или если повезёт, на автобусе, чтобы вдоволь набраться новых впечатлений.
Люди стали питаться тем что выращивалось непосредственно там где они жили. Заморские цветы и экзотические фрукты, доставляемые самолётами за тридевять земель, отошли в область предания. Отсутствующий кофе заменили районированными сортами чая. Народ приспособился к новой диете как и к необходимости добираться на работу на велосипеде, и пользоваться лестницей вместо лифта — не потому что лифты перестали работать, а потому что, как выяснилось, граждан, которые мало двигались в течение дня, Пандемия тоже не миловала.
Казалось бы, неведомый враг, истребив эксплуататоров, ворюг, надувал, прохиндееев и тунеядцев, и пощадив людей труда, осуществил то, о чём мечтали и Ленин, и Мао, и Че Гевара, никогда не брезговавшие массовыми расстрелами, но странное дело — после смерти магнатов и воротил, а также юрких бессовестных людишек всех мастей, обманывавших и обкрадывавших общество, как-то незаметно захирела и умерла Великая Американская Мечта.
Никто и никогда всерьёз не задумывался о том что люди со вкусом живущие за счёт общества и ничего не дающие взамен, на самом деле дают ему одну из самых важных вещей — они дают ему ни больше ни меньше как этот самый вкус! Они создают коммерческие образцы лучезарного счастья, подсказывают форму и расцветку хрупких крыльев мечты, направляют прихотливый полёт воображения… И вдруг этих людей почти в одночасье не стало.
Спровадив на тот свет аморальных и беспринципных граждан, огненная лихорадка сожгла вместе с ними нерв общества, его жадность к жизни, его напряжённые дни, таинственные вечера, сладкие и болезненные от ненасытного желания романтические ночи, его неразделимый сплав любви и ненависти, боли и страсти, смеха и слёз, неуверенности и наглости, его отчаяние, его надежды, его выстраданный всей жизнью циничный эгоизм и неистребимо порочную лживую искренность.
Если в прошлые времена, до Пандемии, жить было увлекательно и интересно, и размер человеческих желаний ограничивался лишь количеством денег в кошельке, то по её окончании, даже когда страна полностью приспособилась к новой реальности, наладила государственное управление и восстановила самые необходимые сферы экономической деятельности, желания стали самым большим дефицитом.
Повседневная жизнь наладилась, но в неё не вернулось самое главное — мечты, амбиции, жизненные соблазны и простая человеческая зависть, которая в прежние времена была главным двигателем прогресса. Даже само выражение «Keep up with the Joneses» потеряло смысл, потому что все теперь жили примерно одинаково, имея всё необходимое, но ничего лишнего.
Жизнь стала простой, надёжной, предсказуемой, серой и безрадостной как стакан этилового спирта, на котором теперь ездили автомобили. Люди чувствовали себя как маленькие дети в разгар новогоднего праздника, увидевшие как кто-то страшный, сутулый, в сером пальто, тяжело сопя, подошёл к электрощитку и безжалостно выдернул с мясом проводку, погасив сверкающую ёлку и навсегда превратив сказку в унылые будни.
Старая сказка умерла. Новую сказку ещё только предстояло придумать.
Одряхлевшая беспомощная Европа, кишащая обнаглевшими и бесчинствующими мигрантами, коренное население которой давно утратило способность к самозащите и даже к элементарному размножению, сгорела за несколько недель вместе с арабскими странами. Аравийский полуостров и вся Северная Африка полностью обезлюдели. Устоял только Израиль, в котором выжили не только почти все иудеи, но и друзы.
И лишь по Кении продолжали как ни в чём ни бывало бегать дикие масаи, перегоняя скот.
Возбудитель заболевания так и остался неизвестен. К концу первой волны Пандемии, унёсшей треть населения Земли, практически все медицинские и научные организации работали на Пандемию. Из тканей больных выделялись какие-то вирусы, проводились многочисленные исследования, то тут то там мелькали сообщения о кардинальном прорыве в области диагностики и лечения, но на поверку всё это оказывалось пиаровскими приёмами, расчитанными на выбивание фондов.
А потом по всему миру прокатилась вторая волна Пандемии, которая поставила в окончании мировых исследований большую и жирную точку: болезнь собрала свою последнюю и окончательную жатву и прекратилась столь же таинственно как и появилась. Исследовать к тому времени было уже нечего, а главное — и некому. В Соединённых Штатах и в Канаде, где научные кадры в основном уцелели, исследования тоже постепенно свернули после того как учёные исчерпали все возможности и ровным счётом ничего не нашли.
